Страница 9 из 17
ТОМ: Обсуждали и обсуждали…
ЛИНДА (заходя в еще более опасные воды): И потом, сколько сейчас стоит пачка сигарет? Четыре пятьдесят? Пять долларов?
ТОМ: Господи, да я пачку курю неделю!
ЛИНДА (штурмуя его оборонительные сооружения арифметикой-громкой танковой атакой): По пять долларов за пачку выходит более двадцати долларов в месяц. И это все идет из моей зарплаты, потому что, кроме меня…
ТОМ: Ну, начинается.
ЛИНДА: …в нашей семье сейчас никто не зарабатывает.
ТОМ: Сколько можно твердить о том же? Можно подумать, я специально под машину лег, чтобы ничего не делать.
ЛИНДА (после долгой паузы): У нас вино осталось? Я бы выпила полстакана.
ПИТ (в сторону): Скажи, что осталось, скажи, что осталось, папа.
ТОМ: Закончилось. Может, ты хочешь, чтобы я сходил в «Зоне» и взял еще одну бутылку? Ну, тогда тебе придется выдать мне заранее мои карманные деньги.
ЛИНДА (еще не плача, но уже дрожащим голосом): Ты ведешь себя, будто я виновата в том, что с тобой это случилось.
ТОМ (кричит): Никто не виноват, и это меня бесит! Ты что, не поняла? Они даже не поймали того, кто это сделал!
На этом месте Пит решил, что с него достаточно. Это был глупый спектакль. Может, они этого не видели, но он видел. Он закрыл учебник по литературе. Прочитает то, что задали (что-то чувака по имени Джон Ротстайн), ночью. А сейчас ему нужно выйти и подышать воздухом, не наполненным спором.
ЛИНДА (тише): Хорошо, что хоть жив остался.
ТОМ (уже как в настоящей мыльной опере): Иногда я думаю , что лучше бы я умер. Посмотри на меня. Сижу на окси, и все равно корчусь от боли, потому что он больше не помогает, если только не принять лошадиную дозу. Живу на зарплату жены… Которая на тысячу меньше, чем было раньше, за что спасибо этом сборище этих дрянных…
ЛИНДА: Том! Следи за языком.
ТОМ: Дом? Нет дома. Инвалидное кресло с мотором? Нет инвалидного кресла. Сбережения? Почти закончились. А теперь я даже не могу себе позволить, чтоб ему, сигарету!
ЛИНДА: Если ты считаешь, что это нытье решит все проблемы, то пожалуйста, только…
ТОМ (уже ревя): Ты называешь это скулением? Я называю это реальностью! Может, мне спустить штаны, показали ты, что у меня осталось от ног?
Пит босиком побежал вниз. Гостиная находилась сразу внизу, под лестницей, но они не увидели его. Они смотрели друг на друга, разыгрывая трагическую пьесу, которую никто даже бесплатно не стал бы смотреть. Отец на костылях, глаза красные, щеки колючие; мать держит сумочку перед грудью, как щит, и кусает губы. Это было ужасно. И что хуже? Он любил их обоих.
Отец не стал припоминать Чрезвычайный фонд, основанный через месяц после массового убийства возле Городского Центра единственной оставшейся в городе, газетой совместно с тремя местными телеканалами. Брайан Уильямс даже сделал сюжет об этом в «Ночных новостях Эн-би-си» — о том, как это мужественное маленький городок сплотилось, когда случилось бедствие, о неравнодушные сердца, про руку помощи и все такое прочее, а теперь слово от нашего спонсора. Фонд успокоил всех дней на шесть. О чем помалкивали газеты, так это о том, как мало денег было собрано. Даже после всех благотворительных забегов, благотворительных мотокроссов и концерта финалиста конкурса «Американский идол». Чрезвычайный фонд оказался таким мизерным, потому что сейчас трудно было всем. Конечно же, все, что удалось собрать, нужно было распределить между очень большим количеством людей. Семья Сауберс получила чек на тысячу двести долларов, затем еще один на пятьсот и еще один на двести. В прошлом месяце пришел чек с пометкой «последняя часть» на пятьдесят долларов.
Пит юркнул в кухню, схватил ботинки и куртку и вышел. Первое, что он заметил, — на ступеньках черного хода не было никакого льда. Отец солгал об этом. Было слишком тепло для льда, по крайней мере на солнце. До весны еще оставалось шесть недель, но оттепель продолжалась уже неделю, и из всего снега во дворе осталось только несколько покрытых корочкой кучек под деревьями. Пит подошел к забору и открыл калитку.
Одним из преимуществ жизни в Норт Сайде было наличие незастроенной участка размером с квартал по Сикоморной улице. Пять акров непролазных кустов и приземистых деревьев тянулись вниз, к замерзшей речушке. Папа Пита говорил, что этот участок в таком состоянии находится уже давно и, вероятнее всего, таковой в ближайшее время и останется из-за какого-то бесконечного спора о том, кому она принадлежит, и что можно было бы на ней построить. «В конце концов, от этих споров никто не выигрывает, только юристы, — сказал он Питу. — Помни это».
По мнению Пита, дети, которые хотели немного отдохнуть от родителей, тоже выигрывали.
Дорожка шла извилистой диагональю мимо обнаженные зимой деревья, в конце упираясь в Зал отдыха на Березовой улице, старый Нортфилдский молодежный центр, который доживал последние дни. В теплую погоду на дорожке и вокруг слонялись старшие ребята — приводили сюда своих подружек, курили сигареты или дурь, пили пиво, — но этого времени там никого не было. А если взрослых ребят нет, значит, путь свободен.
Иногда Пит приводил сюда сестру, когда родители серьезно заводились, а это случалось все чаще и чаще. Придя в Зал отдыха, они бросали мяч в ко-шик, смотрели видео или играли в шашки. Он не знал, куда поведет ее, если Зал закроется. Здесь и пойти было больше ни куда, кроме «Зоне», круглосуточной лавки. Сам он, прогуливаясь в одиночестве, доходил только до ручья, бросал камни в воду или зимой разбивал ними лед, проверяя, сможет пробить дыру, и наслаждаясь покоем.
Авки-гавки — это, конечно, плохо, но больше всего он боялся, что папа — который всегда за таблетки оксиконтина был всегда немного не в себе — когда-нибудь поднимет руку на мать. Это уже окончательно разорвет ткань их брака. А если нет? Если она будет терпеть побои? Это было бы еще хуже.
«Но этого никогда не случится, — убеждал себя Пит. — Папа никогда не сделает такого».
А если таки сделает?
Сегодня днем река еще была покрыта льдом, но лед сдавался прогнившим и был весь покрыт большими желтыми пятнами, как будто какой-то великан здесь остановился помочиться. Выходить на него Пит не решился. Нет, если бы лед проломился, он бы не утонул, ничего такого — воды здесь было по колено, — но ему не хотелось возвращаться в дома и объяснять, почему штаны и носки мокрые. Он сел на поваленное дерево, бросил несколько камней (маленькие отскакивали и катились, а большие пробивали желтые полосы), потом просто стал смотреть на небо. С запада на восток по нему плыли пушистые облака, больше похожие на весенние, чем на зимние. Одна туча напоминала старуху с горбом (а может, это был рюкзак?), другая — зайца, был там еще дракон и…
Глухой звук, будто упало что-то тяжелое, хрупкое, отвлек его. Он повернулся влево и увидел, что кусок берега, подточенный снегом, который таял в течение недели, обвалился, обнажив корни дерева, которое и без того угрожающе нахи-лилось — вот-вот рухнет. Пространство, что уволился, был похож на пещеру, и, если он не ошибался — кто его знает, может, это просто тень, — там что-то лежало.
Пит подошел к дереву, ухватился за одну из голых ветвей и нагнулся, чтобы лучше рассмотреть. Действительно, внутри что-то было, причем что-то большое. Край ящика?
Он спустился вниз вдоль берега, выдалбливая каблуками ступеньки в раскисшей земле. Оказавшись под местом небольшого обвала, Пит сел на корточки. Он увидел потрескавшуюся черную кожу и металлические полосы с заклепками, а еще ручку размером со стремя. Сундук! Кто-то спрятал здесь сундук.
Измученный возбуждением и интересом, Пит схватился за ручку и дернул. Сундук не шелохнулась. Слишком крепко засел в земле. Пит снова потянул, но с таким же успехом. Нет, не вытащить. Без инструментов — точно.
Он снова присел, опустив руки между бедер — так часто делал отец до того, как дни приседаний дошли до конца, и стал просто смотреть на сундук, которая выглядывала из черной, изрытой корнями земли. Глупо, наверное, было думать про «Остров сокровищ» (а еще о «Золотого жука», которого они проходили по английскому в прошлом году), но он упомянул их. Или это слишком глупо? Неужели? Кроме убеждения в том, что знание — сила, мистер Джейкоб всегда подчеркивал важность логического мышления. А разве не логично предположить, что кто-то спрятал ящик в безлюдном месте, потому что в ней спрятано что-то ценное?