Северные новеллы

И такое непонятное поведение вожака продолжалось пятый месяц, по сей день. В упряжке был как шелковый, на свободе — сам сатана! Причем смена нрава происходила мгновенно, без какого-либо перехода. И еще одну странную особенность подметили за Бешеным. Он не терпел, ну прямо выходил из себя, если мы ласкали других собак. Стоило мне только подойти к псу и потрепать по загривку — вожак со всех ног наскакивал на нас, сначала злобно кусал, отгонял пса, а затем принимался за человека.

Мы терялись в догадках, пока не пришли к единодушному выводу: Бешеный с патологическими отклонениями: природа-матушка по ошибке наделила его порцией агрессивности и злобы, рассчитанной на десятерых.

В геологических партиях царит сухой закон — и оружие под рукой, и дикая тайга рядом, мало ли что взбредет в голову подвыпившему человеку,— но под Новый год начальник достал наш НЗ — медицинский спирт, которым пользовались для растирания от простуды и обморожения. Пришлось граммов по сто на брата — выпивка чисто символическая для крепких, закаленных на нелегкой работе, продубленных морозом мужчин.

И вот в самый разгар веселья, если позволительно назвать весельем развлечение одичавших без женского догляда бородатых мужиков, дурашливо дерущих глотку под трехрядку, кто-то из буровиков приоткрыл дверь. Делали мы это довольно часто, чтобы проветрить горницу от табачного дыма и жара, исходившего от раскаленной докрасна «буржуйки». Через минуту- другую, когда спертый сизый воздух становился свежим и прозрачным, дверь закрывали.

В барак ворвался Бешеный. Мы замерли от неожиданности. До этой минуты вожак разбойничал на улице и никогда не входил в человеческое жилище. Он с ненавистью, именно с ненавистью, втянул расширенными ноздрями воздух и без предупредительного лая и рычания хватил клыками одного, другого... Начальник геопартии запустил в четвероногого гангстера чайником с крутым кипятком, причем ошпарил себе руку. Бешеный ухитрился увильнуть и от чайника, и от летевших брызг и проскользнул в приоткрытую дверь.

Кровоточащие раны смазали йодом, перевязали. Решили миром: утром пристрелить вожака. Горбатого могила исправит; Бешеного излечит только пуля — она давненько его ищет.

Проснувшись, немного остыли. Начальник геопартии предложил применить к Бешеному крайнее средство: переломить сатанинский нрав пса побоями. Однажды на Чукотке я был свидетелем подобной экзекуции. Бичом лечили злобную ездовую собаку, которая насмерть загрызла две дюжины своих соплеменниц и покусала погонщика. И что же? Вылечили. Точнее, переломили. Она четко поняла, что кусать людей и загрызать насмерть себе подобных возбраняется. Нет, вовсе это не жестокость. Жестокость — когда отвозят на живодерню старого и больного пса, годами служившего верой и правдой своим хозяевам. А здесь вовсе не жестокость. Необходимость.

Роль экзекутора выполнял начальник геопартии. Будто бы собираясь запрягать собак, он подошел к нарте. Бешеный, само послушание, подбежал к человеку. Вместо упряжи тот пристегнул вожаку ошейник с длинным поводком, привязал конец к стволу ближайшей лиственницы.

Наш начальник был здоровенным мужиком. Бич в его руке с посвистом вспарывал воздух, удары сыпались один за другим. Зрелище было тягостное...

Помнится, получив двенадцать — пятнадцать ударов, тот агрессивный пес с Чукотки вдруг лег на землю, жалобно поскуливая и часто-часто виляя хвостом, на брюхе пополз к человеку. Этой позой, этими жестами собака выразила полное подчинение. Рано или поздно так поступит всякий пес, злобный нрав которого люди решили переломить побоями.

Но Бешеный и не думал подчиняться. Он метался на привязи, стоя на задних лапах, весь подавшись вперед, лязгал клыками.

Начальник геопартии отбросил бич, сдвинул на затылок ушанку.

— Бесполезно, ребята,— сказал он.— Это не собака. Это выродок.

Мы запрягли наших трудяг, пора было на смену. Место вожака занял Буран.

Собаки, словно сговорившись, отказались работать! Они легли на снег, и ни удары бича, ни пинки не могли их сдвинуть с места. Все смотрели на Бешеного, своего законного вожака, силой и кровью завоевавшего это звание. А тот, натянув поводок, смотрел на них.

Начальник геопартии распряг Бурана. Затем обошел Бешеного с тыла, не решаясь снять с него ошейник, острым охотничьим ножом обрезал поводок. Несколько длинных прыжков — и вожак встал во главе упряжки. Его запрягал наш начальник. И пес при этом стоял как ни в чем не бывало.

...В середине января мимо нашей хижины проезжал санно-тракторный поезд — буровики другой экспедиции. Они зашли к нам согреться чайком. Разговорились. Выяснилось, что они едут за триста километров, к границе с Чукоткой,— там им предстоит пробурить две скважины. Собачья упряжка им без надобности: жилье будет находиться рядом с буровой, а керн они отвезут на тракторе, когда поедут обратно.

Прислушиваясь к лаю собак за бревенчатой стеною барака, начальник приезжих с горечью сказал:

— Везли пса. Под гусеницу трактора угодил, погиб, бедняга. Уж и не знаем, как в тайге без собаки...

— В чем дело, дружище! Выбирай любую,— перебил наш начальник. Бери, бери,— настойчиво повторил он, когда тот начал отказываться.— У нас их навалом. Обойдемся.

— Огромное спасибо! Выручили, ребята, прямо выручили...

Когда гости, отдохнув, вышли на мороз, у меня мелькнула подленькая мыслишка: сбагрить Бешеного! Но этот мерзавец, как нарочно, начал бросаться на приезжих. Я с трудом отогнал его ударами бича.

— Конечно, вон тот,— начальник приезжих кивнул на Бешеного,— самый-самый... Но у нас совести не хватит просить...

— На Кавказе среди горцев знаешь какой обычай, старина? — поспешно, но издалека начал я.— Если гость что-то похвалит, хозяин дарит это гостю. Так что бери. Дарим, хотя и от сердца отрываем. Правда...— Я помялся.— Характерец у этого подарочка... ну, не очень, скажем, покладистый.

— Интересно, а где такой обычай: подкладывать гостям свинью?— строго спросил меня наш начальник.

И он рассказал о Бешеном все, понося его самыми последними словами. Но странно, это вовсе не смутило начальника приезжих, скорее, наоборот.

— Не обижайтесь, друзья, но вы просто не сумели найти нужного ключика к псу. А я найду, уверен. С детства дело с собаками имею, кучу книг по кинологии прочел. По науке с ним обращаться буду,— заверил нас начальник приезжих.

Словом, гости увезли Бешеного. Вожака дружно ловили миром, но он не давался. Наконец пленили крепкой капроновой сетью, связали лапы, челюсти стянули кожаным ремешком. Взбрыкивающего, сдавленно скулящего Бешеного занесли в дощатую времянку — домик с печкой-«буржуйкой», установленный на тракторных санях. Гости хотели заплатить за собаку, но мы наотрез отказались, а я добавил, что мы готовы сами заплатить им любые деньги, чтобы навсегда избавиться от этого человеконенавистника.

Когда санно-тракторный поезд исчез за поворотом реки, один из буровиков просветленным лицом посмотрел на восток, перекрестился и отбил земной поклон.

— Слава тебе, господи! — с чувством сказал он.— Услышал, услышал, родимый, мои молитвы...

Радость наша, однако, была преждевременной. Буквально через полчаса мы готовы были бежать за санно- тракторным поездом, чтобы вернуть нашего вожака.

Дело в том, что запряженные собаки грызлись между собою и отказывались тянуть нарту. Возможно, не потому, что упряжку теперь не возглавлял Бешеный,— псы видели, как его поймали, связали и увезли, и, стало быть, сделали для себя надлежащие выводы,— а оттого, что не признавали вожаком Бурана. Тот ничем не проявил, не утвердил себя перед сворой. За что, собственно, ему такая привилегия? Опасаясь за жизнь Бурана, мы запрягли вожаком Персика. Бесполезно. Та же реакция. Персик, по мнению собак, да и людей тоже, был не лучше остальных. Когда во главе упряжки поставили Мань- ку, псы чуть было не разорвали ее. Здесь их, конечно, можно было понять!

Мы вконец измучились с нашими упрямцами, и не столько они нас возили, сколько мы их тащили с нартой. Когда самый сильный и бойкий пес утвердит себя в роли вожака, все встанет на свое место. Но когда именно наступит этот момент? Через день? Через три дня? Через неделю?..