Страница 102 из 114
Алый от зноя «бочки», входишь в бассейн с подогретой минеральной водой и чувствуешь, как отходит, успокаивается организм, и тебя уже подмывает к новой, обратной страсти, и ты, подобно дельфину, перебрасываешь себя в другой бассейн, с холодной, кажущейся ледяной водой, тихо ахаешь — даже не голосом, а замершим дыханием, мгновенно перехваченным животом. Но это быстрое, как столбняк, ощущение через несколько секунд акклиматизации переходит в ни с чем не сравнимое блаженство, и так ты несколько раз сменишь холодную и горячую воду, которая разгонит в тебе кровь в самые дальние капиллярики…
Но что это?.. Тот же или другой? Нет, все же другой…
Плавая и крутясь в своей купели, ты видишь, как, тоже с помощью сестрицы, такой же бледненький, дряблый старичок, явно тоже капиталист и скорее всего тоже из ФРГ, взбирается по приступкам на подагрически узловатых ногах к краю поставленного на пол сооружения кубического вида, усаживается, укрытый простыней, опускает ноги внутрь, и по бурлению пущенной сестрицей воды можно догадаться, что путем какого-то водного массажа страдающий ногами паломник надеется, что карловарская соль одолеет соль, накопившуюся на его несчастных суставах. Он долго сидит так, согбенный, погруженный в раздумья о капризах судьбы, наделяющей человека огромным состоянием, но отнимающей у него самое большое богатство — физическую гармонию; может быть, он с грустью вспоминает своего единоземца Артура Шопенгауэра, мистицизм философского мышления которого не помешал ему прийти к совершенно реальному выводу, что здоровье до того перевешивает все остальные блага жизни, что поистине здоровый нищий счастливее больного короля… Плавающий рядом с тобой парень, шахтер из Донбасса, с которым ты успел познакомиться благодаря совпадению времени на талончиках, замечает с прирожденным хохлацким юмором, что дедку при его позе очень не хватает удочки… Найдя сравнение удачным, ты, однако, сильно сомневаешься относительно «улова».
Но, но и но…
Уже в комнате отдыха, запеленатый в простыню, укрытый светлым шерстяным одеялом, напоминающим украинский лижник, точно так же, как укрыты оба старичка капиталиста, лежащие вблизи тебя один за другим в ровном ряду топчанов, ты все же тщишься вникнуть размягченным от испытанного наслаждения рассудком в странный парадокс: почему эти самые старички, перед мошной которых, вероятно, раскрылись бы двери лучших клиник Запада, предпочли одинокими пилигримами, пусть за баранками шикарных «мерседесов» — граница с ФРГ отсюда в нескольких десятках километров, — достигнуть, как некоей Мекки, вот этой бани, этого древнего крестьянского корыта, чтобы быть исхлестанными водой из ведра… Не смыкается ли сей парадокс с парадоксом мощно прогрессирующей урбанизации, когда в виде протеста против ее «железной пяты» молодая поросль вполне благополучных слоев буржуазии облачается в драную мешковину и отдается, часто в весьма сомнительных формах, зову природы. Конечно, для тех, кто лишен родительского попечения и вынужден горбом зарабатывать себе на хлеб, такие «опыты» — сущая бессмыслица. Стихия анархизма, очевидно, и есть гипертрофическое проявление кризиса самого общества, которым она рождена.
Но что-то тут есть! Человечество начинает, кажется, смутно испытывать чувство, будто оно попало в машину гонщика, закладывающего виражи на бешеной скорости, когда центробежные силы вот-вот оторвут от земли загорающиеся шины, когда время и пространство неудержимо, спонтанно отбрасываются назад. Ухватиться за что-нибудь, не потерять «сцепления» с землей, не забыть в стремительном движении о самых простых и доступных благодеяниях природы. Не потому ли так заметен мучительный поворот к уходящим навсегда преданиям, быту, песням, к избавляющим от душевных и физических страданий народным средствам, снадобьям, к знахарству, если хотите, в какую бы научную терминологию его ни облекали…
Да что далеко ходить: из многочисленных процедур, составляющих славу современных Карловых Вар, ты выбрал все-таки совершенно варварскую «бочку», как раз и подпав под магическое действие традиции, так бережно здесь хранимой…
Мы сидим в дегустационном погребке завода, выпускающего знаменитую карловарскую бехеревку — ту самую сладковато-горьковатую, крепкую, золотистую, с присущим только ей, единственным на земле острым, травяным, лекарственным запахом и вкусом… Этот ликер бывает и у нас — в не похожих ни на какую другую посуду плоских зеленых, разделенных формовкой на три части флягах, на красно-синей этикетке — «Карлсбад — Бехер — ликер». Берут его — кстати, в наших магазинах он гораздо дешевле, чем на месте своего приготовления, правда, давненько не видно ликера, — истинные ценители и для употребления, в тех целях, которые и имелись в виду при зарождении его производства карловарским аптекарем Йозефом Бехером почти два века назад…
Сначала нас поводили по цехам, где всюду стоит этот сладковато-травяной хмельной дух, мы прошли сквозь лабиринты труб, под огромными дубовыми бочками, в которых идет таинственное созревание, как хотите, но все-таки знахарского снадобья, если верить истории, которой занимает нас уже здесь, в погребке, Ладислав Отцовски, ветеран и патриот завода, седоглавый, но крепкий человек, сохранивший кроме внешних признаков молодости оптимизм и юмор, присущие нестарящимся натурам.
И что особенно поразило в нем… Очевидно же, что мы — всего лишь «очередные» в потоке охраняемых туристическим полисом зевак, безусловно не мыслящих посещение Карловых Вар без визита на завод, продукция которого увенчана золотыми медалями на международных конкурсах. Казалось бы, можно посочувствовать Ладиславу, как мы поняли, уже пенсионеру, общественному гиду, вынужденному облекать в кружева красноречия то, о чем он рассказывает каждый божий день… Но нет, нет, волнение его неподдельно, энтузиазм не наигран — так сыграть нельзя! — и ты понимаешь, как все дорого ему самому, сколь святы для него устои, на которых стоит нынешняя новь.
Традиции, традиции, традиции… Долгое время в Карловых Варах насчитывалось двенадцать источников минеральной воды. Бехеревку окрестили «тринадцатым». И весьма логично: лечащие свойства ликера — при соответствующей, вестимо, дозировке! — признаются и ныне: впрямь целебный источник, весело венчающий догмы медицины… Но пробился же — напротив Колоннады — еще один, настоящий, и, стало быть, как ни считай — тринадцатый! Да, но традиция! Одинокий, средь открытого асфальта, фонтанчик назвали источником князя Вацлава, но прибавили цифру — II. То есть все же второй после… бехеревки.
А бехеревка-то началась, оказывается, с англичанина, доктора Фробрига, владевшего секретами чар, производящих на человека некоторыми травами: он-то и изготовил смесь, которой, по всей видимости, небезуспешно пользовал и карловарцев, и приезжавших на воды гостей. У Йозефа Бехера рецепт желудочной «горькой» оказался в награду за терпимость к чужеземной конкуренции, и рецепт этот, хранимый за семью печатями последующими продолжателями налаженного Бехером производства, дошел до наших дней, правда, чуть было не став жертвой жесточайшей профессиональной конспирации. Последний преемник Йозефа Бехера погиб во вторую мировую войну, унеся с собой тайну остановленного же войной приготовления ликера. Пожелтевший от времени листок, на котором были изложены состав и пропорции лекарственных трав, и не только трав, но и каких-то привозимых издалека плодов диковинных растений, вся сложнейшая технология производства, — чудом нашли зарытым около поля для игры в гольф…
Все сохранилось по сию пору — и смесь из более чем двадцати (известно только это) природных компонентов, и особые свойства дубового дерева старинных овальных бочек и бочонков, атмосфера и температура винных погребов, — словом, все, о чем и теперь, как утверждает Ладислав Отцовски, знают на заводе всего два человека, работающих в полной изоляции… Существует еще какая-то хитрость с ключами от сейфа, где хранится рецепт, исключающая какую бы то ни было обезличку.