Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 39 из 96

постановили расстрелять. Тут же послали срочную шифрованную телеграмму на имя главнокомандующего

фронтом с просьбой утвердить приговор. Осужденных решили расстрелять, как только будет получено

распоряжение из штаба фронта.

— Нужно действовать, господа офицеры, — сказал полковник Филимонов, когда заседание закрылось. —

Зараза проникает к нам. Я был в штабе фронта. Мне там конфиденциально заявили, что только мы — оплот

династии и порядка. Возможно, сказали мне, что верные Российской державе и престолу части, в том числе наш

полк, будут брошены на подавление мятежа. Усильте бдительность, господа офицеры.

*

О решении военно-полевого суда сообщили осужденным.

Васяткин прослушал приговор суда, снял очки, протер их концом гимнастерки и сказал Нефедову:

— Вот, старина. Это суд классовый. Они хотят подавить революцию — только не выйдет у них ничего.

Нас, может быть, расстреляют. А всех не расстрелять.

Нефедов сосредоточенно думал о чем-то и молчал. Сурово сдвинулись брови его, нахмурилось лицо.

— Революция жертв требует… много жертв.

Нефедов молчал. Перестал говорить и Васяткин. Оба они, понурив головы, сидели на песчаной земле и

думали каждый свое.

*

Об аресте взводного первым узнал Щеткин.

Проснувшись, он тут же пошел к палатке Нефедова, желая поделиться с ним успехами своей агитации.

Но в палатке находился один каптенармус. Щеткин осторожно спросил его:

— Где господин взводный?

— А на что он тебе? — насторожился каптенармус.

— Насчет наряда я.

— Ступай к заместителю. Нефедов арестован.

— Как! За что?

— Много будешь знать, скоро состаришься. Пошел вон!

Лицо Щеткина зарделось кровью. Не говоря в ответ ни слова, он выбежал из палатки и припустил бегом

к своему отделению.

Хлебалов и Хомутов не спеша пили чай из жестяных кружек, обжигаясь и дуя на кипяток. Перед ними

стояли два котелка, в котелках дымился кипяток, чуть подкрашенный морковным чаем.

— Садись-ка, Щеткин, чай пить, — предложил Хомутов, но, взглянув в лицо друга, торопливо спросил:

— Чего, Петро? Стряслось что?

— Нефедыча арестовали.

— Как арестовали?

— Сидит.

— Сидит?

— Да. Наверно расстреляют.

— Вот так ядрена палка… Кто же это выдал?

— Неизвестно… Только бросьте чай пить. Не время. Бунтовать нужно солдат.

Хомутов послушно выплеснул на песок чай из чашки и котелка.

— Пошли.

— Куда?

— Иду говорить ребятам.

— И я пошел.

— Да стойте. Надо всем сказать. Хлебалов, встань-ка, покарауль.

В палатке помещалось около тридцати человек. Все они сидели на шинелях, кто пил чай, кто говорил, а

иные сидя дремали.

Щеткин криком попросил внимания. Обитатели палатки притихли.

— Братцы, — начал говорить Щеткин. Рябое лицо его стало таким же серым, как шинель, наброшенная

на его плечи. — Нашего взводного Нефедыча офицеры арестовали. За то арестовали, что он за нас, за солдат,

шел. Братцы, от нас скрывают, что царя свергли. Не хотят сказать нам… а в России революция. Рабочие борются

за свои права. Все скрывают от нас. А наших защитников, Нефедыча да Васяткина, погубить хотят. Разве

дадим? Чего нам бояться… Смерть за нами всегда с мешком ходит. Надо нам, чтобы все солдаты, как один,

встали на защиту. Спасем Васяткина, выручим Нефедова. Всей этой барской сволочи — офицерам — не дадим

глумиться над нами. Сила-то в наших руках.

— Братцы, не дадим больше никого арестовывать. Поднимай всех. Да винтовки с собой берите. И

патроны берите. Пойдем по палаткам. Надо, чтобы один за всех, а все за одного. Кто согласен — за свободу?

— Да все согласны. Все одно гибель.

— А за хорошее дело и помирать не жалко.

— Чего там. Довольно поизмывались! — закричало большинство солдат.

— Ну, пошли, ребята, — тоном приказа закричал Щеткин.





Заметалась солдатская часть лагеря. Люди бегали из палатки в палатку. Что-то кричали. Офицеры,

проходившие лагерем, изумленные, спрашивали у солдат, в чем дело. Но солдаты молчали и только

озлобленными, косыми взглядами провожали их.

В штабе полка поднялась тревога. Был поставлен на ноги весь офицерский состав полка.

*

— Солдаты взбунтовались, господин полковник, — докладывал Филимонову его адъютант. — У озера

митинг. Все солдаты вооружены. К ним примкнули пулеметчики. Часть офицеров с ними. Командир батальона

Черемушкин говорит речь за признание свободы и Временного правительства.

Филимонов, хмурый, быстрыми шагами ходил взад и вперед по палатке.

Вбежал запыхавшийся бледный Нерехин. Его выхоленное лицо багровело от напряжения.

— Господин полковник… Арестованных освободили. Караул присоединился к бунтовщикам. Чуть не

убили меня. Что делать?

Полковник остановился против Нерехина и сказал:

— Идите, допытайтесь уговорить солдат.

— Господин полковник, это невозможно. Меня убьют.

— Не убьют. Не посмеют.

— Господин полковник… не могу.

— Не можете?.. Как не можете? Как смеете? Господи, все взбунтовались. Что скажут в штабе? Пропало

мое производство!

*

Митинг, открытый Щеткиным, давно уже шел. Много гневных речей уже было сказано. Говорил от

офицеров Черемушкин.

— Лучшая часть офицерства — с вами, господа солдаты. Мы принимаем революцию, признаем

Временное правительство. Но мы также надеемся, что вы, как одни человек, хотите закончить войну

победоносно. Мы убеждены, что вы не хотите бунта. Шпионы-большевики, арестованные и приговоренные к

смерти, понесут заслуженную кару.

— Долой золотопогонника!

— Ишь, уговариватель!

— В окопы офицеров!

— Своих командиров выберем!

— Освободить арестованных!

— Долой войну!

Откуда-то, точно прилетевшие на крыльях ветра, в центре митинга появилось двое неизвестных солдат.

Когда последний оратор кончил свою речь, один из этих незнакомцев взял себе слово.

— Товарищи, — сказал он. — Меня послали к вам из солдатского комитета третьего и четвертого полков

нашей бригады. Мы уже свергли своих золотопогонников. Мы призываем вас присоединиться к нам.

— Уррра! У-р-р-р-а! — тысячью глоток закричала толпа. — У-р-р-р-а!

— Товарищи! Бригадный комитет просит вас присоединиться к нам.

— Присоединились уже.

— Выберите свой комитет. Пошлите делегатов в бригадный комитет. Да здравствует свобода! Да

здравствует революция!

Толпа шумно и радостно кричала:

— Да здравствует свобода!

— Долой золотопогонников!

За первым говорил второй гость.

— Товарищи! Горячий привет вам от революционных рабочих и совета рабочих, крестьянских,

солдатских и казачьих депутатов города Б. Товарищи! Я как член партии большевиков, говорю вам: долой

братоубийственную бойню! Мер хижинам, война дворцам! Направим наше оружие против своры царских

приспешников. Они идут против революции. Они хотят продолжать войну. Они хотят нового царя. Но не бывать

этому!

— Не бы-ва-а-а-ть!

— Рабочие шлют вам подарок… — Оратор, развернув сверток, которым все время речи размахивал, как

дирижер палочкой, извлек из газетной бумаги большой алый флаг. Взяв у ближайшего солдата винтовку, он

наскоро прикрепил к ней красное полотнище и высоко поднял его над толпой солдат. На знамени сияли золотые

надписи: “Вся власть советам рабочих, крестьянских, казачьих и солдатских депутатов!” “Долой

грабительскую, империалистическую войну — да здравствует война гражданская!”

— У-р-ра. Уррррр-р-ра! — кричали солдаты.

— Товарищи, это знамя обязывает вас стоять грудью за свободу трудящихся против капиталистов и

помещиков. Сейчас в нашей стране власть захватили богачи. От Февральской революции трудящиеся ничего не

получили. Грабительская война продолжается, разрушая Россию и вырывая миллионы жизней. Долой воину!