Аквамарин

Вспомнив эту картину, Лив умылась и глубоко вздохнула. Она взорвала его клуб. Там погибли люди. Девушка остро чувствовала вину, но теперь знала, что больше не допустит этого. Страдать будет только Блейк и его люди. Только он. Бирюзовые глаза Лив наполнились решимостью и жаждой мести. Уж она постарается испортить ему жизнь!..

Переодевшись в удлиненную черную тунику с широким вырезом на шее, в котором показывалось то одно плечико, то другое, облегающие рваные джинсы и кеды, Лив села за планшет, просматривая свою почту и параллельно набивая рот превосходной пастой, которую, как и обещал Джонни, в скором времени доставил курьер.

Одно из сообщений пришло от Макса, и Лив с огромным вниманием и сосредоточенностью стала вглядываться в фотографии с именами и кратким описанием деятельности в семье.

Все лица, по мнению девушки, были очень похожи: крупные, толстые, с мускулистыми шеями, зачастую покрытыми татуировками и шрамами, в пустых, холодных глазах наблюдалось явное отсутствие интеллекта, и кое у кого Лив даже могла различить зависимость от наркотиков.

Просмотрев около сорока кратких досье и фотографий и ощутив раздражение от того, что по глазам и губам всех этих мужчин Лив не удалось вычислить номера один, три и четыре, а также злясь на подходящую к концу четвертую порцию пасты, девушка вдруг наткнулась на одну рожу… И замерла, чувствуя дрожь во всем теле.

С экрана на нее смотрел мужчина с густыми темно-рыжими волосами… Он был относительно молод, с удлиненным, немного костлявым лицом, впалыми щеками, полными губами и темно-карими глазами, излучавшими презрение и самоуверенность… Лив открыла рот, глядя на него с гулко бьющимся сердцем… И снова картина той ночи неумолимо всплыла, Лив видела эти карие глаза, вытаращено глядящие на Джесси, когда она пнула его и случайно скинула с его головы капюшон… Она точно помнила эти губы, кривившиеся сквозь прорезь в маске, когда он выстрелил в нее, и, конечно, эти волосы темно-медного оттенка…

Злость и ненависть заполнили душу Лив, она бросила планшет прямо в шоколадный пудинг и, подхватив ключи от «Бронко», кипя, вылетела за дверь.

Конечно она забыла о том, что Джонни просил ее сидеть дома и никуда не выходить.

Лив завела мотор и резко нажала на газ, поехав к кладбищу Грин-Вуд. Там находился мавзолей ее семьи.

Как по заказу для посещения подобного рода мест на улице шел проливной дождь, но ничто сейчас не могло остановить впавшую в депрессивно-тоскующее состояние Лив. И вот, через пелену дождя показались величественные, старинные башенки и арки главных ворот этого древнего и престижного кладбища. Въехав на его территорию, Лив оставила «Бронко» и решила пойти пешком, прячась от дождя под раскидистыми кронами огромных, старых деревьев.

Семейный склеп Мартинесов располагался на берегу одного из небольших водоемов: это было невысокое, но шикарное строение из резного белого камня с треугольной крышей и небольшим крылечком на двух узорчатых каменных башнях. Лив быстро забежала внутрь, переведя дыхание и откинув прилипшие от дождя пряди светлых волос с лица. Она промокла до нитки и ее била еле заметная дрожь, но не только от холода.

В склепе было несколько каменных гробниц, когда Оливия последний раз была здесь, то хоронили ее маму… Она с огромной тоской посмотрела на белый, каменный гроб, над которым на стене была вырезана надпись: «Сара Джейн Мартинес, 1971-1999 гг., «любовь в наших сердцах не умрет никогда»». Теперь, когда она была так близко к ней, Лив чувствовала сильнейшую грусть, она скучала по ней все эти годы, ей так не хватало мамы… Мамы, которая бы любила ее и обнимала каждый день и каждую минуту, мамы, которая защитила бы ее от всего-всего в этом мире, мамы, которая дарила бы ей свою заботу, ласку и тепло.

Слезы лились по уже итак мокрому лицу девушки, которая остро ощущала свое одиночество и обреченность, которой так нужны были те, кто сейчас мирно лежал в этих ужасно холодных белых гробницах!

Лив провела по материнской гробнице рукой, не желая прощать могильной плите ее холод, и повернулась к совсем новой, из темно-серого камня, плите, над которой на стене чернела гравировка: «Джессика Эйден Мартинес, 1989-2015, «ты наша навеки: любимая дочь, сестра, невеста…»»

Лив присела на край мраморного стола, на котором покоилась гробница Джессики, и, положив руки на ее плиту, горько заплакала, желая провалиться на этом месте, раскрутить земной шар в обратную сторону, лишь бы предотвратить, успеть спасти, умереть самой за нее! Ведь это она, она должна быть на ее месте! Лив плакала, погрязая в тягучую ненависть к себе и злость, которая уже давно взорвала ее внутренний гневомометр, снимая ее с тормозов и унося в пучину самоуничижения и страдания…

- Прости, Джесси… - шепнула Лив, глотая потоки слез, и подумала о Джонни… Она не простит себе, если по ее милости с ним что-то случится…

Пока Лив беззаветно предавалась глубоким страданиям, на кладбище заехали три черных внедорожника «Ниссан» и три мотоцикла «Хонда», на которых восседали крепкие, подтянутые мужчины в черной, в тон мотоциклам, экипировке. Лив не знала, что они тихо окружали ее со всех сторон, блокируя залитые дождем асфальтовые дорожки, дожидаясь, когда она выйдет из фамильного склепа, и приготовив пистолеты, чтобы снять возможность сопротивления с ее стороны.

Лив услышала отдаленный рык мотоцикла и резко подняла голову, ощутив странное беспокойство: кажется, инстинкт самосохранения внутри нее все-таки был.

Она вскочила на ноги и, подбежав к двери, осторожно выглянула наружу: среди многочисленных толстых стволов деревьев и мраморных могильных плит Лив увидела слева и справа от себя внедорожники «Ниссан», тихо поджидающие ее на дорожках, ведущих к склепу.

Стиснув зубы, девушка выдохнула. Нужно бежать. Выждав пару секунд, она резко вылетела из склепа и метнулась влево, туда, где на расстоянии около двухсот метров от нее находилась часовня.

Из автомобилей тут же выскочили люди в черных костюмах и открыли огонь из пистолетов. Пули засвистели в воздухе, громко попадая в холодные надгробные плиты, мокрую кору деревьев, грозя зацепить Лив голову.

- Да черт бы вас побрал! – ругнулась Лив, резко пригнувшись и укрывшись за одной из могил, затем, вскочив, рванула дальше, воздавая хвалу дождю, который ухудшал видимость.

- Эй, стоять! Стоять, кому говорят! – кричали сзади грубые мужские голоса, но Лив слышала только выстрелы и гнала вперед, не ощущая ни боли, ни холода, ни усталости, а только бешеное гудение адреналина во всем теле и дикий стук сердца.

Выстрел. Снова и снова, крики, топот позади… Лив спряталась за широким дубом, тяжело дыша и быстро оглянувшись. Слева от нее разливался водоем, а справа находилась часовня, но за ней начинались плотные ряды могил и больше ничего… Ничего, кроме высокого резного забора, ограждающего кладбище от остальной части города. Перемахнуть через трехметровый забор с земли было для Лив фантастикой… А вот часовня находилась примерно в полутора метрах от него…

Лив решила рискнуть.

Она кинулась к часовне, поскользнувшись на мокрой траве и свалившись лицом в грязную, мокрую землю, услышав совсем рядом с головой пролетевшую пулю и истерично усмехнувшись своей удаче, но тут же подскочила и побежала дальше, пригнувшись и закрыв голову руками.

Выстрелы, крики, шаги приближались, и, уже на полном ходу подлетая к часовне, Лив заметила четверых громил, быстро сокращающих дистанцию в погоне за ней. Она дернула старую деревянную дверь и влетела внутрь.

Помещение изнутри было маленьким, с одним алтарем, тремя скамьями и небольшой кабинкой для исповедей, поэтому лестницу на чердак, прикрытую простой серой дверью, Лив обнаружила сразу.

Взлетев по винтовой старой лестнице наверх и услышав шаги и крики с угрозами позади, Лив оказалась на чердаке, в отчаянии оглянувшись: одно маленькое окошко было в дальнем ее конце и, пробираясь через какие-то коробки, Лив бросилась к нему.