Юденич

   — Ложитесь, ложитесь, ваше благородие! — крикнули ближайшие казаки, но вправо от нас подъесаул Алфёров ходит позади своих казаков во весь рост — как же мне ложиться, прятаться от пуль? И отскочив чуть назад, я стал, как и Алферов, прогуливаться, следя за огнём казаков, которые открыли его немедленно же с казачьим запалом.

Турецкий гребень был чуть ниже нашего. За ним — первое турецкое село, над которым развевался их флаг на высоком древке...

Перестрелка затянулась. Было уже за полдень. Солнце слепило казаков, так как смотрело им в глаза. Результата боя не было видно. Но вот мы услышали какие-то крики слева, южнее нас, и тут же увидели казачьи папахи на каменистом турецком завале, командовавшем над всей местностью. То храбрый подъесаул Домарацкий по личному почину со взводом казаков выбил оттуда турок.

Он закричал с высоты командиру сотни подъесаулу Алферову:

   — Ка-зак Су-хи-нин уби-ит... приш-ли-те но-си-ил-ки...

С занятием Домарацким «ключа позиций» турки зашевелились. Из села, что перед нами, группами они стали отходить на запад. Мы поняли, что исход боя предрешён. Огонь турок уменьшился. Быстрыми перебежками казаки перемахнули ложбину и заняли их позиции. Кучи гильз валялись везде. На участке 1-й сотни убегали турки и курды в белых штанах. На самом правом фланге, у поста Гюрджи-Булах, 4-я сотня есаула Калугина наконец сломила сопротивление турок. Они побежали. И с нашего высокого участка видно, как один из взводов сотни под командой сотника Дьячевского ровно на закате ясного осеннего дня лавой, стремительным аллюром неизъезженных казачьих коней атаковал уходящих турок. Они бегут, но мы видим, как заметно уменьшается расстояние и вот турки остановились, побросали винтовки и подняли руки вверх. Их быстро окружили казаки.

Вся наша цепь первой и третьей сотен вскочила и побежала к селу, над которым ещё развевался турецкий красный флаг с белым полумесяцем и звездою. Флаг сорван. Он высился над таможней. У входа стоит перепуганный старик-таможник. Казаки его не тронули, и лишь гурт белых гусей стал их добычей. Мы не ели и не пили со вчерашнего дня.

Я смотрю на казаков. Все веселы. В поту, в пыли. Папахи круто сдвинуты на затылки. Полы черкесок отвёрнуты за пояса. Все держат винтовки в правой руке горизонтально, готовые ежесекундно вскинуть их, если того потребует случай. И ничего в них не было от регулярной армии.

После боя, после первого боя в их жизни, они излучали какое-то молодечество, безграничную удаль, братскую дружественность и, словно после «кулачек» в своей станице, полную удовлетворённость боем, воспринятым как привычная забава...»

После того боя в кубанском 1-м Кавказском полку появился первый фронтовой Георгиевский кавалер. Начальник армейского штаба генерал-лейтенант Юденич утвердил представление на героя боя за Гюрджи-Булах казака Подынова — Георгиевский крест 4-й степени.

После того славного боя в 1-м Кавказском казачьем полку кубанского войска несколько переделали знаменитую и любимую песню «Ермоловскую». Теперь она звучала несколько иначе:

Схожими оказались первые схватки Мировой войны на Кавказе: и по накалу, и по настрою участвовавших в них бойцов они чем-то напоминали братьев-близнецов. Только на следующий день, 16 ноября, государственную границу перешли главные силы русского армейского корпуса.

Генерал Берхман был настроен решительно. Русская 39-я пехотная дивизия с ходу овладела Зевинской позицией и двинулась в Пассинскую долину. Вскоре войска 1-го Кавказского корпуса заняли важную Кепри-Кейской позицию, но на ней столкнулись со значительными силами турок.

В то же время русский Эриванский отряд, двинувшись за Чингильские высоты, овладел древней крепостью Баязет и Караклиссом. Была занята Алашкертская долина и левый фланг Кавказского фронта получил надёжное обеспечение.

Однако не зря говорится, на большой войне дураков бывает мало. Неприятельское командование и его многочисленные германские военные советники оказались вполне готовыми к такому первому ходу русской стороны. Гасан-Иззет-паша и Бронзарт фон Шеллендорф быстро парировали наступательный выпад Воронцова-Дашкова.

Спустя два дня с начала войны на Кавказе русские авангардные отряды, атакованные частями 9-го и 11-го турецких корпусов, опасаясь обхода своего правого фланга, отошли к государственной границе. Четырёхдневные бои при Кепри закончились успехом неприятеля. Не удалось кавказцам удержаться и на Зевинской позиции. Генерал Берхман смог остановить турок на границе только с подходом полков туркестанских стрелков.

В Кепри-Кейском пограничном сражении русские потери убитыми, ранеными и обмороженными составили около десяти тысяч человек. Турки понесли потери несколько меньше.

Поскольку на правом фланге наступавшего, а потом отступившего 1-го Кавказского корпуса турецкие части достигли государственной границы у селения Караурган, туда спешно по железной дороге, из армейского резерва, был двинут 2-й Туркестанский корпус.

Однако первой к Караургану успела подойти 1-я Кубанская пластунская бригада генерала Михаила Алексеевича Пржевальского. Её появление на этом участке границы изменило положение и сделало фронт устойчивым.

О героях-пластунах генерала Пржевальского один из исследователей Первой мировой войны на Кавказе генерал Масловский написал такие строки:

«Вернувшись в Кагызман, бригада двинулась форсированным маршем...

Бывшие в голове три батальона уже 2 ноября... перешли в наступление против 33-й турецкой дивизии...

Энергичным движением пластуны к вечеру отбросили турок...

На следующий день вся бригада (всего пять батальонов, так как 1-й, полковника Расторгуева, был на приморском направлении)... решительно атаковала турок и отбросила их, обеспечив левый фланг корпуса.

В ночь на 4 ноября... по соглашению с генералом Баратовым, как только наступила темнота, оставив к югу от Аракса один батальон, с остальными четырьмя... быстро перешла вброд через широкий и быстрый Араке и атаковала с фланга и тыла турок...

При этом, ввиду трудности переправы через широкую реку с быстрым течением, ночью, в холодные ноябрьские дни, когда уже выпал снег, генерал Пржевальский первый с разведчиками переправился вброд, приказав всем переправляться вслед, не раздеваясь и держась группами за руки. Переправа была осуществлена быстро и неожиданно для турок.

Внезапным ударом пластуны опрокинули турок и внесли в ряды их смятение. Затем, выполнив блестяще задачу, пластуны перед рассветом таким же порядком вернулись на правый берег Аракса.

А с утра 5 ноября уже вступили в бой с турками, пытавшимися снова продвинуться вперёд...»

Одновременно турецкие войска вторглись в Батумскую Область, в её горную часть: в Стамбуле делали ставку на вооружённое выступление против русских мусульманской части населения Аджарии.

Приморский отряд генерала Александра Яковлевича Елыпина, коменданта Михайловской крепости, оказался в крайне затруднительном положении. В тыловом Батуме началась паника, в горах начали действовать протурецкие отряды аджарских мусульман. Из Тифлиса генерал-лейтенант Юденич именем царского наместника требовал только одного — держаться на занимаемых позициях.

Елыпинский Приморский отряд — 264-й пехотный Георгиевский полк, батальон кубанских казаков-пластунов и несколько сотен пограничных стражников — имел дело с переброшенной из Стамбула (Константинополя) 3-й турецкой пехотной дивизией. Она на месте была подкреплена отрядами местной жандармерии и несколькими тысячами иррегулярных ополченцев, больше похожих на разбойников-башибузуков прошлых русско-турецких войн.