Страница 69 из 96
кадеты.
Полковник сел, а на его место у рояля встал священник в черной монашеской рясе. Он сказал:
— Мужайтесь, братия!
Господа! Святая церковь наша пребудет с вами во веки веков, аминь. Святой собор православной церкви
шлет вам свое святое благословение и заверяет вас именем господа бога нашего, что окажет всемерную помощь
вам в борьбе с нехристями, слугами дьявола — большевиками. Полмиллиона пастырей, все белое и черное
духовенство делом и помышлением на вашей стороне. Все средства церковные и монастырские будут
предоставлены вам на дело спасения православной отчизны. Все силы наши, весь авторитет церкви в народе мы
кладем на вашу чашку весов. Большевикам не сдобровать. Во имя отца и сына и святого духа благословляю вас,
чада церкви христовой, на трудный подвиг, на кровавую жатву. С именем божьим на устах вы победите.
Святейший синод равноапостольской церкви отпускает из своих средств вашему центру три миллиона
рублей на организацию христианских сил. Святой собор церкви православной берет под свою защиту всех вас и
тех, кто с вами. Мы сегодня шлем в сатанинский ревком не только нашу просьбу, но и грозное предостережение.
Мир вам, братия мои во Христе.
— Аминь, — в тон ему промолвил полный человек во фраке, в высоком стоячем воротничке, на который
нависал жирный, тронной подбородок. — Аминь. Господа офицеры, — мужайтесь. От имени биржевого
комитета я в свою очередь заверяю вас, что все силы истиннорусских промышленников и финансистов перешли
давно уже на вашу сторону. Меньше слов — больше дела. Задача — как можно скорее раздавить революцию. Не
стесняйтесь в средствах. Для достижения цели все средства хороши. Цель оправдывает их. Мы, биржевой
комитет, со своей стороны, следуя по стопам наших пастырей, вносим в фонд спасения родины пять миллионов
рублей плюс миллион рублей, который мы отпустила вам в прошлый раз, как первый взнос.
— Браво, браво, господин Бахрушин, — сказал полковник. — При такой поддержке всей нации мы,
безусловно, победим.
— Благословляю тебя, сын мой, и от всего сердца целую тебя.
Священник и финансист звонко расцеловались.
— Видите, господа офицеры, — сказал полковник. — Все живые силы русского народа на нашей
стороне. Победа обеспечена в недалеком будущем. Не будем же терять драгоценного времени. На улицах еще
льется кровь, в данном случае бесполезно…
— Ваш план, полковник?
— Заключить мир на бумаге. Едем на юг, на Дон, Кубань, Терек, Днепр. Здесь на месте оставим хорошо
сколоченный кулак. Будем готовить боевые силы и подготовлять народ к Учредительному собранию.
— А нельзя ля без учредилки?
— Зачем? Нужно испробовать все средства. Разумеется, готовясь к Учредительному собранию, мы вовсе
не должны оставлять вооруженной борьбы. Она идет и скоро развернется повсеместно. Но учредилку мы
используем. По имеющимся у нас сведениям, большинство депутатов выбрано от наших сторонников.
— Тогда дело другое.
— Конечно. Иначе, с какой бы стати мы ратовали за учредилку! Итак, решено: мы сдаемся. Так сказать,
уступаем в пространстве, чтобы выиграть во времена. Господа офицеры, через десять минут — по своим
местам. Кстати, в соседней комнате есть пища телесная. Желающих милости прошу наскоро выпить и закусить.
— Куда путь держите, полковник?
— Из Москвы?
— Да.
— На Дон, к Каледину.
— Отлично, и я с вами, — заявил Бахрушин.
*
В больнице, на скорую руку приспособленной под госпиталь, Щеткин быстро пришел в себя. Тут же он
хотел подняться с койки и отправиться в ревком, но санитарки не пустили:
— Нельзя. Отдыхай. Сил наберись.
Щеткин поспорил с ними, но подчинился. В первый раз за боевую неделю он сытно поел, его начало
клонить ко сну.
“Ладно уж”, — сказал он сам себе. — Пересплю часок, отдохну да снова за винтовку”.
Спал Щеткин долго и вряд ли проснулся бы сам, если б его не разбудили. Он открыл глаза. Над ним
склонилась санитарка.
— Проснись, товарищ, — говорила она.
— А что?
— Тебя спрашивают.
Щеткин вскочил на ноги, потрогал повязку на ране. Особенной боли не чувствовалось.
— То без памяти, а то… ишь, какой шустрый, — изумлялась сиделка.
— Это потому, тетка, что я без памяти… спать хотел. Без малого четыре ночи не спал, — вот и: свалился.
— А рана?
— Какая рана? Вот эта, что ли? — шлепнул Щеткин себя по лбу ладонью. — Это не рана, тетя, а
царапинка.
— Ишь ты, герой какой. Хоть бы побрился, а то в щетине весь.
— На то и Щеткин, чтобы в щетине быть. Ха-ха! А кто спрашивает?
— Приходили из ревкома, спрашивали. А нынче какая-то барышня ждет.
— Так зови.
— Сюда нельзя. Сам ступай, добро — ходишь.
— Ну, что ж! Давай разматывай мне это. Что я, турецкий паша? Ишь, накрутили на лоб. Да умыться бы.
— Ну и пострел! Как к барышне, так прихорашивается.
Щеткин покраснел.
— Ну, ну, давай тетка. Некогда мне с тобой лясы точить.
У входа в больницу, в небольшом коридорчике, Щеткин увидел Варю Кисленко. Девушка сидела на
скамье у стены и как будто дремала.
— Здравствуй, Варя. Чего ко мне? — спросил Щеткин, подсаживаясь к ней.
— Здравствуй, товарищ Щеткин. Пришла навестить.
— Вот и спасибо. А что, из отряда ушла, что ли?
— Почему думаешь?
— Да без оружия.
— Распустили отряд наш. Победили мы юнкеров.
— Что говоришь! — вскричал Щеткин. — Ах, чорт, — без меня! Надо побежать в ревком.
— Пойдем вместе.
По дороге Щеткин, любуясь стройной фигурой и открытым. приятным липом Вари, расспрашивал ее о
многом. Девушка доверчиво рассказывала. Из ее слов Щеткин узнал, что Варе двадцать один год, что она живет
с матерью — обе ткачихи. Что был у нее жених, да забрали его на войну, где и погиб он.
Но самое основное было то, о чем девушка не сказала ему ни слова, но что почувствовал он всем своим
сердцем. Он нравился ей, — вот что закружило голову Щеткина радостью.
— Варюша, — сказал он, когда они подошли к ревкому. — А как мое обличие… Гм… Ничего?..
— Хорошее обличие, — просто ответила девушка, прямо взглянув в глаза ему.
— И ты мне нравишься… Варя.
— Вы просто так, шутите, — заявила девушка и неожиданно добавила: — А я к вам ведь по делу
пришла.
— По какому делу?
— У вас квартиры нет. Один. Идите к нам жить. Хоть комната одна, да чулан еще есть. Плохо, да лучше,
чем нигде.
— А как же мамаша?
— Она рада будет. Я рассказала ей вчера про ваши подвиги. Вот она и послала меня. Иди, говорит, проси
— если он бездомный. Такого героя всегда приятно уважить.
— Ну, уж и героя, — закраснелся Щеткин. — Так вы в общежитии живете при фабрике?
— Да, приезжайте, товарищ Щеткин.
— Зови меня Петром, чего там величать каждый раз. Да что за выканье — не господа.
— Согласна. Так ты, Петя, приходи. Я приготовлю тебе все. И в баню сходить можно. У нас есть. И белье
отцовское осталось.
— А что старик-то?
— Три года как умер.
— Ага. Ладно. Ну, я в ревком, Варюша.
— Так ждать, что ли?
— Жди. Приду непременно.
Они крепко пожали друг другу руки и, улыбаясь, разошлись в разные стороны.
*
“Во имя божие всеросийский священный собор призывает сражающихся между собой дорогих наших
братьев и детей воздержаться от дальнейшей ужасной кровопролитной брани.
Священный собор от лица нашей дорогой православной России умоляет победителей не допускать
никаких актов мести, жестокой расправы и во всех случаях щадить жизнь побежденных.
Во имя спасения Кремля и спасения дорогих всем нам в нем святынь, разрушения которых и поругания
русский народ никогда и никому не простит, священный собор умоляет не подвергать Кремль артиллерийскому
обстрелу.