Страница 33 из 96
*
Сергеев у себя нашел на столе письмо от Чернышевой. Письмо было полно нежных слов. Анастасия
Гавриловна писала, что она на-днях выезжает в действующую армию и по пути заедет к нему — посмотреть на
своего “Викторушку”.
Сергеев с жаром поцеловал конверт и письмо в том месте, где стояла ее подпись. Спрятав письмо в
карман, он подошел к окну на улицу и раскрыл его.
Хмурый, серый вечер окутывал сумерками город. Сергеев вдыхал полной грудью свежий воздух и думал.
Дум была множество: о радости любви, о тягостной связи с Тамарой Антоновной, о скуке ожидания. Серые
сумерки усиливали грусть.
Пусто и прозрачно было все в природе. И только еле заметно сиреневый краешек дальнего горизонта
ласкал взгляд.
Томительно шли минуты. Сергеев хорошо знал, что скоро явится к нему Тамара Антоновна. Он не любил
ее.
“Нужно было бы мне сказать ей, — рассуждал Сергеев, — что это недоразумение. Любви нет и в помине.
Нужно сказать ей, что я люблю другую. Но как сказать… Вот она придет, сядет рядом с ним, горячими руками
будет ласкать… зажмет, и опять это…”
Сергеев морщился, как от физической боли.
За окном уже совсем стемнело, когда в дверь громко постучали. Он подбежал к дверям, открыл ее и
обмер. В дверях стоял сам полковник Преображенский.
“Вот так штука. Она придет сейчас, — пронеслось в сознании Сергеева. — Что бы такое сделать, чтобы
предупредить”.
А между тем полковник вошел в комнату, открыл свет и сел на диван.
— Сумерничаете? — сказал он благодушно. — А я вот был здесь, у знакомого, и решил заглянуть к вам,
посмотреть на ваше житье-бытье.
Сергеев молчал.
— Что же вы такой скучный? Или случилось что?
— Нездоровится, — промямлил Сергеев.
— Ничего, пройдет, пустяки. Что по вечерам поделываете? Специализируетесь в военном искусстве?
— Да, — упавшим голосом ответил Сергеев и быстро добавил: — Ксандр Феоктистович… Я на одну
секунду только отлучусь — побудьте здесь одни.
— Пожалуйста, не стесняйтесь. Я покурю.
Преображенский удобно расселся на диване и закурил сигару.
Сергеев подошел к двери. Он еще не прикоснулся к ручке, как дверь распахнулась, и в просвете
показалась Тамара Антоновна. Сергеев состроил ей такое дикое лицо, что она в испуге попятилась назад.
Сергеев вслед за ней быстро выскочил в коридор.
— Ради бога… Тамара Антоновна, — взволнованно залепетал он. — Ради бога… Там у меня сидит ваш
супруг.
Женщина откинула назад голову, подозрительно посмотрела ему в глаза.
— У вас, поручик, наверное, сидит другая женщина. И вы хотите от меня это скрыть. Какой ужас!
— Да нет же… Ради бога.
— Что ради бога. Я непременно взгляну… и увижу… кто эта шлюха… нет, нет. Пустите…
— Но там же ваш муж!
— Не рассказывайте мне сказок. Знаю я этих мужей… Да как вы смеете держать меня.
— Господи… Тамара Антоновна, пощадите, не делайте этого. Вы позднее зайдете… Я буду.
— Как бы не так… Так-то вы дорожите моей любовью… Бессовестный! Бессовестный… О, изверг,
нечестный, противный, — захлебываясь и чуть не плача, уже громко начала говорить Преображенская. —
Пустите, пустите!.. Я должна видеть ее… Не смейте держать меня за руки.
В это мгновение слегка приоткрылась дверь, и в коридор выглянуло изумленное лицо полковника
Преображенского. Увидев взволнованную жену, он подошел к ней.
— Тамарочка… Ты как здесь? Ты за мной? Начинаешь снова шпионить? Почему ты взволнована так? Да
говори же! Ну, хорошо, зайдем сюда. А вы, поручик, подождите минуту.
— Ради бога. — Сергеев был бледен и растерян. — Пожалуйста, пожалуйста, — говорил он, а сам в это
же время думал:
“Неужели не выпутается… Тогда погибла вся карьера… и опять фронт… из-за бабы, боже мой!
Прошло много долгих томительных минут. Сергеев быстрыми шагами кружился по коридору. Его
бросало то в пот, то в жар, то в холод. Наконец из номера вышел Преображенский.
— Вы простите меня, Сергеев, но это…
Сергеев был ни жив, ни мертв.
— Но это, — продолжал полковник, — старая история. Все женщины на один покрой. Она как-то через
лакеев, что ли, узнала, что я в гостинице, ну и, как водится, решила, что я с женщиной. Теперь она лежит и
плачет. Со мной даже и говорить не хочет. Простите, дружище, за беспокойство — дело житейское. Я пойду, а
ты тут займись немного дамой.
Сергеев даже руками замахал:
— Что вы, что вы!
Преображенский громко расхохотался.
— Не беспокойся, мой друг… Кстати, позволь мне говорить тебе ты. Я, видишь ли, не ревнив… Притом
она долго не засидится. Да будь же добр, во имя дружбы… У меня, знаешь, деловое свидание. Ну что, идет?..
Одолжишь?
— Ради… — вскричал обрадованный Сергеев и не докончил мысли.
— Ну вот и хорошо. Я так и знал, спасибо, милый, Мне бабские капризы ужас, как надоели. До свиданья,
мой друг.
Преображенский горячо пожал ему руку и направился по коридору к выходу.
Сергеев посмотрел ему вслед, потом нерешительно вошел к себе в комнату. Тамара Антоновна сидела в
кресле перед зеркалом и пудрила нос.
— Ах, простите, мой славный… И что мне взбрело? Как я могла подумать. Но вы можете гордиться. Это
все от сильной любви, конечно.
Сергеев молчал, собираясь с духом, чтобы сказать ей, что не любит ее, а любит другую.
— Ну, что же вы молчите? Дуетесь на меня? Ну, не хорошо, мой мальчик. На даму быть в претензии
нельзя. Иди же ко мне, иди, ну, ну.
Женские руки коснулись его талии и повлекли. Вся решительность и твердые мысли как сдуло ветром.
Он нагнулся к ней.
— Милый… так. Да закройте дверь. Да, да, я разденусь.
Сергеев ринулся к двери и завозился там с ключом.
— Милый, довольно, — громко шептала Тамара Антоновна, — скорей, я замерзаю.
Сергеев наконец повернул дверной ключ, но в то же время кто-то снова громко постучал к нему.
Сергеев погасил свет и приглушенно спросил, не открывая двери:
— Кто там?
Из-за двери последовал громкий ответ:
— Вас, господин поручик, какая-то приезжая дама спрашивает. Что прикажете сказать?
Недолго думая, Сергеев схватил со стола фуражку и опрометью бросился вон из комнаты, не обращая
внимания на вопросы и негодующие выкрики Тамары Антоновны. Ему вдогонку полетели подушки.
*
Гончаренко устроился на квартире в доме, где проживала семья Тегран. Он уже отрастил себе небольшую
бородку и видом очень походил на мелкого базарного торговца съестным. Фальшивые документы, по которым
он прописался на новом месте, были составлены на имя Василия Поликарповича Гончарова, купца третьего
разряда.
Семья Тегран, в которой он жил, состояла из отца, двух сестер и брата. Отец, старый дашнак и в царское
время маузерист, был детально посвящен в подлинную биографию своего нового жильца. Сестры Тегран и брат
ее, тоже принадлежавшие к партии дашнакцутюн, были преисполнены национальными идеями, ненавидели
русских и турок и мечтали о скором провозглашении самостоятельной армянской народной республики. Все
родственники Тегран старательно не замечали нового постояльца, и только сама Тегран уделяла ему весь свой
досуг. Она читала вместе с ним газеты, партийную литературу и вела длинные разговоры по политическим
вопросам.
Часто Гончаренко ставил перед собой недоуменный вопрос: как эта девушка, из семьи кадрового
дашнака-националиста, живущего национальной восточной романтикой, вдруг стала большевичкой? Какими
путями она из учительницы самой глухой, отсталой провинции превратилась в одного из руководителей
партийной организации?
Она так много работала, что Гончаренко временами боялся, как бы не надорвалась она.
Но Тегран была далеко не мягкотелой женщиной. В ней заключались несметные силовые богатства.