Страница 72 из 331
«Под таким прошением нужна подпись наместника, — снисходительно объяснял барон Копчевиг, — а господин Штерц никогда её не поставит».
«Как сказать, — замечал хэр Ройш-старший (то есть хэрхэр Ройш, как обозвал его Хикеракли), — дни господина Штерца в Петерберге сочтены, его замена прибудет из Европ в течение года. Ему нечего терять, так что он вполне может и присоединиться к столь здравой петиции. Вот только писать её мы не будем».
«Это лишено смысла, — коротко прибавлял генерал Йорб. — Подобное не практикуется. Никогда не практиковалось и никогда не будет».
Скворцов был подавлен. Позже, в казармах, четыре генерала обсуждали этот вопрос снова и снова. Скопцов со слов отца знал не так уж много; судя по всему, генерал Стошев — тот из них, что получил свой высокий чин последним, — уже давно предлагал проект расширения Петерберга. Иными словами, он хотел строить второе кольцо казарм. Можно в принудительном порядке направить на строительство всё работоспособное население города, настаивал он, и тогда сделать это получится быстро. Если, мол, протянуть время, если ввести закон в силу не через год, а через три года, когда город выдохнет, расширится, когда за первым кольцом казарм хоть как-то наладится инфраструктура…
«И как же согнанные на принудительные работы юнцы найдут время обустроить женитьбу?» — ехидно спрашивал барон Каменнопольский, четвёртый генерал Охраны Петерберга.
«Мы можем вынести предложение на следующее заседание Городского совета, — мрачно кивал Йорб, — но его не примут».
Йорб был прав. Выслушав генерала Скворцова, Городской совет вздохнул, а барон Копчевиг ещё раз похлопал оратора по плечу.
«Они сказали, — делился Скворцов обретённой политической мудростью с сыном, — что вот этого-то Штерц точно не подпишет. Зачем ему? Ему год остался, не больше. Когда год остался, на перспективу не рискуют. На перспективу! А на здравый смысл? И зачем я на это несчастное право совещательного голоса согласился!»
«Но, папа, у тебя ведь не было выбора, — ответил Скопцов. — Как и с законом».
Пересказывая всё это, он умилённо посмеивался над отцом — но потому только, что говорить о прочем ему было слишком неприятно. А то и, пожалуй, страшно. Во всеобщем жужжании Скопцов будто замер, затих, озабоченно сведя брови и не желая распространяться. Он боялся реакции рядовых солдат Охраны Петерберга.
Интересно, задумался Приблев, прав он или всё-таки утрирует?
С этой мыслью он и вышел на площадь перед Городским советом — да там и остолбенел. Аккуратная брусчатка, засаженная по кругу щёгольскими для Петерберга кустиками в британском стиле, кишела, кипела и плескалась народом. Невнимательный человек мог бы спутать происходящее с ярмаркой: кое-кто завтракал прямо здесь, на краю площади, многие явно вырядились в парадное, а некий купец держал в руках целую и по-своему праздничную свиную тушу.
С площади по городу и лилось жужжание.
Выливалось оно в странные формы. Не надеясь дождаться своей очереди в приёмной, некоторые, как знал Приблев, осаждали и личные резиденции членов Городского совета. Приближаться к казармам никто не осмелился, а вот на ступенях особняка терпеливого барона Копчевига разбили целый лагерь. Просительский, не более: прямо как в Академии, люди самых разных сословий просто ждали за дверьми, чая накинуться на всякого, кто из них выйдет. Барон выходил; барон объяснял, барон приказывал даже вынести еды.
Позавчера чувствительная баронесса Копчевиг попыталась всех прогнать, а потом слегла с горячкой. Утверждала она, что у неё случился удар, и позвала доктора. Несмотря на общую немногословность, об этом отец Приблеву всё же рассказал.
А впрочем, тот мог бы догадаться и сам. Даже в Академии к хэру Ройшу и Скопцову стали относиться иначе, окружили жужжанием. Даже к особняку никак не связанного с Городским советом графа Набедренных подходили. У особняка же Ройшей, выстроенного не в Усадьбах, а неподалёку от площади, в Белом районе, толпились постоянно, и бесполезность этого дела никого не отваживала. Даже граф Идьев, ещё один член Городского совета, пригрозивший спустить на чернь псов, не сумел полностью избавиться от просителей.
И только одного Приблев так до конца и не понял: чего же вот уже полторы недели эти люди столь настойчиво — и в то же время по-своему безобидно — добивались.
Видимо, потому ноги и вынесли его на площадь.
Несмотря на ранний час, приёмная Городского совета не спала: стоило Приблеву оглядеться, как двери ее открылись, выпуская одного посетителя и впуская следующего. На вышедшего отреагировали вяло — не ожидали, кажется, ничего нового, но тот взмахнул руками:
— Они сказали, что сегодня пожалует сам господин наместник!
Произошло оживление.
— Пожалует-пожалует, — язвительно пробормотал кто-то рядом с Приблевым, — и ничего хорошего он вам не скажет.
— Если вы не думаете, что наместник скажет… озвучит некую положительную реакцию, то почему сами тут, гм, стоите? — не удержался Приблев.
Собеседник — среднего роста крепкий мужчина со жгуче-рыжими волосами — обернулся к нему недоумённо, но после усмехнулся:
— Потому что я, молодой человек, возглавляю наместнический корпус.
Приблев перемялся с ноги на ногу. Не узнать такую важную персону было невежливо.
Глава наместнического корпуса сделал несколько быстрых шагов вперёд, врезался в неплотную толпу, не слишком стремясь огибать людей, и добрался до ступеней здания Городского совета. Развернулся, поднял руку, привлекая внимание.
— Уважаемые господа! — громко воскликнул он. — Я призываю вас прекратить беспорядки и вернуться к своим делам.
— Какие беспорядки? — немедленно заволновалась толпа. — Мы тут просто стоим!
— В самом деле, пока что, — с нажимом проговорил глава наместнического корпуса, — беспорядков в юридическом смысле здесь нет. Но скажите мне, уважаемые господа: это — порядок? Вы жалуетесь на то, что новый налог ударит по вашему карману. Уже полторы недели жалуетесь. Не ударит ли по вашему карману то, что вы уже полторы недели обиваете пороги — в том числе и частных домов! — вместо того чтобы работать?
Толпа возмущённо загудела.
— Да у меня же пять сыновей, пять, — всплеснула руками дородная дама — видимо, купчиха, — как же мне вернуться? Неужто невозможно послабление?
— Скидка за опт? — хмыкнул стоявший рядом с ней господин в парадном фраке, будто прибежавший на площадь прямиком из Филармонии. — У вас-то деньги есть, а мою дочь осаждает этот… тип. А ей всего шестнадцать! Шестнадцать! Он же с ней что-нибудь сотворит, с этим нужно отдельно разобраться… А по нынешним порядкам его ещё и оправдать могут!
— Да не переживай ты, — снисходительно обернулся к нему третий, в кафтане, — цену набивают-с. Это ничего, мы вложимся, будет всё по людски-с.
Приблев нашёл глазами свиную тушу и наконец-то сообразил.
— То есть вы принесли, ммм, подарки? Ну, чтобы убедить Городской совет… пересмотреть решение? — обратился он сразу ко всем и ни к кому в частности.
— Ну а как иначе-то, скажи на милость? — пожал плечами человек в кафтане. — Оно известно же, иначе-то не послушают-с.
— Не смейте обвинять меня во взяточничестве, я требую справедливости! — рассердился господин во фраке.
— Но это же… не очень логично. Вы пытаетесь дать денег, чтобы у вас не брали денег. И потом, — развёл Приблев руками, — это не решение Городского совета, это решение Четвёртого Патриархата!
— Да что они, не разберутся? Большие люди способ найдут, — купчиха сложила руки на груди, — а то и правда, цену набивают. Бумаги напишут или что ещё, надо только подход сыскать.
— Уважаемые господа! — не сдавался глава наместнического корпуса. — Я ещё раз призываю вас разойтись. Господин наместник действительно прибудет сегодня в Городской совет, но прибудет он по другому вопросу. Как представитель наместнического корпуса, официально извещаю вас о том, что рассматривать ваши прошения он не станет.
— Мне в приёмной другое сказали! — немедленно завопили из толпы.