Меч Шеола

— Сожми оберег в руке, княжна. Только крепче сожми, чтобы не выронить, не выпустить.

Из леса, догоняя их, вынесся Ягодка. И не Ягодка. Не узнать его. Свирепый могучий бэр с оскаленной мордой, готовый к смертельной схватке. А со всех сторон их окружали еще десятки бэрьих глаз.

Не останавливаясь, Радогор перебросил ее на спину бэра. И что — то проворчал по бэрьи, коротко, но властно. И скрылся между деревьев. Ягодка был уязвлен, но спорить уже было не с кем. Послушно остановился, скосил на не сердитый взгляд, потоптался на месте и боком, косолопя, свернул в сторону. Его приятели, откликнувшиеся на зов Радогора, потянулись за ним, держась поодаль.

— Кто ты, враг мой?

От напряжения глаза Радогора затянула багровая пелена. А сквозь пелену, ему показалось, что видит то же лицо, или оскаленную морду свирепого зверя, что и ночью между угольев и пепла костра. Те же закрученные бычьи рога, те же горящие красные глаза и кабаньи клыки. А дальше уж совсем дико. Могучее человеческое тело с неохватной грудью. Длинные когтистые лапы на зверином туловище. И крылья. Несется по воздух навстречу ему. Отталкиваясь от облаков могучими лапами и молотя крыльями.

— Я тот, чей меч ты носишь не по праву.

— По праву силы в честном бою взял этот меч старый волхв Вран. А от него перешел ко мне. Назови свое имя, чтобы знать с кем в бою доведется столкнуться.

Глаза в красном мареве земли не видят.

— Что имя? Звук пустой… Сказал, и ветром унесло. И знал ли я его сам, рожденный в древнем огне? Дело помнится, а имя?

Взмах гигантских крыльев перенес чудовище через реку. Оттолкнулся без задержки и он уже над лесом.

— Когда — то, когда я владел этим мечом, люди внимали моим словам, как богу. Неисчислимым тьмами приносили они себя в жертву на алтарях, которые посвящали мне. Стонала земля, когда гнали они стада, чтобы вымолить мою милость. Но завладели мечом мои недруги и исчезло мое имя из людской памяти.

Намолчался, говорит без умолку. Спешит, торопится, слова глотает. Уж не речь людская, рев звериный.

И расколет меч снова этот мир и перемешает все народы, и тогда вспомнят мое имя. И содрогнутся в ужасе миры…

Веселый дядя, нечего сказать!

Не зря прятал дедко Вран меч под дубовой домовиной. И тот поединщик с умыслом расплатился с ним мечом. Знать угадали его тайную силу. А он, в который уж раз пожалел он, поторопился явить его свету, чтобы этот рогатый увидел. А уродина каких поискать.

Услышал. И обиделся. А чтобы он такого сказал?

— Я не всегда таким был. Таким меня сделала людская молва.

Обида прямо таки клокочет у зверя в груди и жаром выплескивается на лес, на землю.

— Таким видели меня люди в своих черных снах, когда проходил я через их земли со своим войском, смертью открывая пути к обновлению мира. Ведь только тогда рождается новое и совершенное, когда умирает старое, никчемное.

Так и сыплет словами, приближаясь к нему гигантскими прыжками.

— Волчья стая?

— Право вожака!

— Но и вожак дряхлеет…

— Я всегда был молод, пока моя рука сжимала этот меч. И теперь я его нашел. Он вернет мне мое тело вместе с прежней силой.

— Куда тебе больше?

Нестерпимо горячий воздух сжигает заживо. Дышать было почти невозможно. Губы полопались от жара и кровь запеклась на них. Но он бежал все ускоряя свой бег, чтобы опередить уродливое и грозное существо.

— Никогда бы не поверил, что простой меч способен на такое.

— Ты не знаешь, человек, что это за меч!

— Скажешь тоже. Выковал кузнец из небесного металла. А потом ему отрубили руки, чтобы не сотворил другого.

Чудище аж от гнева задохнулось.

— Я, я творец этого меча. Я нашел этот небесный камень. Я калил его в первородном пламени матери — земли в те времена, когда она в корчах и муках, стенаниях и плаче исторгала из себя горы, заполняла слезами моря и озера. А затем распустил, раскаленный до бела, камень на мягкие податливые нити и заплел их в косы. И мял их в своих руках, вытягивая в полосу. И снова бросал в огонь и мял, мял. Руки обуглились до костей, а я мял, не уставая. А потом стучал молотом. И так продолжалось много лет. А после того, как лезвие было готово, кровь многих жертв напитала его на моем алтаре. Ты и сейчас можешь увидеть, как струится она чуть заметными ручейками по клинку.

— Лес — отец, слышишь ли ты это?

— Но и насытившись, он продолжает требовать свежей крови, мой грозный меч войны. Крови, которой по малодушию, присущему всем обитателям этого мира, ты не способен дать.

Еще прыжок, еще один взмах крыльями и это существо будет здесь. Только не пустить его на поляну. Встретить в лесу, между деревьями.

— Духи лесные, к вам взываю я, последний из рода Бэра, и к вашей древней силе.

— Верни меч. И умрешь без мучений. Прославив свое имя тем, что будешь убит моей рукой. И напитав его своей кровью.

— А не верну, так тоже умру. Выбор не велик. Куда не кинь… — Попытался поскрести пальцем потылицу, но не получилось. Руки заняты. — Хоть совой о пень, хоть пнем по сове. Уж лучше я его у себя оставлю.

И проскочил через поляну.

Над головой с оглушительным треском сложились крылья и с жутким ревом зверь обрушился на него, круша деревья и не замечая, сыплющихся в него, стрел. Выругался так, как никогда не ругался. И бросил на тетиву заговоренную стрелу. Успел нашептать, пока княжна, вымотавшись, спала. Растянул лук выпусти все одну за другой на одном дыхании. Но и заговоренные стрелы не остановили зверя. Вспыхнули искорками и погасли на груди чудища. Провалился до самой земли и заворочался между поваленными стволами. Выдирая из земли корни вместе с кустами. И вместо слов из пасти звериный рев!

Отбросил в сторону бесполезный лук, отбросил его в сторону и рванул из ножен меч. Камни в навершии огнем зажглись. А по клинку всполохи прокатились. Раскрутил его в руке, чувствуя как тяжелеет он. Крутанул еще раз, меч слушается. В левой руке боевой нож зажал. Но прежде все метательные ножи из ладони выпустил, но, правда, без всякой надежды на успех. Так и произошло. Ножи упали на шаг не долетев до багрового глаза.

Зверь между деревьями ворочается, крыльями между ними застрял. Разволновался, от ярости слюна из пасти на землю хлещет и на земле пенится, сжигая траву. Перья из крыльев на землю с железным стуком валятся.

В три прыжка подлетел к нему. Меч пошел снизу вверх, туда где из звериного туловища человеческое тело торчит. Клинок зазвенел. Оставив еле заметную царапину. Растянулся в невероятном длинном прыжке, целя ножом в шею. Гигантская лапа вылетела ему навстречу с кошачьей ловкостью и когти прошлись по его телу, сдирая подкольчужник вместе с кожей. Но это не остановило его. Нож по рукоять вошел в тело монстра. А меч полоснул по морде. По пышущим жаром, ноздрям.

Боль раскатилась по телу Радогора и нанесла удар в мозг с такой разрушительной силой, что едва не потерял сознание. Но пока падал рука с мечом успела прочертить еще один круг и лезвие вошло рядом с ножом. Новый удар, страшнее первого, отбросил его на край поляны, оставив на теле новые раны.

— Лес — отец, — Зашептал он слова древнего заклинания на забытом языке, на котором, по слова Врана, когда — то говорили все народы, населяющие землю.

Но лес и без его заклинания уже рассерженно шумел, вершины с треском клонились к земле, а корни ползли из земли и по — змеиному тянулись к зверю.

Превозмогая боль и, пытаясь удержать себя в сознании, прыгнул на ноги и пошел в новую атаку. Вместо меча полоса холодного синего света. По которой мечутся красные жилки. Лапа поднялась над головой для удара, выпустив длинные, как боевые ножи, когти. Радогор взревел разъяренным бэром, подставив под удар меч. Лапа словно из железа. Меч скользнул по ней со скрежетом, не оставив и следа, но зато нож вошел в пяту, мягкую податливую, которая должна была втоптать его в изрытую землю.

А лес уже вплотную подобрался к его безжалостному противнику. Толстое, в руку, корневище незаметно доползло до задней ноги, прыгнуло и закрутилось, поднимаясь по лапе к туловищу. А устоявшие на корнях, деревья, давили его, ломая крылья и круша кости.