Разумная жизнь

— Да.

— О! — И потом: — Действительно? И ты должна? — закричали все наперебой.

— Когда мне будет семнадцать, — бесстрастно ответила Флора, — мне пошлют деньги, чтобы я собиралась.

— Мы тебе поможем выбрать наряды, — прервала Таши.

Флора продолжала:

— И билет до Бомбея, где меня встретит посыльный отца и отвезет к родителям.

— А потом? — нахмурившись спросил Космо.

— А потом она встретит всех этих парней, которые горят желанием жениться, я слышал, их там тучи, — сообщил Хьюберт.

— А откуда ты все так хорошо знаешь?

— Мой отчим был строителем в Сингапуре от Империи. Там то же самое.

— И тебе он не нравится, — сказала Мэбс.

— Но и Флоре не нравятся ее родители.

— Да, — сказала Флора. От ее тихого голоса вдруг все замолчали, и в наступившей тишине было слышно, как вздыхает Таши: „Жаль, что все эти наряды…“ Хьюберт, который поддразнивал, теперь пришел на помощь, разрядил обстановку.

— Спасем Флору от утробы владычества. Флора должна найти работу, и ей не надо будет ехать в Индию.

— Мы, девушки, воспитаны так, чтобы не работать, — сказала Таши. — Нас готовят к замужеству.

— Так принято, — согласился Космо.

— Свершится революция, и она заставит оба пола работать, а институт брака отпадет, — заявил Хьюберт.

— О Бланко, ты уже несколько недель не вспоминал про революцию, — засмеялся Космо.

— Под крышей твоего дома я щажу чувства твоего папа.

— Не заметно…

— Твоя революция не успеет спасти Флору, не поспеет вовремя, — сказала Мэбс.

— Ну, она пока может поработать горничной, расчихивать пыль, — и Хьюберт пристально поглядел на Флору. — Ну, стать служанкой.

— Свинья, — сказала Флора, пожалев, что она тогда не чихнула еще сильнее. — Настоящая свинья.

Как раз в этот момент в комнату вошла Милли Лей.

— Ну, мои дорогие! Вас тут столько сидит с закрытыми окнами. Такой прекрасный день! Почему бы не пойти на улицу и не размяться? — Она перешагнула через сидевших на полу молодых людей, едва не поскользнулась на блестящих обложках „Вог“, и, восстановив равновесие, открыла окно. — Ну вот!

— Как мне жаль представителей высшего класса за их маниакальную страсть к свежему воздуху! — пробормотал Хьюберт, вытягивая ноги.

— Пошли, посмотрим вечернюю зарю на реке, — сказал Космо, — увидимся позже, девочки.

— Я уверена, что Нигел и Генри с удовольствием бы поиграли в теннис, — сказала Милли, поглядев вопросительным ясным взором, и вышла из комнаты.

— Мы прямо как будто в Индии! — воскликнула Мэбс.

Таши искоса взглянула на нее.

— Ну давай, давай попытаемся.

— Вы обе идите… Я лучше погуляю с собаками, — и Мэбс вышла.

Флора лежала ночью без сна, а когда задремала под утро, Мэбс ее разбудила.

— Поедешь со мной на лошадях? Не могу спать.

Они, крадучись, выбрались из спящего дома, поймали и оседлали лошадей и поскакали к высокому вереску, росшему вдоль римской стены. Флора прислушивалась к звону уздечки, поскрипыванию кожи, стуку конских копыт, карканью черного ворона в долине. Когда встало солнце и ветер, гладивший желтые травы, утих, они осадили коней, пустили их щипать траву, а сами сели полюбоваться прекрасным видом.

— Однажды в такое же утро, — заговорила Мэбс, — я приехала сюда с Феликсом. Он прекрасен верхом. Ему понравился вид с этого места. Он сказал, что вид замечательный, нет, кажется, он даже сказал — исторический. Но потом, что Голландия ему нравится больше: там плоско, там — равнины. Он был ужасно любезен. Мать почувствовала облегчение, когда он уехал, даже обрадовалась, но я лучше тебе все же скажу. Жизнь в Коппермолте — это не только любовь, доброта, обожание и щедрость. — Мэбс подхватила уздечку, конь тут же напряг голову. — Ну что ж, давай галопом вверх!

Наблюдая, как она удаляется, Флора почувствовала ярость. Как может Мэбс, у которой и так все есть, притязать еще и на Феликса? Она, Флора, владела им в своих мыслях, и она хотела выйти за него замуж. Задыхаясь от гнева, Флора пустила коня галопом, и тому как будто передалась ее ярость, он вскинул голову, выгнул спину и сделал несколько скачков. Флора усидела в первые два, но на третий свалилась. Конь, освободившись, несся к Мэбс, которая уже была на холме, она подхватила болтающуюся звенящую узду.

— Почему ты отпустила его? Чем так растревожила? Он тихий как мышка! — закричала Мэбс. — Ты не ушиблась?

— Нет. Нет, — ответила Флора.

Мэбс подвела к ней коня. Флора забралась в седло.

— Он ведь послушный, — озадаченно сказала Мэбс.

— Я тоже послушная девочка, — и Флора потрепала коня по шее.

— Ой, не смеши меня, — сказала Мэбс. — Мы все подозреваем, что ты — спящий вулкан.

Флора улыбнулась.

— Я приземлилась на мягкое место и испачкала твои брюки о траву. („Она так добра, она дала мне даже костюм для верховой езды, и из-за этого я еще больше ревную“.) — Они отстираются?

— Конечно.

И девушки стали спускаться с холма.

— А Феликс тоже ездил на этом коне?

— Да. Но он с него не падал.

„Итак, он ехал верхом на этом коне, в этом седле“.

— Ты хотела выйти за него замуж?

Мэбс смотрела прямо перед собой.

— Да, хотела. Ты была слишком маленькая, когда мы все встретились во Франции, и ты не могла заметить, что Таши и я обожали его. Мы делали все, чтобы он обратил на нас внимание. — („Эти глупые шляпки!“) — Потом, позже, когда он приехал в Англию, раза два он меня куда-то выводил. Он был дружен с Космо. А потом Таши встретила Генри, влюбилась и забыла о нем, я встретила Нигела, он влюбился в меня. Я все еще обожала Феликса, но я знала, я понимала — что и ты поймешь, когда вырастешь, — что с ним нет будущего, мои родители этого и не хотели, так что я помолвилась с Нигелом. Вот как все вышло.

— Понятно, — сказала Флора, даже не напоминая себе о том, что все эти годы лежала в воображаемых объятиях Феликса. А также Космо и Хьюберта, конечно. Никогда, даже через миллион лет, она не смогла бы рассказать про это Мэбс. Ревность и ярость улеглись, Флора погладила шею коня. И тот расслабился между ее коленями. — А теперь ты довольна? — спросила она.

— Я — в общем да. Родителям лучше знать.

„Родителям? А что родители знают о любви?“

— Так значит, ты счастлива? — спросила она.

— Ну, пожалуй. — Мэбс ответила неопределенно. — Давай-ка лучше поедем рысью, или мы опоздаем на завтрак. — А потом добавила: — Дело в том, что мы оба — Нигел и я — любим холмистую страну. И это нас объединяет.

Флора подумала: что ее объединяет с Мэбс, так это то, что ее тоже отверг Феликс.

ГЛАВА 26

Ангус любил навещать жену после завтрака. Она, подоткнув под себя подушки и зажав поднос с едой между колен, с белой шалью на плечах, в атласной ночной рубашке, обнажающей округлости груди, которая в ее возрасте — дамы средних лет — стала налитой, нацепив очки на блестящий нос, одной рукой держала чашку кофе, а другой — газету „Таймс“; это зрелище наполняло его любовью и гордостью. Она поднимет на него глаза, когда он войдет, и скажет, как если бы он ушел не час назад из ее кровати:

— Как дела? Хорошо позавтракал?

И он, распушив усы, наклонится к ней, поцелует и скажет:

— Ах, как хорошо, очень хорошо, — прикладываясь к каждой гладкой щечке по очереди, вдыхая женский запах, прежде чем сесть в кресло у кровати, обшитое мебельным ситцем, и прорычать: — А Как Бутси?

Бутси — почти терьер, с подозрительно-вспыльчивым характером, преданный только Милли, укладывается жестким клубком у ног Милли, рычит сквозь сжатые зубы, пока она, улыбаясь мужу, не спросит:

— Какие новости и какие планы на сегодня?

— Возьму Нигела и Генри пострелять. Посмотрю, что мы сможем принести на обед.

— А Космо с Хьюбертом?

— Они не слишком увлекаются стрельбой. Они рыбачат. Может быть, нежелание стрелять связано с политическими взглядами Хьюберта? Он пацифист. Он говорит, что Оксфорд буквально кишит левыми. И я полагаю, он один из них.