Страница 7 из 10
Чарльз Хортон, который обследовал лавку Марра, служил не Шэдуэллу. Он принадлежал к другой, даже более новой организации, чем полицейский суд Шэдуэлла. Полиция Темзы, имеющая участок на Нью-Вапинг-стеарз, обрела свой статус в 1800 году. Ее задачей стала охрана ценных грузов на судах, стоящих на якоре в районе Пула. И хотя она имела право нанимать пять «сухопутных констеблей» и более сорока речных служащих, ее деятельность, как правило, ограничивалась операциями на Темзе. Однако Джон Хэрриот, занимавший пост начальника речной полиции с момента ее образования, оказался человеком неординарным. Чтобы понять его роль в расследовании преступления, необходимо обратиться к истории его жизни.
Еще мальчишкой Хэрриот пошел на флот, плавал в Вест-Индию. Попал в кораблекрушение в Средиземном море, затем служил под началом адмирала Джорджа Покока, участвовал в захвате Гаваны, потом Ньюфаундленда. Когда наступил мир, Хэрриот записался в торговый флот первым помощником, некоторое время жил у американских индейцев, затем внезапно снова появился на Востоке в качестве военного, где выполнял функции капеллана и помощника судьи-адвоката[6]. Он был послан усмирять непокорного раджу, получил мушкетную пулю в ногу, отплыл на Суматру, побывал на мысе Доброй Надежды. Занимался виноторговлей, после чего стал фермером, обосновавшись в Эссексе, где его сделали магистратом. В 1790 году ферма сгорела во время пожара и Хэрриот переехал в Соединенные Штаты, но через пять лет вернулся в Англию и в 1798 году помогал Патрику Колхауну организовать речную полицию со штаб-квартирой в Вапинге. С самого ее основания он оставался ответственным за нее магистратом. В 1811 году ему исполнилось шестьдесят шесть лет. Колоритнейшая фигура, смелый, хитроумный старый пират, из отцов-основателей первой Британской империи, он как будто сошел со страниц произведений Роберта Луиса Стивенсона.
Но мемуары Хэрриота свидетельствуют о том, что он был не просто пиратом. Этот человек отличался удивительной энергией и разносторонностью. Ничто не казалось чуждым его открытому, пытливому уму. Теолог-любитель, он никогда не отказывался порассуждать в печати о существовании Бога и силе евхаристии. Обладал известным даром в инженерном искусстве, хотя некоторые из его изобретений отличались скорее оригинальностью, чем практичностью. Гуманист, он одним из первых разоблачал пороки частных сумасшедших домов. Обладая философским складом ума, проводив в холодную могилу бренные останки двух жен, отца и нескольких детей и размышляя о смерти, «достиг неизъяснимого духовного умиротворения и, уладив дела земные, готовился к собственному упокоению». Еще он был практичным моралистом, и его совет сыновьям, собравшимся в Ист-Индию в пору, «когда чувства бурлят, а теплый климат только усиливает желание наслаждений», заслуживает лучшей судьбы, чем быть похороненным на страницах редкого издания «Борьба в жизни».
Такова была организация полицейской охраны Лондона в 1811 году. Из миллионного населения столицы примерно 120 тысяч человек проживали в Сити. Только там имелась разумная система управления и выделялись средства на действительно эффективные ночные дежурства. Остальная часть города, находившаяся за пределами Сити, была поделена на пятьдесят отдельных приходов, представлявших маленькие независимые государства, которыми опосредствованно правили общий король и парламент. Приходы имели собственные органы власти – советы, включавшие в себя церковных старост и приходских доверенных и попечителей. Они насчитывали в общей сложности три тысячи констеблей и ночных сторожей. На их территории находились семь недавно учрежденных полицейских судов, не располагавших властью над приходским управлением. В каждом имелись должности трех магистратов и восьми полицейских – они также представляли собой независимые органы. Ниже по течению располагался участок речной полиции Темзы, в чью функцию вменялось защищать судоходство. И наконец, primus inter pares[7] – главный уголовный полицейский суд на Боу-стрит, где работали также три магистрата и corps d’elite[8] из шестидесяти сыщиков, чьей задачей, как правило, было патрулирование главных путей в Лондон. При такой организации – или, вернее, полном ее отсутствии – не хватало общего руководства, никто ни перед кем ни за что не отвечал. В отношениях царили враждебность и зависть, и почиталось достойным ни с кем не делиться информацией[9]. Министр внутренних дел мог бы еще в случае крайней необходимости призвать на помощь Боу-стрит или речную полицию, но в других ситуациях взаимодействие было немыслимо.
Когда почти через восемьдесят лет немного севернее от Рэтклифф-хайуэй совершал свои ночные злодеяния Джек Потрошитель, его не сумели поймать собранные со всего Лондона 14 тысяч городских полицейских. А в 1811 году убийцам семейства Марра противостояли: один ночной церковный сторож, главный констебль, констебль, тридцать пять пожилых ночных сторожей и двадцать четыре патрульных, нанятых советом прихода Святого Георгия на Востоке. Еще три магистрата полицейского суда Шэдуэлла с восемью полицейскими и любознательный престарелый искатель приключений Хэрриот с силами речной полиции и пятью «сухопутными констеблями».
Следующий шаг после Хэрриота предпринял приходской совет и действовал единственным доступным ему способом. Грамотное следствие основывается на информации, а информацию необходимо оплачивать. Это старинная, много раз доказанная формула, и единственный вопрос – сколько предложить. Ни на пенни больше, чем необходимо, поскольку приход Святого Георгия на Востоке был таким же бедным, как все остальные в Лондоне. Однако чудовищность преступления и опасность, что оно так и будет витать над приходом, пока не найдены убийцы, указывали, что нужно предложить существенную сумму. Осмотрев тела, взволнованные церковные старосты, приходские доверенные и попечители собрались в помещении ризницы на срочное совещание. Причетник Джон Клемент предложил текст объявления, который немедленно направили печатнику с Рэтклифф-хайуэй Скирвену. Тот, не мешкая, запустил печатный станок, и в тот же день оттиск прикрепили к церковным дверям и дверям других церквей и общественных зданий в округе.
Беднягу Джеймса Гоуэна упомянули в числе жертв в последнюю очередь. Он прожил короткую жизнь, наполненную больше трудом, чем удовольствиями, и умер в ужасных муках. Когда же дошло до публикации объявления с обещанием вознаграждения, никто не вспомнил его настоящей фамилии. Но нашелся человек, который его не забыл. Через неделю в министерство внутренних дел пришло письмо без подписи от дальнего родственника жестоко убитого несчастного ученика, который указывал, что мальчика звали не Джеймс Биггс, а Джеймс Гоуэн. «Так ли?» – написал на письме недоверчивый чиновник. Но дело могло представлять интерес, и не исключено, что им следовало впоследствии заняться. И он добавил: «Переговорить с мистером Кэппером».
Тем временем магистраты Шэдуэлла собрались в помещении полицейского суда на Шэдуэлл-Хай-стрит. Однако что они могли поделать? Только ждать: магистраты рассчитывали, что объявленная приходским советом награда в пятьдесят фунтов за информацию о преступниках вскоре принесет результаты. Более того, им стало известно, что человек Хэрриота Хортон нашел испачканный кровью молот. Поэтому магистраты послали письмо в участок речной полиции Темзы, приглашая Хэрриота присутствовать при допросе Маргарет Джуэлл, Джона Маррея и Джорджа Олни.
Таким образом, воскресным утром делом об убийстве семейства Марра занимались три разные органа власти: приходской совет, посуливший награду, полицейский суд, где Кэппер со своими коллегами-магистратами ждал, когда в ответ на объявление поступит информация о преступниках, и Хэрриот из речной полиции Темзы. В течение последующих дней, когда новость об убийстве распространилась по округе, запутанная ситуация только усложнилась. По всему Лондону хватали подозрительных типов и вели в остальные шесть судов, а также на Боу-стрит. Каждый орган работал самостоятельно и направлял сообщения в Шэдуэлл лишь в том случае, если считал необходимым.
6
Должностное лицо в военном трибунале.
7
Первый среди равных (лат.).
8
Элитный корпус (фр.).
9
В ответ на парламентский запрос (в 1816 г.), состоит ли он в постоянной переписке с другими судами, магистрат Джон Гиффорд из расположенного на Уоршип-стрит суда категорично ответил: «Разумеется, нет. Полицейские суды берегут информацию и не намерены сообщать другим сведения, благодаря которым могут первыми обнаружить преступника». (Настоящая фамилия Гиффорда – Грин. Двадцати трех лет он промотал большое состояние, бежал во Францию и изменил фамилию. Возвратился, чтобы издавать политические и литературные журналы, и после того как написал шеститомную историю политической карьеры Уильяма Питта-младшего, получил в награду место магистрата.) – Примеч. авт.