Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 55

Он сделал, как ему «указал» ПЕС. Подхватив стаканчик ловким движением, далматинец опрокинул водку в пасть. Ну, прямо циркач… может из «Уголка дедушки Дурова» сбежал?

…Манас с водителем-верзилой едва втащили деньги в военной коробке, гонорар за сделанную работу, — рассказывал Василий. Они выпили, закусили и сидели на скамейке. Со стороны ничего особенного: человек и собака. Отдыхают, общаются. — На что мне эти деньги? — продолжил он. — Так же уйдут, как пришли. Поэтому попросил Манаса, раз ты финансист, так вложи их как можно выгоднее. В акции этого вашего бензинового королевства, например. Он так и сделал. А деньги нам с Онегой очень нужны, хотим купить небольшой спортивный самолет ну, не здесь, конечно. Переедем в Германию, у Онеги там родственники. Будет место в оркестре одного городка, и ее устроят. Я поступлю в школу пилотов, получу права. И самолет у меня будет. Ведь это моя детская мечта. Мой сон. Стремительное течение реки. А настанет срок, мы так решили: заполнив полные баки горючим, полетим в открытое море, навстречу закатному солнцу. Разгадаем скрытый смысл скользящих и переливающихся знаков, облекающих землю, услышим песнь космического ветра в солнечных струнах, зовущих за горизонт. Ее ладони ласково накроют, пожмут мои руки на штурвале. Погаснет последний луч индикатора — уровень топлива в пустых баках — мигнув на прощание очаровательным золотым блеском, так заворожившим когда-то в детстве.

«То есть… Вы как бы это… Решили того…» ПЕС даже тряхнул головой.

— Уйти за край земного окоема, — подсказал Василий. — Да. Ведь когда-то я написал рассказ, он в моей единственной книжке. Мальчик летит с девочкой на тарзанке — и хочет узнать, что за тем окоемом? Она изо всех сил обнимает и припала, пришпилена к нему, как бабочка. Они падают в течение реки. Мальчик мечтает: когда пройдет целая жизнь, они вместе состарятся с этой его подружкой, полетят на самолете и…

Онеге он ничего не сказал, конечно, о странной говорящей собаке в парке. Сроки со сдачей материала поджимали, забылся в работе, от усталости едва выползал прогуляться во дворе перед домом. О том, чтобы тащиться в какой-то парк, даже не думал. И вовремя сдал третью книжку. А вскоре Манас позвал на вручение новой литературной премии «Поющий посох». Разумеется, она профинансирована нефтяным королем. Первое место будет присуждено степной трилогии. Мероприятие в Большом зале. Приходи, будет интересно.

Зал заполняли студенты из степных краев, и, пожалуй, все кочевое землячество. Пятьдесят акынов (спецрейсом их сюда доставили, что ли?) выходили поочередно на сцену, пели песни о своей беспросветной жизни, пока она не была озарена эпохальным трикнижьем. Красивые пионэры дарили им веточки багульника. По экрану, когда показали документальный фильм, снятый к торжеству, — промчались тысячные табуны трехметровых лошадей, отполыхали закаты, толстые голубые реки свили и развили кольца среди степей. Национальный ансамбль девочек-плясуний протряс оголенными животиками с монисто восточный танец. А Василий как будто вообще ни при чем! Чужой на празднике легендарного народа.

Впрочем, нет… Как лицо, заинтересованное в бухулере, он ожидал чего-то особенного от аксакалов медного котла и мангала. И не был обманут в своих ожиданиях! Когда избранное общество с журчанием желудочного сока в истомившихся желудках перетекло, наконец, вниз, в буфет (волшебным образом преображенный в банкетный зал), взору предстала удивительная картина! Столы сдвинуты, скатерти постелены, блестят приборы и хрусталь. Строгие ряды бутылок Сабантуя, охраняющие границы кочевого кулинарного раздолья, невольно фокусировали взгляд на главном… на баранине! А она там в плове, в шашлыках, в холодных закусках, в дымящихся мантах. Вареная, пареная, жареная целиком, в котлетах, на ребрышках, под соусом. Из нее приготовлено все (даже сухие бульонные кубики, наверное, были, если поискать).

С трудом можно вытерпеть полагающееся к первому залпу витиеватое краснобайство. Наконец-то! Водка Сабантуй на родниковой воде, как всегда, вне конкуренции. Василий думал, сейчас набросится на то, на другое, на третье. Но поначалу, как это бывает, сумбур… вторая рюмка, еще одна и опять

его словно вдарило давней болью под лопатку! Заломило виски и затылок, перед глазами замельтешил рой световых точек.

За столом, напротив, на стуле — черно-белый далматинец.

ПЕС отвернулся в сторону, в этом что-то картинное… По своему, по-собачьи «усмехнулся», как бы зная, что его заметили. И сидит-то он здесь как раз ради этого эффекта! Он посмотрел на Василия, осклабился. Темные пятна окружали глаза, казалось, он в элегантных темных очках… Ну чем не профессор университета! Да, «усмехнувшись», он подмигнул Василию что признал жив курилка, вот привязался… черт… наваждение… пронеслось в голове. Никто не обращал на далматинца внимания! За столом царило возбуждение. Отдаленными раскатами еще накатывал официоз панегириков, но обрушившиеся голоса, смех, восклицания, братания навек — плотно забили пространство. Сидящий рядом с собакой довольно известный и добродушный критик, разливая Сабантуй, не переставал с кем-то балагурить… Не глядя, наплескал водку в ловко поднесенный лапой стаканчик.

Сейчас будет представление! Ну да… по-цирковому, как и тогда, ПЕС плеснул содержимое в пасть. Даже проурчал хрипло. И мордой к тарелке — раз, раз! — проглотил пару-тройку ломтиков холодного мяса в заливном.

Василий сидел ни жив ни мертв.

«Как оно? жизнь-то? помаленьку?» Обращаясь к нему, далматинец почти «прокричал» — шум стоял невообразимый. Можно сказать, более свободно «развалившись» на стуле, поднял пятнистую лапу в ободряющем приветствии:

«Ничего, мы еще повоюем!»





— Что? не понял? — переспросил Василий.

«Да все ты понял! Далеко еще до края!»

— А?! До края… что?

«До края земного окоема, говорю, далеко еще!»

Он встал, вышел на воздух. Доработался! Или это последствия запойных лет? Ну, наваждение! вот достал!! не может быть!!! И вдруг кто-то с силой ударил его по плечу… Помертвел. Оглянулся. Ба!

Да это его давний знакомый, редактор журнала! Издание это (года три назад) сразу же прогорело, было закрыто — как только Василий отправил им свою книжечку. А именно этот редактор обещал выбрать подходящее, опубликовать.

— Здорово, что тебя увидел! — восклицал он. — Наш журнал Алтпаргана вновь выходит! Сейчас деньжат подбросили, все нормально. И вот что, рассказ твой, Василий, напечатали. И даже… — он как-то замялся. — Мы ведь и книжечку твою переиздали. В библиотечке журнала Алтпаргана. У нас выходит такая серия.

— Книжечку?! А я ни слухом ни духом. Очень интересно.

— Искали тебя тогда, хотели связаться. Но… так странно получилось… — Редактор стал что-то искать в объемном портфеле, что был у него в руках. — Когда выпустили библиотечку, разослали подписчикам… Вот, на твое имя пришло письмо. — Он протянул конверт, украшенный фирменным знаком

Киодо Цусин

японское информационное агентство

Вскрыл конверт. Письмо на его имя, на русском языке.

«От председателя Совета директоров ИА Киодо Цусин.

Уважаемый… (и так далее, и так далее)… Со смешанным чувством печали и радости спешу сообщить Вам, что директор Русского отдела, господин Нито Нисё, подписчик журнала Алтпаргана, получив в качестве Библиотечки журнала Вашу книжку, по трагическому стечению обстоятельств, именно в тот вечер подвергся нападению якудзи. Шел дождь; Ваша книжка была спрятана г-ном Ниттю Нисё под пиджак, заткнута за брючный ремень. В пылу схватки наш директор получил удар заточкой. Однако Ваше произведение надежно защитило его от проникающего ранения! Об этом удивительном случае сообщало наше Агентство в информационных выпусках. Стоит ли говорить, Ваше имя благодаря этому стало известно, а перевод и публикация единственного рассказа — событием в литературной жизни! Я говорю, «единственного» (этот рассказ в конце книжки), поскольку предыдущие страницы, с другими рассказами, пробиты острием и буквально сплавлены, их невозможно разъединить.