Страница 42 из 116
Махмуд-бек провожал Садретдин-хана поздно вечером. Он проехал несколько километров, пока
муфтий сам не предложил:
- Достаточно, сын мой...
Дальше, до городка, Садретдин-хана будет сопровождать только Салим. Ему Махмуд-бек поручил
первые месяцы пожить с муфтием. Характеристику Салиму Махмуд-бек дал самую лестную.
- Знаю, знаю, сын мой, он был с вами в трудной дороге.
Салим внимательно относился к каждому жесту муфтия. Несколько раз проверил, хорошо ли
закреплено седло.
- Возвращайтесь, сын мой, - сказал Садретдин-хан уже тверже. - Возвращайтесь. Уже поздно, а вам
добираться далеко.
Они обнялись. Муфтий слегка похлопал ладошкой Махмуд-бека по плечу.
73
- Вам нужно работать. Учтите мои ошибки. Да, сын мой, я тоже ошибался. Езжайте...
Махмуд-бек подождал, пока две тени не пропадут в темноте, пока не смолкнет стук копыт.
На обратном пути он завернул в караван-сарай. Тяжело скрипнули ворота, пропуская позднего
посетителя. Здесь рано ложатся спать, но окно в конторе Аскарали еще светилось.
Махмуд-бек вернул коня хозяину караван-сарая, порылся в карманах и вытащил деньги. Хозяин
поднял руку:
- Не нужно, господин Махмуд-бек, не нужно. Мы тяжело переживаем отъезд уважаемого муфтия.
Хозяин поклонился. Он хотел, видимо, сообщить потихоньку свое мнение о предателе Мубошире, но
только в отчаянии махнул рукой:
- Вот как случилось...
Хозяин ненавидел Мубошира и очень боялся его.
Об этом мимолетном разговоре Махмуд-бек рассказал Аскарали.
- Вы правы. Теперь из муфтия сделают мученика. А Саид Мубошир никогда не вернется к эмигрантам.
И Рустаму дорога к ним закрыта.
Аскарали очень устал в последние дни.
- Держусь на одном кофе, - признался он. - Теперь можно будет немного отдохнуть. - Он потянулся и,
довольный, сказал: - Да-а. Похороны были организованы хорошо. Молодец, Махмуд-бек! А теперь
отдыхать.
У двери Аскарали остановил друга.
- Как дела дома?
- По-моему, хорошо.
- Ну, я рад... Жаль, что ты мало уделяешь времени семье, - Аскарали перешел на «ты».
Махмуд-бек невольно рассмеялся. Аскарали непонимающе посмотрел на него:
- Что с тобой?
- Такую фразу здесь не услышишь. Я вспомнил институт. Разговор старших товарищей: мало
уделяешь времени семье.
Аскарали тоже улыбнулся. Потер ладонью лоб:
- Да, выскочила фраза. Благо здесь никто ее не поймет.
Когда они остаются одни, Аскарали перестает походить на самодовольного преуспевающего купца.
Откуда-то сразу появляются морщины. Они сбегаются к глазам, прорезают лоб. Аскарали будто
чувствует эти морщины и начинает их растирать ладонью.
Об огромной работе своего друга Махмуд-бек ничего не знает. Только догадывается.
Аскарали как-то сказал:
- Увижу тебя и невольно вспомню о нашем крае. Что-то давит здесь, - он провел рукой но горлу, - и
держит. . Черт знает какое состояние. Может, старею?
Он редко рассказывает Махмуд-беку о событиях, происходящих на родине. Его информация до
предела лаконична. Перечислит новые стройки, дороги, города. Аскарали дает только короткую
характеристику...
В эти минуты, пожалуй, выступают самые глубокие морщины.
Сколько лет Аскарали живет на чужбине? А сколько лет жить ему, Махмуд-беку?
- Передал бы привет своей жене... - вздохнул Аскарали. - Зайти бы к тебе в гости...
- Еще зайдешь...
- Думаю. Иначе не может быть. Но хватит мечтать. Иди отдыхай. Предчувствую, что скоро развернутся
большие дела.
Азиатские женщины привыкли ждать: когда скрипнет калитка? когда раздадутся шаги мужа? с каким
настроением он вернется домой? Ни одна женщина об этом не знает. Где-то существует особый мир
мужских, серьезных дел.
Фариду учили с детства искусству вечных ожиданий, как любую девочку. Но куда девались
ежедневные советы доброй старушки!
Фарида так и не научилась виновато поднимать глаза или стоять, низко опустив голову, в ожидании
приказа мужа-хозяина, полного властелина.
Она бросалась навстречу и уже во дворе сыпала вопросами:
- Почему так поздно? Вы забыли обо мне? Вы здоровы? Вы очень устали?
Махмуд-бек гладил ее волосы.
- Все в порядке, Фарида, успокойся.
Обняв ее за плечи, Махмуд-бек шел, ни на что толком не отвечая. Да и что он мог ответить?!
Плечи вздрагивали... Фарида с трудом сдерживала себя, чтобы не заплакать.
- Все в порядке! Все хорошо! - говорил Махмуд-бек.
От нее пахло легким степным дымком. Фарида, наверное, раз двадцать разогревала обед и кипятила
чай.
- Сейчас я буду за тобой ухаживать... - неожиданно предложил Махмуд-бек. - Я сделаю крепкий чай.
- Нет-нет. . Вы устали. Я сама сделаю.
Он не стал спорить. Понял, что огорчится.
74
- Пока отдохните... Я сейчас...
За чаем Фарида попросила почитать стихи.
- Какие? - удивленно спросил Махмуд-бек.
- Какие хотите... - ответила она и приготовилась слушать.
- Хорошо... - улыбнулся Махмуд-бек.
Он вспомнил лирические строки Хафиза.
Красоты твоей сиянье
вспыхнуло во тьме времен.
Так любовь явилась миру,
жгучий пламень разожжен.
Фарида умела слушать стихи. Но порой задавала при этом самые невероятные вопросы. Сейчас
вопрос тоже прозвучал странно:
- Почему поэты так писали? Разве раньше женщины жили по-другому?
Махмуд-бек пожал плечами.
- Наверное, женщиной любовались, если о ней так красиво говорили? - продолжала она.
- Наверное, - неуверенно согласился Махмуд-бек
- А там, - она кивнула в сторону соседей, - живет злая женщина. Она ни разу не была в городе. Ее
бьет муж... Просто так бьет. . Значит, ей никто не говорил: красоты твоей сиянье...
Махмуд-бек молчал. Он боялся других, более конкретных вопросов. Фарида могла задать их. Конечно,
ее интересует и собственная судьба.
Он начал учить Фариду азбуке жизни, совсем другой жизни, о которой она не знала. Учил не спеша,
осторожно. Но Фарида сама подгоняла события... А Махмуд-бек о многом еще не имел права ей
сказать...
Аскарали не ошибся, предупреждая, что скоро развернутся большие дела. Через две недели Махмуд-
бека пригласил Эсандол.
Турецкий консул притворялся, что потрясен случившимся. Он великолепно играл свою роль,
удивлялся, качал головой и даже восклицал:
- Ай-я-яй... Какая беда! - Об этой беде Эсандол, конечно, знал все подробности. - Да... К уважаемому
муфтию пришла старость, - вздохнул консул. - Раньше он был выдержаннее и не пошел бы на такую
глупость, как торжественные похороны Ислама-курбаши. Мелкий человек, о котором мало кто знал!
Зачем было затевать эту комедию?
Вошел слуга, поставил две фарфоровые чашечки, два стаканчика с водой, в которой плавали
льдинки.
- Кофе!
Махмуд-бек поблагодарил.
Эсандол минуты две смаковал излюбленный напиток, откинувшись в кресле, полузакрыв глаза.
- Как вы живете, господин Махмуд-бек?
Махмуд-бек пожал плечами.
- Даже не могу точно определить свое состояние. Кажется, шел, шел и вдруг остановился. Что дальше
делать, куда повернуться - не знаю.
- Не следует сильно переживать. К нашему дорогому муфтию пришла старость, - повторил Эсандол. -
Закон жизни. Вы должны продолжить его дело.
- Я? - Махмуд-бек привстал.
- Вы! Вы! Успокойтесь. - Эсандол улыбался. - Что так взволновало вас?
- Есть более уважаемые люди.
- Есть. Есть и Курширмат, - согласился Эсандол. - А нам нужны молодые, энергичные, образованные. -
Он резко встал. Ему уже давно за сорок. Но выглядит он молодо. У него широкие крепкие плечи, точные
движения, голубоватые задорные глаза. - Наши дела только начинаются. Так что - выше голову, Махмуд-
бек!
Эсандол пообещал, что в ближайшие дни начнется напряженная работа, совсем другая жизнь.