Страница 12 из 23
гудок!
Загудели фабричные гудки. С криками: «Кончай работу!» —
рабочие стали расходиться. Остановились станки. Народ
высыпал на улицу.
Когда полицейские, услышав гудки, примчались в
фабричный район Чарчабук-Курукепрю, на другом конце города-
в Папазынбахчеси —был устроен Летучий митинг. Пока
полиция, поняв, в чем дело, прибыла туда, митинг закончился,
все давно уже разошлись, а красный флаг, который был
водружен на одном из тополей, висел много часов.
ГРОМКОГОВОРИТЕЛЬ
...По профессии этот парень - токарь. У него красивый,
высокий голос. Рабочие прозвали его Громкоговорителем. Как-
то в один и тот же вечер, в часы, когда меняются смены, он
выступал на семи летучих митингах у ворот фабрик в разных
районах Стамбула,
Когда начинает темнеть, его можно увидеть и в районе Ка-
сымпаша, и в Айвансарае, и в Казлынешме. В крестьянской
одежде, с ведром в руке бродит он по улицам рабочих
предместий и с анатолийским акцентом звонко кричит:
— Соленя!.. Соленя-я-я!.. Кому соленя?!
Ходит он очень быстро. Однажды преследовавший его
пожилой сыщик свалился замертво от разрыва сердца. Не
успеешь оглянуться, как Громкоговоритель со своими «соленями»
уже исчез. А на углах улиц, где он только что побывал,
собираются прохожие, читают расклеенные на стенах листовки
коммунистической партии.
БУМАЖНЫЙ ЗМЕИ
...За ним так и осталось прозвище Бумажный Змей. Он
шофер. У него раскосые, как у китайца, глаза.
Произошел этот случай во время крупных арестов и облав.
В охранках пытали тысячи рабочих. Министерство
внутренних дел хвастало: «В Турции больше нет коммунистов». Но
организации коммунистической партии назло врагу
буквально через день выпускали прокламации.
В главном управлении безопасности «работал» тогда некий
Мюджиб - типичный янычар. Во время пыток он
приказывал класть людей на спину и приставлял им нож к горлу.
Особенно издевался он над коммунистами из национальных
меньшинств. Вообще в полиции коммунисты - греки, курды,
армяне, лазы — подвергаются самым страшным пыткам и
унижениям - и как коммунисты и как представители
угнетенных национальностей.
Мюджиб ходил повсюду с огромной палкой. В кофейнях,
на улицах, в лавках он хвалился, что может узнать
коммуниста за сто метров.
Однажды, когда этот здоровенный охранник проходил по
анкарскому рынку Караоглан, все прохожие оглядывались
ему вслед: за ним на тонкой нитке, прицепленной к спине,
летел, как бумажный змей, небольшой листок бумаги. Это бы-
ла листовка, призывавшая к протесту против фашистского
террора в стране. Ее прикрепил к спине Мюджиба наш шофер.
Рассказывая об этом, Бумажный Эмей не может удержаться
от смеха.
КОМСОМОЛЬЦЫ
...Все трое они комсомольцы. Им по 17 — 19 лет. Один из них
был арестован в Измире. В полиции его заставляли босыми
ногами ступать по раскаленным углям. До сих пор он
хромает. Саженного роста, здоровый, боевой парень.
— Ходить по горячим углям — это тебе не по васильковому
полю гулять! — говорит он.
Второй — хрупкого, нежного сложения. Был арестован во
время стачки табачников в Самсуне. В полиции его сначала
пытали голодом, потом стали кормить соленым хлебом, и
несколько дней не давали воды. Этот хрупкий юноша смастерил
из глинистого хлеба пятиконечную звезду, окрасил ее кровью,
сочившейся из ран, и налепил себе на грудь.
Третий комсомолец — среднего роста крепыш. Однажды
ночью в Стамбуле, в тот самый момент, когда он наклеивал в
районе Бешикташ листовку на стену, перед ним вырос
полицейский.
— Попался, голубчик!
Комсомолец, нимало не смутившись, сунул в руку
полицейского банку с клейстером, кисть и листовку.
— На, держи!
Только когда он завернул за угол, «фараон» пришел в себя.
Изо всех сил засвистел он в свою дудку, но находчивый
парень был уже далеко.
ТЮРЬМЫ НЕ СЛОМЯТ ВОЛИ К БОРЬБЕ
Большинство турецких тюрем было построено еще в
средневековье. Это зловонные, зараженные паразитами склепы.
С потолка нашей камеры дождем сыплются клопы. Мой
товарищ ведет с ними непрерывную войну. На стенах пятна
крови. Тошнотворный запах раздавленных насекомых щиплет в
носу.
В тюрьме Афьонкарахисара заключенные при свете
ночников налавливали полные горсти блох и нанизывали их на
нитку, как бусы. В застенках Диарбакырской крепости нам
причиняли много хлопот скорпионы в 15 — 20 сантиметров
длиной.
В Анкаре новая городская тюрьма построена рядом с
кладбищем Джебеджи. Одиночки — это гробы из железобетона.
Рядом с изголовьем привинченной к стене койки — параша.
Сырость пронизывает до костей. Крысы до того нахальны, что
вырывают из рук хлеб. Кемалисты хвастают, что турецкая
столичная тюрьма не уступает американскому застенку «Синг-
синг».
Город Мардин стоит на горе. Тюрьма там на сорок
ступеней уходит под землю. Когда-то здесь была войсковая
конюшня. Одиночки здесь — это железные клетки, под ними течет
вода. Мы видели, как в этих клетках угасают курдские и
арабские юноши.
Измирская тюрьма находится в одном из оживленных
районов на пути к рабочим кварталам города. Камеры в ней рас-
полагаются одна против другой. Между ними длинный коридор
с железной решеткой вместо крыши. Я сидел там в камере
№ 12. Голый цементный пол. В середине железной двери
«глазок» величиной с кулак. Только через него и попадает в
камеру дневной свет. Из щели под порогом стаями выползают
муравьи. Тогда в этих камерах сидело 55 закованных в
кандалы коммунистов. Каждый вечер, когда по дороге за
тюрьмой возвращались с заводов рабочие, мы, припав к отверстиям
«глазков», пели «Интернационал». Наши голоса, поднимаясь
над тюремными корпусами, летели на волю. Сержант
жандармерии, тряся толстым, как винная бочка, брюхом, кричал,
заикаясь от злобы:
— Вот я вам покажу!
Часовые рассказывали, что прохожие останавливаются и
слушают наше пение.
Кемалистам мало 460 тюрем. Они строят еще и еще.
Турецкие фашисты похваляются, что новая тюрьма в Зонгулдаке —
в одном из крупнейших рабочих центров страны — по своей
«эффективности» превзойдет даже крепость Бодрума,
расположенную на скалистом полуострове, где в окна камер хлещут
морские валы.
Почти в каждом селе кемалисты построили жандармский
участок, в то время как в 23 тысячах из 38 тысяч турецких
деревень нет даже начальной школы. Вся Турция превращена
в тюрьму для народа. Из Италии экспортирован фашистский
уголовный кодекс, из гитлеровской Германии — методы
гестапо, из Америки — провокационные методы удушения свободы
и движения сторонников мира.
Многие турецкие коммунисты были брошены в тюрьмы
безусыми юношами, а выходили седобородыми стариками.
Имена коммунистов, просидевших в тюрьме 15—20 лет,
составили бы огромный список. Сотни коммунистов провели долгие
годы жизни, скитаясь по этапам из тюрьмы в тюрьму, из
ссылки в ссылку.
С начала второй мировой войны и по сей день коммунистов,
патриотов судят только в закрытых гарнизонных судах и
специальных военных трибуналах. Видя, что-борьба народа за
демократию усиливается, кемалисты проводят через меджлис
новые драконовские законы со скоростью экспресса. Один из
фашистских главарей, Арваз, выступая в меджлисе, кричит:
— По ночам мы не можем сомкнуть глаз! Нам снятся