Разумная жизнь

— Он был смелый. Держу пари, что он как следует досадил немцам, расстрелявшим его. — Сейчас Флора ничего не соображала. — Ты помнишь, как он пришел и сказал нам, что кончился дождь? А на следующий день был пикник.

— Да. — И он танцевал с ней вальс на песке.

— Мы счастливы, что знали его, — сказал Космо.

Они сидели в уюте такси, Космо обнимал ее, и она была как в коконе тумана, машина пыхтела, медленно продвигаясь вперед.

— Туман цвета хаки, — сказала она, продолжая плакать, — а не горохового…

— Я не мог плакать, когда умер мой отец.

— Не может быть! Я не видела в „Таймс“. О, Космо, когда?

— Шесть месяцев назад. Сердечный приступ.

— Он был такой смешной на пикнике со своей фляжкой и добрый. Он угостил меня ленчем в „Куаглиносе“. Я никогда раньше не была в таком ресторане, как тот. А потом покупали подарки твоей матери в „Фортнуме“ и во „Флорисе“. Я случайно столкнулась с ним на улице.

— Моя мать думала, что хуже…

— Да? Нет, нет. О! — Флора засмеялась. — О Боже, с твоим отцом? — Космо заметил, что она перестала плакать и уже смеется.

— Смешались все чувства. Ты рада меня видеть? Ты понимаешь, что я плакал от радости?

— Мне очень приятно, и расскажи мне еще о твоем отце. Приступ случился от ярости?

— Нет-нет. В нашем доме временно была школа для девочек. Мать и отец переехали в квартиру над конюшней. Отец был слишком старый для армии, но он старался помогать — ну, гражданская оборона, противовоздушная оборона, сельское хозяйство — все местного уровня. К нему постоянно приходили люди. Мать была расстроена тем, как он умер. Здоровье, конечно, было расшатано. Эти смешные старики были влюблены друг в друга. Да, но именно то, как он умер, мать расстроило. — Космо помолчал.

— А как он умер? — Робкая маленькая девочка не задала бы такого вопроса. Космо изучающе смотрел на взрослое лицо Флоры. Глаза были те же, а щеки слегка ввалились, рот стал более чувственным. Где она была все эти десять лет? Что делала, с кем? — Расскажи мне, — попросила она.

— Я думаю, он выпил рюмочку-другую, я…

— Ну дальше.

— Директриса пришла к нему с какой-то жалобой. Отец подшучивал над ней, а она была немного туповата. А он дошел до той стадии, когда принимался за свои анекдоты. Ты, наверное, не помнишь…

— Помню.

— Очевидно, он начал рассказывать свой любимый…

— Красавица на балу у короля Египта?

— Ты помнишь? О Боже. Дама совсем не развеселилась, когда отец закончил его: „Так далее и тому подобное“. Он, рассказывала мама, посмотрел на директрису и сказал:

— Она ведь не поняла, правда, Милли? Она же плоская, как доска, не такая, как ты, дорогая. — Он подул в свои усы, как обычно, слегка закашлялся и умер.

— Но это же прекрасная смерть — с шуткой на устах.

— Мать думает, что это недостойно.

Отражение Космо в стекле перегородки заплакало. Флора надеялась, что водитель не выберет именно этот момент, чтобы опустить стекло, обернуться и сделать какое-нибудь колкое замечание. Шум улицы изменился, они поехали быстрее. Флора подумала, что деревья уже проступают из тумана. Должно быть, Гайд-парк. В последний раз она тоже видела отражение Космо, оно было пьяным и у него не текли слезы из носа в рот.

Он нашарил носовой платок, высморкался и сказал:

— Ну вот, уже лучше. Спасибо.

— А что это за форма на тебе? Ты куда собираешься?

— Королевские воздушные силы, как видишь. Я собираюсь в Северную Африку.

— Воевать?

— Нет. Разведка, как это называется. Я слишком стар, чтобы воевать, А считали превосходным пулеметчиком.

— Тогда тебе повезло, что ты жив, — сказала Флора. („Слава Богу, что я этого не знала“.)

— Да, думаю, да.

— А Бланко-Хьюберт?

— В Морском флоте. Он теперь приписан к „Свободной Франции“ и служит адъютантом у одного вздорного адмирала.

— А Мэбс и Таши?

— Они живут в одном доме в Уилтшире с подругой, у которой дети такого же возраста, как у них. Они трудятся, организуют группы итальянских военнопленных для работы в саду.

— А Нигел и Генри?

— Один в казначействе, другой в министерстве информации.

— А Джойс? — Она выглянула в туман, вспоминая Джойс.

— Джойс в Лондоне. Она любит налеты, не пропускает ни одного. Она очень популярна среди наших союзников янки, вообще среди всех наших союзников. Как ты помнишь, она полна энергии и получает максимум удовольствия от всего, что делает.

— Я не знала, — резко ответила Флора.

— Ну, может, и не знала. — Космо слегка удивился. — Ее старший брат убит в Дьеппе.

— Ненавижу. Эта война отвратительна. Я ничего не хочу иметь с ней общего, — агрессивно сказала Флора.

— И тебе это удается? — уколол ее Космо. — Тебя что, не призывали?

— Я в „Земледельческой армии“[7]. Это меньшее из зол.

— Значит, ты косишь и сушишь сено, общаешься с коровами. — Он говорил, как она заметила, насмешливо.

— И со свиньями и с гусями! — заорала Флора. — Да!

— Уже почти приехали, — сообщил шофер, опуская перегородку. — Уже Сассекс-Гарденз.

Космо взглянул на часы.

— Я вовремя попаду на поезд. Но не думай, — сказал он Флоре, — что ты видишь меня в последний раз. Я возьму тебя с собой до аэродрома. Ты еще не рассказала мне, почему убежала из Пенгапаха и где была с тех пор. Ты должна это сделать в поезде.

— А почему это я должна? — спросила Флора.

— Должна.

— Я тебе ничего не должна. Ты такой воинственный, всегда довольный собой. Ты ничуть не изменился за эти десять лет! — воскликнула Флора. Она чувствовала, как в ней снова поднимается гнев, охвативший ее, когда она стояла над ними, пьяными, перед камином в Пенгапахе. — Бьюсь об заклад, ты вырос таким же надменным, как Хьюберт! — кричала она. — И таким же эгоистичным, как он, как…

Такси остановилось. Носильщик открыл дверь, взял чемодан Флоры.

— Какой поезд, сэр? — обратился он к Космо.

— Я сама его понесу, — Флора потянулась к чемодану.

— Нет, — Космо схватил ее за запястье. — Стой спокойно, дорогая. Сколько я вам должен? — спросил он водителя. — Все мои вещи в камере хранения, — сообщил он носильщику, шаря рукой в кармане в поисках мелочи. — Нам нужен поезд на Корниш, одиннадцатичасовой.

— Платформа номер один, — отчеканил носильщик. — Сегодня полно народу.

— Всегда полно, — сказал Космо. — Стой спокойно, — велел он Флоре.

— Пусти меня, — и Флора пнула его по голени.

— Не пущу, — отозвался Космо, протягивая деньги водителю. — Спасибо вам большое. Ох, — взвыл он, когда Флора укусила его за руку. — Сука.

— Что за парочка влюбленных пташек, — захихикал водитель. — Вам должно быть стыдно, — он посмотрел на Флору. — Он едет на войну, может погибнуть и вспомнить ваши последние слова перед смертью, — сказал он, скрываясь под защитой тумана.

— Ой, да заткнитесь, — бросила Флора. — Пожалуйста, отдайте мой чемодан, — обратилась она к носильщику.

Космо все еще держал ее за руку.

— Дорогая, ну пожалуйста…

— Хорошо. Но отпусти меня. Мне больно. — Она не добавила, что ей надо на этот же поезд. У нее есть обратный билет, он в сумке.

Космо снова поглядел на часы.

— У нас как раз хватает времени, чтобы найти пункт первой помощи и сделать что-то с твоими коленями, — сказал Космо, — и моей рукой. Ты прокусила до крови.

— Извини, — но Флора вовсе не казалась виноватой.

ГЛАВА 49

Прижатая в угол в переполненном вагоне, Флора была в дурном настроении, раздраженная из-за того, что позволила себе стать обязанной Космо, который, путешествуя в первом классе, настоял, чтобы заплатить разницу между ее билетом третьего класса и первым.

Вагон был полон офицеров, отравивших атмосферу табаком, и от этого ей было еще хуже.

— Может, откроем окно? — предложила она к явному ужасу француза напротив.

— А туман? — запротестовал он и обиженно засопел.

7

Женская организация, члены которой работали на фермах во время Второй мировой войны.