Страница 30 из 51
седеющие волосы.
День за днем шла она, и пришла в совхоз «Ясный
берег», и привела коров.
Отгремела война, идет к концу первый послевоенный
год — тысяча девятьсот сорок шестой.
Молоденькая доярка Нюша прибежала к Настасье
Петровне и сказала, что Грация, кажется, уже
беспокоится.
Последние дни Нюша то и дело забегала в родилку:
она боялась, что с Грацией случится то же, что было
с Мушкой. Отел Грации был для Нюши началом
осуществления ее надежд.
— Беспокоится,— сказала Нюша.— То встанет, то
ляжет, то обратно встанет. А они все ушли на партийно-
комсомольский актив, и Дмитрий Корнеевич, и Анатолий
Иваныч, и Бекишев... Один Иннокентий Владимирович
дома. Я сбегаю?
— Постой,— сказала Настасья Петровна.— Тебе
скажут, когда бежать. Пойдем.
Настасья Петровна работала в профилактории. На ее
попечении находились новорожденные телята до
десятидневного возраста. Это самый нежный возраст, когда
труднее всего сохранить теленка. Настасья Петровна со-
хранила сто процентов. Даже в трудные военные годы
сохраняла сто процентов, и телята давали привес выше
нормы. В этом была ее слава и гордость.
Работа ее чистая. Пол в профилактории сухой,
посыпанный опилками; пахнет свежим сеном и свежим
молоком. Работает Настасья Петровна в белом халате и
белой косынке.
Она сняла халат, накинула тулуп и по освещенному
коридору-переходу пошла с Нюшей к Грации. В это
время года коров в родилке стояло немного; людей не
было, кроме дежурной скотницы. Засучив рукава,
дежурная обмывала Грацию креолином.
— Вот, и вас привела! — сказала она с досадой.— Как
будто я сама не управлюсь.
— А я помогу, очень просто,— сказала Настасья
Петровна.— Все у вас готово-то?
— Все,— ответила Нюша, трепеща от
торжественности момента.— Я позову Иннокентия Владимировича.
— Наследного прынца принимаем, не иначе,—
сказала дежурная.
— Где мешковина? — спросила Настасья Петровна.—
Чем Иннокентия Владимировича — мешковину подай.
— Иннокентий твой Владимирович и не придет,—
сказала дежурная.— Он у нас аккуратненькой, брезгливень-
кой. Случится подойти к скотине — два часа потом руки
моет и одеколоном душит.
— Настасья Петровна,— сказала Нюша бледными
губами,— если и с Грацией чего-нибудь случится, я не
переживу.
— Держи креолин!—приказала Настасья Петровна.
Грация была здорова, телилась третий раз; случай
был легкий. Теленок шел передними ножками, на
ножках лежала его головка. Настасья Петровна приняла его,
протерла шерстку сеном и мешковиной... Вот еще один.
Две с половиной тысячи этих маленьких, шелковых, с
живыми глазами, смотрящими сразу после рождения,
прошло через ее руки за пятнадцать лет.
— Красивенький!—срывающимся голосом сказала
Нюша.— Мордочка беленькая...
— Прибирай, Фрося, Грацию,— сказала Настасья
Петровна.— А ты, Нюша, сходи заяви Иннокентию
Владимировичу, чтоб шли прививки делать. Да смотри —
молозиво принесешь во-время, не задержишь.
Она завернула теленка в свой тулуп и понесла в
профилакторий.
Уже был приготовлен для новорожденного обмытый
креолином ящик, на высокой подставке, чтобы не дуло
с пола. В ящике чистое сено, поверх сена байковое
одеяльце. Другим одеяльцем Настасья Петровна укрыла
теленка. Еще в трех клетках спали телята, она
прислушалась к их дыханию — оно было ровное, детские...
...Легкое постукиванье сапожков по посыпанному
опилками полу: Нюша принесла молозиво.
— Мы уже в книге отмечены,— сказала она.— Завтра
имечко нам объявят. Как придет Анатолий Иваныч,
Иннокентий Владимирович сказал,— сразу его пришлет
прививки делать, хоть будь два часа ночи. Вот мы какие
важные.
Настасья Петровна «алила молозива в соску и дала
теленку, В первое мгновение он не понял, чего от него
хотят; потом шевельнул ноздрями, повел глазами
задумчиво и начал сосать так, словно его этому учили.
— Образованный какой,— шептала Нюша, стоя у
двери (к телятам Настасья Петровна не позволяла
подходить) .— Мордочка беленькая, назвать бы Беляночка или
Снежная, или Снежинка... А назовут на букву «р».
Нюша — дочь скотника Степана Степаныча. Она
поступила в совхоз во время войны. Сначала была на
черной работе, потом ее подучили и поставили дояркой.
Она была самой младшей и самой неопытной. Если ей
случалось вмешаться в разговор старших доярок, ее не
обрывали, но делали вид, что не слышат: девочка — что
с нею говорить. Ее только учили — все, кому не лень.
«А не довольно ли учить? — думала Нюша.— Я уже,
кажется, полный ваш курс прошла. Погодите, будет
времечко, поступлю в вуз, вернусь к вам старшим зоотех-
никохм. Иннокентия Владимировича в трест переведут, а
меня на его место. И я вам дам жизни не так,.как он
дает...»
Однажды она набралась храбрости: пошла к
директору и попросила, чтобы ей дали хороших коров.
Директор был новый, Коростелев Дмитрий Корнеевич. Ей
понравилось, что он слушал ее с полным вниманием.
— У нас на первой ферме весь скот хороший,—
сказал он.
— Хороший-то хороший,— сказала Нюша,— так
элиту-рекорд всю чисто другие забрали. И даже просто
элиту.
— Ладно,— сказал Коростелев,— посмотрим, дадим
тебе что-нибудь.
Он забыл об этом разговоре, занятый севом. Но как-
то, зайдя в четвертую бригаду, он поймал злой и
страдальческий взгляд Нюши; ему стало стыдно, что он о ней
забыл.
— Помню, помню!—сказал он на ходу.— У тебя как
насчет комплекта?
— Неполный!—торопливо ответила Нюша.— Трех
недостает мне до комплекта.
— Подумаем,— сказал Коростелев.
В конце лета было разбито одно из стад третьей
бригады. Нюше дали из этого стада трех коров класса
«элита»: Мушку, Грацию и Стрелку.
И тут ей не повезло.
Главный ее расчет был на Мушку, которая должна
была отелиться раньше всех. Но Мушка выкинула.
«Уж такая я несчастливая! — с горечью думала Ню-
ша.— Другим везет, а мне нет. Но я это невезенье
перешибу! Я ему не поддамся!»
Она не верила, что выкидыш у Мушки получился от
силоса. Мушка корова славная, простая, без фокусов;
ничего бы ей от силоса не сделалось. Другая тут какая-
нибудь причина. На собрании, когда критиковали Беки-
шева за этот злосчастный силос, Нюша попросила слова
и высказала свое мнение. Но на нее закричали,, доярки:
что она понимает! Если бы понимала, не дала бы корове
силос за десять дней до отела, исправила бы ошибку
Бекишева. Нюша переп>галась — вот сейчас отберут у
«ее Мушку, а заодно и Грацию со Стрелкой. Но
директор Дмитрий Корнеевич сказал: она этот урок учтет;
она, товарищи, работник старательный... Золотой человек
директор Дмитрий Корнеевич.
Сейчас Нюша очень возбуждена.
— Я у вас немножко посижу,— говорит она Настасье
Петровне,— можно?
Две ночи о«а караулила Грацию. И вот все спокойно,
можно идти домой. Но дома уже спят, да и днем там
разговаривать не с кем, все заняты своим делом. А Нюше
хочется разговаривать — Настасья Петровна знает, о чем.
— Садись, досиди.
Она приносит Нюше скамеечку. Нюша садится у
двери, охватывает руками худенькие колени и начинает
издалека: да, интересно, как назовут теленочка, на букву
«р» называли весь год, уже и не придумать ничего. Вот
недавно назвали — Разводящий, Рея и Рогнеда, а еще
как можно?.. Лампочка, затененная жестяным колпаком,
освещает поднятое некрасивое личико Нюши, свет
отражается в ее запавших от бессонницы глазах... Настасья