Страница 5 из 23
— У тебя есть кто-нибудь на воле, Большевик?
— Брат» старший.
— Чем занимается?
— Кочегар. На пароходах работает.
— А ты что делал?
— Рыбак я. За долю улова работал.
— Давно сидишь?
— Уже два с половиной года.
— За что же ты все-таки убил своего агу?
— Поспорили из-за моей доли. Не отдал мне, что
причиталось. Он и отца моего погубил... Смотрите! Видите окошко,
камера рядом с вашей? Тот вон, к решетке прислонился, на
нас уставился... При нем держите язык за зубами. Это стукач
начальника тюрьмы. Сейчас же донесет.
— Что у нас с ним может быть? Мы и «здрасьте» друг
другу не говорили.
— Вы его не знаете. На днях он с Карачалы все шептался
о вас. Я ведь сегодня нарочно чай у Карачалы заказал. Еще
узнаете нашу кутузку! Пойдемте пройдемся немного.
Большевик встает и, насвистывая, спускается во двор.
Свист тонет в общем шуме. Человек, которого он нам показал,
щуря гноящиеся глаза, смотрит через решетку во двор.
Заключенные, как маятники, ходят взад и вперед, взад и
вперед.- Солнце все сильнее накаляет камни. Дежурный
надзиратель, распахнув дверь во двор, кричит во всю глотку
с порога:
— Айда на су-у-у-д! Кому на суд, собирайтесь! За
умыкание— Чямлы ХюсеЙн, За кражу курицы —Пич Нури. Братья
Джаноглу-по делу о земле. За убийство-Куру Али, Орман-
кыран Мустафа. За неуплату налогов — механик Хасан, ткач
Келеш. За убийство стражника—кузнец Мемед. На су-у-д!
Арестанты, чьи дела сегодня рассматриваются в суде,
собираются у дверей. Жандармы надевают на них
наручники.
ЭТО НЕ СВИДАНИЕ, А РАЗЛУКА!
Дни проходят. Мы понемногу знакомимся с тюрьмой,
заходим в соседние камеры. В тюрьме пять больших камер,
несколько изоляторов и несколько маленьких клетушек.
Общие камеры сильно отличаются друг от друга. В нижнем
этаже, куда почти не проникают солнце и свежий воздух,
расположены так называемые «камеры голых». В
стамбульской тюрьме их называют «камеры папаши Адама». Вся
одежда заключенных в них арестантов нередко состоит из одного
старого мешка. Обитатели «камеры голых» находятся обычно
в услужении у более состоятельных арестантов. Поэтому их
называют еще «аякчи», что значит «находящийся на ногах».
На втором этаже живет тюремная «аристократия»
—заключенные, у которых есть деньги или влиятельная родня на воле.
Койки в камерах также распределяются в зависимости от
платежеспособности заключенных: худшие-у дверей, около
параши, лучшие—у окна, поближе к свету и воздуху. В от-
дельных комнатушках сидят «беи». В изоляторах сейчас,
кроме нас, находятся еще двое смертников.
Сегодня день свиданий. В этот день заключенные всегда
как-то мечутся по двору. Они с нетерпением ждут его, как
штурман конечной пристани, и нервы у всех
напряжены.
Как только приходит посетитель, арестанта вызывают в
предварилку. Здесь происходит свидание. Правда, между
посетителем и заключенным железная решетка. И все же это
уже кусочек другого мира.
В помещении надзирателя, прямо против открытой двери
в предварилку, меня бреет парикмахер. За спиной стоит
надзиратель с палкой. Через открытую дверь мне видны
посетители. (
У решетки сидит на корточках молодой арестант лет
двадцати пяти. По другую сторону решетки- женщина,
закутанная в вышитые полосатые платки. Она вся съежилась в комок.
Видны только глаза и щеки.
Они крепко прижались друг к другу. Кажется, если бы не
решетка, они сидели бы обнявшись. Но ржавые железные
прутья разделяют два сердца.
— Эй, Ферикоглу, хватит! Твое время кончилось!
Грубый голос дежурного надзирателя отрывает два тела
друг от друга —так топор раскалывает надвое сосновое полено.
Женщина встает, она смотрит на парня полными слез
глазами. Тот шатается, как пьяный, и, кажется, еле держится
на ногах.
Бреющий меня тюремный парикмахер на воле был
мотористом. Он избил в порту полицейского комиссара, когда тот
пытался силой заставить работать бастовавших грузчиков,
и сидит теперь за «сопротивление полиции». Его большие»
как лопаты, руки кажутся грубыми, неуклюжими. Но какие
ловкие у него пальцы, как легко проводят они по щекам
большим лазским ножом!
Каждый раз, когда надзиратель отрывает заключенного от
посетителя, парикмахер скрипит зубами, его ноздри
раздуваются, как у загнанной лошади. Осколки фраз, как пули,
вырываются сквозь сжатые зубы, ударами отдаются у меня
в ушах.
— Изверги... ни любви, ни горя не понимают... Давильная
машина. Какое это свидание? Ведь это разлука...
НЕ ПОД РВАНЫМИ ПАРУСАМИ ВЫХОДИМ МЫ В МОРЕ!
Правящие реакционные классы Турции пытаются
удержать свою власть над народом с помощью штыков, тюрем,
виселиц. Они подавляют, физически уничтожают каждого, кто
выражает свой протест, свою волю к справедливым порядкам.
Нас, коммунистов, преследуют особенно жестоко.
Мы знаем, они хотят раздавить наше мужество. Но
напрасно. Они никогда не смогут поставить нас на колени, потому
что за нами рабочий класс. Буржуазия приходит в бешенство,
видя, что силы ее могильщика – пролетариата растут день
ото дня. Кемалисты хотят оторвать нас от народа, разорвать
наши стальные связи с массами, так как видят, что в них мы
черпаем нашу силу. Но коммунисты—люди особого склада,
люди особой закалки. Эту закалку они приобрели в огне
классовых боев во многих странах. Ее передали нам отцы и деды,
десятилетиями боровшиеся против насилия и гнета.
Не под рваными парусами и не на дырявом суденышке
выходим мы в море! У нас есть крепкая организация —наша
коммунистическая партия. Наш верный компас —марксистско-
ленинская теория. В освободительной борьбе наш путь
освещает всемирный маяк —Советский Союз.
Во всех странах капитала не проходит и дня, чтобы народ
не боролся за свои права, не сражался с фашистскими
бандами за демократию, за свободу.
А у нас в Турции?
И у нас борьба обостряется с каждым днем. Растут ряды
борцов, растет авторитет нашей партии среди народа.
Источников силы у нас немало. У нашего народа есть традиции
национально-освободительной борьбы против колониального
порабощения, против империалистов. Вспомните 1919 —
1923 годы, когда великая октябрьская буря в России донесла
до Турции ветер свободы и подняла наш народ на борьбу.
Тогда красной от крови героев национально - освободительной
войны стала река Сакарья. Тогда рабочие, забывая об отдыхе,
днем и ночью готовили оружие фронту. Тогда простые
крестьянки — Кезибан, Фатьма и множество других —
доставляли на своих плечах снаряды в окопы. Много горя испытал
тогда народ: были сожжены деревни, разрушены города,
мертвые младенцы валялись среди развалин. Американские и
английские разбойники разговаривали с нашим народом
языком трехсотпятидесятимиллиметровых пушек своих линкоров.
Они грозились проглотить всю Анатолию. Они натравили на ту-
рецкий народ наемные армии греческого короля Константина,
монархические банды Анзавора, «армию Халифа». Наши отцы
и братья бесстрашно сражались с этой семиголовой
гидрой.
Не будь Советского Союза, мы, как нация и государство,
уже тогда были бы уничтожены английскими и
американскими империалистами. Кемалисты всячески хотят скрыть
это от народа. Но этого нельзя забывать никому. И мы никогда
не забудем ни наших боевых традиций, ни друга,
поддержавшего нас в черные дни,— Советский Союз...