Страница 23 из 57
При любых сборах Вика тут же подскакивала к Пашке, отнимала чемодан и брала инициативу в свои руки. Теперь же она осталась неподвижно сидеть на диване. Она тупо глядела в одну точку и не могла ни шевельнуться, ни слова сказать. Слов не находилось. Ни одного! Все слова, придуманные ночами в спальне, пустой без Пашки, – или за грундовским бесчувственным компьютером, умерли. Их будто и не было никогда. Ведь они рождались, чтоб отвергать его раскаяние, чтоб утяжелить его вину, чтоб язвить, чтоб убивать его надежду на примирение – они должны были мучить его, отравлять его и не прощать. Но Пашка не винился и прощения не просил. Он ее просто бросил, потому что любил другую и был любим. До Вики ему теперь не было никакого дела.
Вика слышала, как в прихожей протопали знакомые шаги. Потом слышала возню у вешалки. Щелкнул, открываясь, и щелкнул, закрываясь, замок. Слабенько так, деликатно щелкнул. Все в их доме было отменное, лучшего качества: полы не скрипели, двери не хлопали. Замок не лязгал. Сейчас он только щелкнул, будто в щечку чмокнул. И стало тихо.
Вика по-прежнему сидела на диване. Стало темнеть. Сквозь шторы ярко зеленело вечернее небо, притравленное снизу серым огнем городского освещения. Вике захотелось спать, а еще больше туда, где совсем ничего нет. Однако хорошо – Анютка у Шемшуриных. Есть время придумать объяснение тому, что случилось. Только вот какое? Конечно, Анютку нисколько не шокировало то, что у ее подружки Кристины Шемшуриной с января появился новый папа по фамилии Троцюк. Однако это посторонний Троцюк, и он как раз не исчез, а появился, тогда как у них… Надо встать и сходить за Анюткой, но как открыть глаза?
Прямо с закрытыми глазами Вика двинулась по зову дверного звонка. И звонок был у них тоже отличный. Он так отчетливо выколачивал “Лав стори”! Правда, сегодня эта мелодия показалась Вике очень противной, зато она порадовалась, что Анютка, милая девочка, сама решила вернуться домой вовремя, и не надо тащиться по лестнице. Однако на пороге стоял Юрий Петрович Гузынин. Он без всяких церемоний шагнул в прихожую.
– Как вы здесь оказались? – удивилась Вика.
– Моя жена дала мне ваш адрес. Вернее, дал ваш муж. Он сейчас у нас. Зачем-то пришел с чемоданом и сказал, что насовсем. Что прикажете делать? Жена попросила куда-нибудь пойти, пересидеть часика два, пока все у них прояснится. Куда мне идти? К соседям, к друзьям? Но там надо рассказывать, в чем дело, почему у меня такое несчастное лицо. Или врать что-нибудь. Ни то, ни другое проделать сейчас я не в силах. А вы и так все знаете, поэтому я попросил ваш адрес. Тем более, что живем мы, как оказалось, недалеко.
Вика пожала плечами:
– Ну что ж, проходите. Только учтите, я сейчас приведу дочку, и мне будет не до вас. Но чаю можно попить.
– Спасибо.
У Шемшуриных Вика застала какое-то семейное торжество. Гремела музыка, за столом среди гостей восседал новый папа Троцюк. Его руки до локтей были густо курчавы. Анютка с Кристиной прыгали вокруг стола и упоенно визжали. Бабушка Шемшуриных сообщила, что Анютка чувствует себя прекрасно и уже съела шесть беляшей. Вике стало стыдно за то, что она подбрасывает ребенка соседям. Могут еще подумать, что она хочет подкормить Анютку за чужой счет. Фу! Отныне никогда! Да и нет больше никаких причин пристраивать куда-либо ребенка по вечерам.
Дома Анютка с разбегу упала в кресло перед телевизором. Завопили и замелькали мультики. Вика вернулась на кухню, где Гузынин заворожено созерцал ручку буфета. Мысля его явно были далеко.
– Чай сейчас будет, – сказала Вика устало. – И не сладкие сухари.
– Да, да, спасибо! От них не так полнеют, – вежливо закивал Гузынин. Он выглядел не таким уж несчастным, скорее, понурым. Вика подумала, что у него лицо вообще на редкость невыразительное.
– Это вы вчера в милиции ударили Павла по носу? – спросила она.
– Я. Не думал даже, что так сильно получится. Кровищи было море.
– У него в носу давняя травма: один чех веслом стукнул, когда узнал, что уступил ему всего четверть корпуса.
– Какого корпуса? Впрочем, что мне за дело!
– Зачем вы его ударили?
– Не знаю, – ответил Гузынин. – Я не собирался его бить, но он так врал… а главное, я видел! Там, в бинокль!
– Что же вы видели?
– Они близки.
– Ну, наконец-то! – воскликнула Вика. – А вы не заметили, делали при этом вашей супруге трепанацию черепа? Вживляли ли электроды?
Гузынин не ответил.
– Когда нас из милиции выпустили, – сообщил он после долгого молчания, – ваш муж хотел куда-то везти Лору. Но у него еще временами из носу текло. Мы с Лорой поехали домой и проговорили до утра. Она призналась мне во всем.
– В чем же, интересно?
– Во всем! Она любит и любима. Близки они уже давно. Однако наш брак будет сохранен, если я… вернее, если она… Ну, в общем, если ее встречи с вашим мужем будут продолжаться.
Вика ядовито усмехнулась:
– На что вы, разумеется, тут же с радостью дали свое согласие?
– Это нелегко, – признался Юрий Петрович. – Не знаю, смогу ли я?.. Непостижимо! В наших отношениях всегда было столько теплоты, доверия! Она, конечно, молода, неопытна, нуждается в поддержке и помощи, но это как-то уже чересчур… Правда, она уверена, что физическая измена вовсе не измена нашему доверию, что это она. наоборот, ему со мной физически изменяет… Что-то в этом роде. Она очень убедительно говорила, но я устал и не вполне понял, как это может быть. Сейчас меньше понимаю. Чем дальше, тем меньше. Да еще и ваш муж пришел к нам с чемоданом. Признаться, я в затруднении. Если б вы знали, как мне плохо, как больно!
Вика посмотрела на него без особого сочувствия:
– Это вам-то плохо? А вот эту штуку вы видели?
Она развернула на столе газету с портретом безусого Чарли Чаплина. Гузынин непонимающе уставился на Чарли, затем стал читать близлежащие заметки.
– Не хотите ли вы сказать, – спустя некоторое время пробормотал он, – что данное изображение…
– Да. Это я, – подтвердила Вика.
– Бред какой-то! Почему же вы не пойдете в милицию и не расскажете, как все было на самом деле?
– Кто мне поверит? Такое громкое дело, да еще под личным контролем губернатора! Всех, кого ни попадя рады притянуть, лишь бы отчитаться, что розыск идет. Я слышала, уже задержали двух каких-то неоднократно судимых теток. Зачем мне лезть на рожон? Если уж идти в милицию, то вместе с вами. Вы расскажите, как, вооружив шляпой и палкой, поставили меня на стрёме, а сами отправились подглядывать за неверной женой.
Юрий Петрович замахал руками.
– Вы с ума сошли! Я уже провел кошмарную ночь в отделении милиции! Там душно и неприятно. Слава Богу, я наплел, что заехал за женой, припозднившейся с учетом. А ваш муж как раз тоже про учет соврал. На редкость удачно все сошлось, и нас выпустили. Как же я теперь буду про подглядывание и вашу дубину говорить? Ведь получится, что я вчера ложные показания дал. Увольте!
– Ну вот, вы обманули правоохранительные органы и выкрутились, – сказала Вика с укоризной. – А я попала в эту жуткую передрягу по вашей милости. И в вашей шляпе.
– Кстати, а где она? – встрепенулся Юрий Петрович. – Вы ее не потеряли? Вещь почти новая.
– К сожалению, не потеряла. Вот было бы здорово, если б ее подобрали и на вас вышли! Да и сейчас еще не поздно подбросить ее на помойку имени Лордкипанидзе – так, кажется, называется это чудное местечко?
Гузынин даже из-за стола выскочил:
– Нет! Только не это! Просто удивительно, как в вашу голову приходят такие ужасные, низкие мысли. Вы хотите погубить человек, который ничего плохого вам не сделал!
– Так уж и ничего? А кто мне всучил дубину в форме автомата Калашникова? Это разве не низость? – возразила Вика.
– Нет, конечно. Это случайность. А мне вы нарочно навредить хотите. Это совсем другое!
– Вот и чайник вскипел, плюется, – заметила Вика. – Выключите, пожалуйста, газ и не кричите так. Дочка услышит.
Юрий Петрович стих. Вика разлила чай и достала сухари.