Страница 37 из 91
Лив внутренне вздрогнула и покраснела, услышав имя Макса. Все внутри нее загорелось, и она с трудом выдохнула, взволнованно прислушиваясь к разговору. Почему-то ей ужасно хотелось, чтобы он спросил о ней…
- Джонни, я тут случайно узнал, что кто-то взорвал «Кабриолет» прошлой ночью! Только не говори, что это сделал ты…
- Это сделала наша девочка! – гордо и весело проговорил Джонни, подскочив с дивана и, снова двинувшись по комнате, собираясь на ходу. – Я даже представить себе не мог, что Оливка додумается до такого! Без меня, она, конечно, бы не справилась, особенно после того, как ее взрывной и чокнутый характер потащил ее к размазанному по дивану кайфом Уолшу, и как она решила поддразнить его веселую натуру угрозами о скорой расправе, но я вмешался и успел спасти ее, так что теперь я ее герой навеки! Запомни это, дружище, особенно когда решишь снова ее завоевать.
Лив недовольно и гневно вспыхнув, швырнула в болтающего Джонни подушкой и проговорила:
- Ты все сказал, трещотка? Герой навеки, ты, кажется, куда-то собирался?
Она услышала, как Макс расхохотался в трубке и проговорил:
- Кстати насчет этого… Дай-ка ей трубочку!
Джонни игриво улыбнулся Лив и кинул ей в руки свой телефон, умчавшись на кухню. Сердце Лив остановилось, и она, с трудом сохраняя холодно-саркастичный тон, проговорила:
- Привет, франкенштейн. Какие новости?
- Белоснежка! Рад слышать твой бодрый голос! Как там мой любимый шрам поживает? – ответил ей ужасно притягательный мужской голос, лучащийся брутальностью и наглой самоуверенностью.
Лив хмыкнула, внутри себя сгорая от восторга и других смешанных, волнующих ее чувств.
- Ищет нового хозяина. А твоя селезенка, случайно, не рвется наружу, павлин?
Макс захохотал веселым, игривым смехом.
- Твой нездоровый сарказм и больная фантазия привлекают меня все больше, моя девочка! А какое белье на тебе надето?..
Сердце Лив взорвалось горячей волной и, ужасно стесняясь, она злобно прошипела:
- Ты хотел о чем-то поговорить, идиотина?
Макс вдруг посерьезнел.
- Вообще-то да. Милая, ты взорвала лучший бордель в городе. Может, отчасти, ты и молодец, только вот Блейк теперь прекрасно знает, что это сделала ты, и уже успел шепнуть об этом папочке, конечно же умолчав о том, что ты мстишь ему за смерть сестры. Не могу описать словами, как разозлился Генри, ведь он планировал соединить нашу семью с твоей, а тут такой удар в спину… Ну и в порыве гнева Генри, кажется, позвонил твоему отцу и рассказал Эйдену о том, чем занимается его дочь, только что оторвавшаяся от больничной койки после серьезной операции. В общем, - подытожил Макс, продолжая говорить серьезно, но легко и непринужденно, как будто рассказывал о том, как правильно укладывать тротуарную плитку, – теперь тебя ищут люди Эйдена, люди Блейка и на десерт – люди Генри, без которых можно было бы вполне себе обойтись. А если Оливер О-Коннел узнает о том, что ты втянула во все это его единственного сына, то, боюсь, ты вообще не сможешь выходить из своего нового убежища… ближайшие лет тридцать.
Лив гневно и удрученно слушала речь Макса и злилась на себя все больше и больше… А сейчас и на него, за то, что он так легко об этом говорит.
- Спасибо за то, что держишь меня в курсе, франкенштейн, но это мои проблемы и я их как-нибудь решу. Скажи, ты достал для меня информацию по людям Блейка?
- Белоснежка, ты что, вообще не слышала то, о чем я тебе говорил? Тормози, пока не поздно! Уже погибли девять невинных людей, а если ты настроишь кланы друг против друга, то это число увеличится в сто раз! Хватит играть крутую девочку. – серьезно, как никогда, с жесткими и повелительными нотками проговорил Макс.
Лив стиснула зубы. Ее душа болела, но она не могла остановиться…
- Франкенштейн, повторяю вопрос: ты достал для меня информацию по людям Блейка?
- Ты чокнутая… - вздохнул Макс. – Я вышлю тебе на почту все, что у меня есть. И теперь ты должна мне о-о-очень крутое свидание, моя девочка!
Лив закатила глаза.
- Я обещала желание, маразматик! А свидание будет после дождичка в четверг… Хотя… - Лив улыбнулась, ощущая бешеный ритм сердца и желание поиграть с ним, чего у нее еще не было. – Если там есть что-то полезное…
- Я заеду в семь. – заявил наглый и самодовольный голос.
- Эй, потише, коняга! Какое «заеду»? Узнай мне, каким образом Блейк завозит наркотики для своих клубов, и тогда хоть в три часа ночи. – довольно заявила Лив, сжимая до боли телефонную трубку и еле дыша от волнения.
- М-м-м, и все? Теперь ты точно моя, блондиночка! – горячо прошептал в трубку Макс и отключился.
- Между прочим, - послышался сзади игривый и веселый голос Джонни, выводя Лив из пузыря ее грез и фантазий, - вовсе не обязательно было так просто сдаваться, Оливка. – Джонни положил локти на спинку дивана позади Лив, присев на корточки, и проницательно заглядывая ей в глаза своими блестящими зелеными. – Если бы ты попросила меня, я бы за пару дней узнал все, что нужно, совершенно бесплатно. – сделав хитрое ударение на последнем слове, он довольно улыбнулся сияющей улыбкой.
Лив резко развернулась к нему, чувствуя, как к горлу подступает стыд и безумный гнев, непослушная прядь волос снова упала ей на лицо, и Джонни беззастенчиво и очень горячим, таким близким жестом осторожно откинул ее. Внутри Лив все вспыхнуло, и она больше не могла выносить ту бурю, что разрывала все ее внутренности и сжимала сердце в тугой комок.
Пылая от гнева, она проговорила:
- Джонни, это всего лишь означает, что именно ты, а не он, достанешь для меня эту информацию, а значит мне не придется идти с ним на свидание!
Джонни сияюще улыбнулся и подскочил на ноги, снова заносившись по комнате.
- Я узнаю то, о чем ты просишь, Оливка, но на свидание с ним ты все равно пойдешь. – он горячо подмигнул ей. – Потому что сама этого ужасно хочешь.
Лив вытаращила на него глаза и покраснела, чувствуя себя полной дурой и дешевкой. Даже чувства свои скрыть не может, что уж говорить о том, чтобы цеплять Макса – мужчину, которого любой встречный ветер сносит к другой! Она запустила в Джонни очередной подушкой и проговорила:
- Я же сказала, что пойду с ним на свидание только после грандиозного апокалипсиса! Не беси меня, Джонни!
Джонни застегнул рубашку и, завязывая галстук, легко и непринужденно пожал плечами:
- Ладно, Оливка, но как твой лучший друг…
- Ты не мой лучший друг.
Джонни проигнорировал выпад.
- … как твой лучший друг, я обязан предупредить, что если ты, как и миллионы до тебя, потеряешь из-за Макса голову, то останется лишь уповать на то, что в тебе окажется нечто особенное, что превратит охотничий азарт этого красавчика в ответные чувства.
Лив разозлилась и швырнула в Джонни оставшуюся на диване подушку, гневно воскликнув:
- Я сейчас тебе продемонстрирую нечто очень особенное, придурок…
- Охотно бы посмотрел, но мне пора: отец требует, чтобы я срочно занялся отмыванием оттягивающих ему карман грязных денег. Увы, это занудство – тоже моя работа! – развел руками Джонни, притворно вздохнув и полетев в коридор. Обуваясь, он ответил на главный немой вопрос Лив. – Оливка, я заказал тебе четыре порции пасты, два шоколадных пудинга и яблочный штрудель, это чтобы ты не скучала и не слишком злилась на меня! – прокричал он из прихожей и добавил:
- Ах да. Не смей никуда выходить из квартиры! Тебя ищут по всему городу, и полиция тоже привлечена в это дело, так что наслаждайся едой и уютной квартиркой, я вернусь вечером, целую!
Джонни, обаятельно послав Лив воздушный поцелуй, игриво подмигнул ей и скрылся за дверью. Теплый и очень притягательный пузырь, окружавший девушку, исчез, вместе с едва заметным свежим ароматом морского воздуха.
Лив встала с дивана и угрюмо поплелась в душ. Сидя в горячей воде, она смотрела в одну точку, думая о Джессике, Джонни, Максе, отце и Блейке…
Не из-за отца. Из-за нее убили Джессику. Из-за того, что она унизила Блейка тогда в баре. Лив закрыла глаза, чувствуя, что слезы душат ее горло. Если бы она только научилась держать себя в руках, а не вела бы себя со всеми, как неуравновешенная девчонка-подросток! Джессика была бы жива… Лив всхлипнула, вдруг явно вспомнив страх и обреченность в ее глазах, когда она услышала злобное «Кончай ее!!!» и увидела дуло пистолета, направленное ей в голову… Она просила, умоляла этого не делать… Но они были безжалостны.