Перстень с трезубцем

Герей-ага ехал рядом с повозкой на вороном жеребце, он был главным в отряде, все воины беспрекословно подчинялись ему. Он иногда бросал взгляд на пленную женщину через приоткрытый полог, теперь он не жалел, что отдал за нее породистого коня. Когда он повстречался с отрядом воинов-дербенджи, то заметил ее среди пленных. Герей-ага что-то подумал про себя и решил договориться с командиром отряда. Сошлись на породистом коне, которого ага отдал за пленную. За эту женщину в Турции на невольничьем рынке он получит хорошую сумму и потому не решился отправить ее попутным караваном в свой родной город, а прихватил Ребеку с собой, надеясь сохранить ее возле себя до конца путешествия. Несомненно, он узнал ее, это была та самая графиня, которую в 1527 году турки взяли в плен вместе с ее отцом. Правда, ей удалось тогда бежать из замка, где их содержали под стражей, а вот ее отцу комендант крепости Хаджи-бей отсек голову.

Следом тянулись четыре повозки, набитые доверху трофеями: одеждой, утварью и оружием. На небольшом расстоянии, растянувшись, ехали охранники и завершали процессию навьюченные лошади.

Герей-ага спешил, он должен передать срочное донесение для коменданта крепости, обосновавшегося в замке Черный коршун. На Трансильванской территории недалеко от крепости, у аги располагался небольшой участок земли – тимар, выделенный вице-визирем Алишер-пашой в качестве вознаграждения за верную и безупречную службу. Поселение еще служило торговой точкой по пути в Турцию.

Алишер-паша, имея резиденцию в крепости Дубравица, на время своего отсутствия оставлял комендантом и начальником гарнизона Хадияр-бея.

Герей-ага после доставки секретного документа, заверенного печатью третьего визиря, получит права на более обширные земли комитата в Трансильванском княжестве.

Красавицу Зульфию Герей-ага взял с собой, чтобы на время похода скоротать свое мужское одиночество. Турчанка была влюблена в своего господина и ничуть не страдала угрызениями совести по поводу присутствия в скромном гареме аги еще трех жен, оставшихся на родине.

Два воина, посланные в разведку, вернулись и доложили командиру о спокойствии, царившем в лесной дубраве. Последний отрезок пути Герей-ага считал самым опасным, так как его отряд мог попасть в засаду гайдуков или разбойников из числа разоренных турками крестьян, коих в этих краях за последнее время пребывало множество. Он не захотел ждать похода основных турецких сил, спускающихся по альпийским лугам к большаку, а избрал другой путь через Южные Карпаты и пошел со своим малочисленным отрядом по глубоким ущельям и труднопроходимым перевалам.

Уставшие путники, наконец, выбрались из дубравы и, достигнув мало заросшего деревьями склона, направились вниз. Выбирая дорогу между крутыми оврагами и густыми елями, они продвигались дальше.

Всматриваясь в оставшуюся позади очередную долину и восхождение на гору, Герей-ага был под впечатлением – какой трудный путь пришлось преодолеть отряду: перевалы, спуски, и наконец, подножие гор, где расположились окраины величественных дубовых и буковых дубрав. Впереди по пологому склону, петляет дорога, уходящая в густой, еловый массив. С левой стороны, за хвойными лесами, тянутся неровные ряды гор, и между ними проглядывается расселина. Утренний туман, насыщенный влагой и прохладой, постепенно таял, уступая место прозрачному и нагреваемому солнцем воздуху.

Охрана, приостановив коней, прислушалась, но кроме ветра, гулявшего по верхушкам елей и разноголосого пения птиц, ничего не уловила. Вдруг первый всадник резко натянул поводья, да так, что от боли заржал конь. Какой-то непонятный звук заставил его остановиться. В тот же миг его высокий, белый колпак, слетев с головы, был пригвозжден к стволу дерева, выпущенной кем-то стрелой. Остальные всадники, опасаясь налета разбойников, разделились на две группы: одни спешились и остались охранять повозки, а другие, чтобы обнаружить противника, обнажили сабли и, выставив пики, верхом на конях, пустились в лес.

Герей-ага соскочил с жеребца и скрылся за одной из повозок, затем, вытащив ружье, внимательно осмотрел местность. Рядом вскрикнул от боли засевший в укрытии араб и, скуля, завалился на левый бок – стрела попала ему в грудину с правой стороны, глубоко проникнув в легкое. Ага увидел оперение стрелы, странное по форме, оно выглядело словно трезубец, насаженный на тыльный конец древка. Другой охранник-араб, прикрываясь щитом, плетеного из прочных прутьев, подбежал к хозяину и указал рукой на трех всадников, появившихся на дальнем холме. Герей-ага прицелился и выстрелил, но видимо запоздал, так как люди невредимыми скрылись за деревьями. В лесной чаще раздались крики и турецкая брань, затем прозвучал выстрел со стороны нападавших, сменившийся мужскими восклицаниями. Видимо пуля достигла своей цели.

Ага уловил странный звук, как будто, вращаясь, что-то пролетело рядом с ним. Глухой удар заставил его оглянуться. Он увидел, как падает второй араб, сраженный в грудь кинжалом. Герей-ага отметил про себя, как умело и точно был брошен кинжал. Двое воинов из его отряда, укрываясь за повозками, спешили к своему командиру. Стрелы одна за другой впивались в скарб, наполнявший доверху телеги. Из-за широкой ели, метрах в тридцати от обоза, выглянул мужчина в шапке, отороченной соболиным мехом и увенчанной соколиным пером. Он прицелился из ружья и выстрелил. Один из турок, вскинув руки, рухнул рядом с Герей-агой.

В лесу тоже шел бой, слышались крики османских турок и перекликающиеся между собой голоса на мадьярском языке. Несколько охранников, вытесненных из леса, подбежали к повозкам и заняли оборону, но так как нападавшие действовали со всех сторон, один за другим турки теряли своих воинов. Между выстрелами с одной и другой стороны иногда наступало затишье; воины, отвечавшие за готовность ружей, в спешке засыпали порох и забивали в стволы пули.

В повозке, где расположилась Зульфия с прислугой и двумя пленницами, послышался резкий, женский вскрик и в тот же миг откинулся полог. С телеги соскочила испуганная девушка и, отчаянно размахивая руками, подавала знаки гайдукам, что она своя. В ее левое предплечье угодила стрела. Девушка упала на землю и голосила от боли, упрашивая, чтобы ее скорее увели подальше от опасного места. На ее правой руке, при каждом взмахе, болталась оборванная веревка.

Упал, сраженный наповал последний воин и Герей-ага был вынужден признать, что остался один перед таинственными людьми. Он предположил, что основную часть отряда перебили, так как из леса больше не показывались его люди. Ага взял круглый, деревянный щит, обитый кожей и прикрываясь от стрел нападавших, подскочил к повозке. Откинув полог, он строго сказал своей женщине:

– Зульфия, быстро иди за мной.

– Мой господин, я боюсь, кругом стреляют.

– Я сказал, бери с собой Зэйру, и ступайте за мной! – еще строже крикнул он.

Турчанка повиновалась и, схватив за руку служанку, выбралась из повозки. Герей-ага злобно посмотрел на пленную женщину и, вытащив из-за пояса ятаган, хотел полоснуть ей по горлу. Ему не хотелось оставлять госпожу в живых. Графиня, почувствовав неминуемый конец, забилась в угол кибитки, прикрываясь какими-то тряпками. Ага не стал взбираться на телегу, а обойдя ее, прицелился, чтобы ударить кинжалом сквозь полог. Он размахнулся, но вдруг услышал за спиной резкую команду на мадьярском языке и, обернувшись, увидел, как огромный, лохматый пес, черный, как смоль, прыгнул на него.

Прикрываясь левой рукой, Герей-ага почувствовал, как челюсти собаки сомкнулись на его запястье: раздался хруст перегрызаемой кости. В горячке он махнул кинжалом и успел полоснуть по лапе. Обученный пес отпрыгнул от противника и, скаля окровавленные клыки, принял угрожающую стойку.

– «Фекете», – прозвучал низкий голос мужчины, – ко мне! Рыкнув, пес метнулся к гайдуку и, устроившись возле ног коня, принялся зализывать рану.

Герей-ага потянулся за ружьем и увидел, как двое молодых мужчин, одетых в венгерскую одежду спешат к нему. Оставив затею с незаряженным ружьем, Ага выкинул вперед руку с кинжалом и, размахивая им в стороны, угрожающе произнес: