Скалолаз. В осаде

Джесси взглянула на картину и улыбнулась.

— Да, Френк. На этот раз ты действительно постарался.

Старик оторвался от работы. Он с удовольствием оглядел свое творение и осведомился у Хела:

— Ну и что ты скажешь?

— Насчет чего? — не понял тот.

— Насчет картины, конечно.

— А ты разве уже закончил? — весело удивился Хел. — Прошу прощения.

— Ничего. Остались кое-какие мелочи. Так как?

Хел долго рассматривал «произведение искусства», подходя к нему со всех сторон, а затем деловито кивнул.

— О’кей, мне нравится. Нос здорово получился.

— Нос? — переспросил Френк.

— Да. Нос тебе как-то особенно удался.

— Значит, нос, — старик повернулся к Джесси. — А тебе как, Джесс?

— Ммм… — вопрос застал девушку врасплох. — Я… Мне кажется, Хел прав. Нос, действительно, потрясающий.

— Ага, — Френк с интересом посмотрел на Хела. — А скажи-ка мне, что ты вообще-то видишь?

Хел замолчал на секунду, но тут же весело расхохотался.

— О’кей, поймал- Удиви меня.

Старик вздохнул.

— Я так и знал. Эта пара ни на что не способна. У них совершенно отсутствует воображение. Хел, кто обычно ест бананы?

— Обезьяна… — озадаченно ответил тот. — Ну, не только она, конечно. Но, вообще-то, обезьяна.

— Правильно, — подтвердил Френк. — Так вот, это — банан, поедающий обезьяну, поняли? Природа наоборот.

Хел нахмурился. Они с Джесси переглянулись, а затем расхохотались.

— Знаешь, Френк, я, вообще-то, всегда считал тебя нормальным человеком. Да ты и похож на нормального. Но теперь-то я вижу, что ошибался. Правда, Френк?

Тот отступил на шаг, мазнул кистью по «холсту» и с невероятным достоинством заявил:

— Я — художник. А вот тебе надо научиться разбираться в искусстве. Настоящем искусстве, если ты понимаешь, что я подразумеваю под этим словом.

— Да, я понимаю.

Хел засмеялся еще громче и заразительнее.

Френк вновь отступил на шаг, осмотрел картину и вдруг обезоруживающе спросил:

— Что, действительно так плохо?

Хел тут же оборвал смех.

— Да нет, старина. Только очень уж своеобразно.

Френк просиял.

— Ну, индивидуальность никому еще не мешала.

— Конечно, — Хел допил кофе, поставил чашку на стол и повернулся к Джесси. — Какие новости, Джесси? Не хотелось бы тебя расстраивать, но о погоде мы уже знаем.

Она замерла. Ей очень хотелось рассказать о возвращении Гейба, но… Как воспримет это Хел? К тому же, если Гэбриель все равно уедет, так стоит ли бередить старые раны?

Девушка пожала плечами.

— Смеешься? Я сегодня еще не была в городе. Но если ты настаиваешь, пожалуйста: Френк закончил новую картину.

— М-да. Не густо. Репортер из тебя не получился бы.

— Я знаю. Художник не получился бы тоже. Значит, остается одно — работать спасателем.

Хел вздернул брови и озадаченно поскреб подбородок.

— Ты думаешь, это удачная замена?

Внезапно заработала мощная радиостанция. Женский голос, взволнованный, испуганный, дрожащий от подступающих рыданий, заговорил, балансируя на той грани, за которой начинается крик.

— Помогите! Помогите!!! SOS!!! Помогите!!! — молчание, а затем снова. — Если кто-нибудь слышит нас, помогите! SOS!!!

Хел торопливо снял микрофон.

— Горный спасательный патруль. Мы слышим вас. Что случилось?

— О, господи! О, господи…

Голос зазвенел слезами. Хел и Френк переглянулись.

— Успокойтесь, мэм. Мы вас слышим. Постарайтесь взять себя в руки.

— Да, конечно. Сейчас, — всхлипывания начали стихать. — Мы… мы пошли в поход. В горы. Но… тут испортилась погода.

Женщина вновь разразилась рыданиями.

— Я понял, мэм. Успокойтесь. Сколько вас?

— …Пятеро… Пятеро… Но… Билли совсем плох. Умоляю вас, помогите!

— Что с вашим товарищем?

— У него… Ему… У него диабет… Рюкзак с ампулами свалился вниз, в пропасть. А ему нужен инсулин. Он в шоке. Помогите!

— Конечно, мэм. Где вы находитесь?

— Я не… не знаю…

Женщина давилась слезами. В сущности, ситуация не выходила за рамки обычной, если бы не этот парень. Диабетик. Если не сделать ему укол, он умрет.

— О’кей, мэм. Опишите место.

— Тут везде сосны и очень узкий острый пик. Небольшое плато.

Хел обернулся и пояснил:

— Скорее всего, это «Холодный блеф».

— Во всяком случае, очень похоже, — поддержала его Джесси.

Она лихорадочно размышляла. Ветер силен, но, похоже, будет еще хуже. Видимость с каждой секундой падает. Плюс густой снег. Вертолет в такую погоду поднять невозможно. А если бы и удалось, толку от этого — ноль. Даже зная место, пилот не сможет удостовериться, действительно ли люди на «Холодном блефе» или это ошибка. Возможно, они совсем на другом пике.

Ни она, ни Френк подняться в горы не смогут, значит, остается один Хел. Но тут снова возникает масса вопросов. Сможет ли он подняться без страховки, в одиночку? А если да, то удастся ли ему спустить пятерых, не имеющих, судя по всему, никакой специальной подготовки людей, вниз? При том, что один из них в шоке — а к прибытию спасателей парень вообще может впасть в коматозное состояние — шансов у Хела практически нет. Черт!

— Дьявол, связь прервалась, — Хел мрачно взглянул в окно. — Настоящий буран. Угораздило же их идти в горы в такую погоду, — он с досадой покачал головой.

— Ладно, ребята. Одному из вас придется вести меня.

— Я займусь этим, — быстро сказал Френк.

Хел кивнул.

— Джесси, если появится просвет, попробуй поднять вертолет, о’кей?

— Мог бы и не напоминать, — ответила она.

— Это я так, на всякий случай, — он еще раз взглянул в окно. — Но, похоже, просвета все-таки не будет.

— До завтра, — тут же добавил старик.

— Спасибо, старина. Очень радостную картину ты нарисовал на этот раз. О’кей, ребята. Я пошел собираться. Будем надеяться, что как-нибудь справлюсь.

— Удачи, — Френк кивнул. — Если что, я все время на связи.

— Хорошо, старина. Вдвоем-то мы это дельце обтяпаем как надо.

Хел подмигнул, чересчур весело улыбнулся и пошел собирать снаряжение.

Джесси несколько секунд смотрела ему вслед, раздумывая о чем-то, а затем быстро сказала:

— Френк, мне нужно отлучиться. На полчаса. Ты справишься?

Старик серьезно посмотрел на нее. Если в такой ситуации нужно уйти, на это должны быть очень веские причины. Очень.

Он не стал ничего спрашивать. Просто кивнул.

Наверное, надо было подогнать «лендровер» поближе, но Гейб не стал этого делать. Ему очень хотелось оттянуть время. В нем все же жила надежда. Надежда на то, что вот сейчас из-за поворота появится синий «патруль» Джесси, она выйдет и скажет… Ничего она не скажет. Ничего. Или он ни черта не понимает в этой женщине. А Гейб имел все основания полагать, что за пять лет успел хорошо узнать ее. Не приедет «патруль», не будет Джесси, ничего этого не будет. Ни слов, ни объятий, ни слез, ни поцелуев. Он не сумел объяснить ей, она не сумела понять. Просто и старо, как мир. Кто сказал, что любящие всегда понимают друг друга? Ерунда. Химера.

Хотя, наверное, в скверной пьеске именно так все и случается.

Гейб свернул одеяло, перетянул его брезентовым ремнем и, оглянувшись в последний раз, направился к двери. Во дворе залаял Капитан — старая полуслепая овчарка. Пес был уже довольно старым, когда Гейб в первый раз почесал его за ухом, теперь же он ходил, тяжело припадая на задние лапы и от него пахло старостью и близкой смертью. Лаял Капитан устало, слабо, с присвистом в ставших со временем совсем больными легких. И все же пес был членом их команды, семьи. Бывшей его, Гейба, семьи.

За окном разыгрался ветер Он выл жутковатым заунывным голосом в водосточных трубах, свистел, пытаясь забраться в дом и старательно отыскивая каждую щель. Снег вился белыми, призрачными, балахонными фигурами, они быстро проплывали через двор в страшном покойницком шествии и уносились прочь, в сторону соснового леса, растворяясь, опадая среди деревьев. Гейб несколько минут стоял неподвижно/наблюдая за ними сквозь оконное стекло. Сейчас дом казался ему отторгающим, безлико-незамечающим, гонящим. Не потрескивали дрова в высоком камине, не горел свет — а на улице начали сгущаться плотные сумерки — не слышно голосов. Дом тоже не прощал отступничества и малодушия. Лишь скрип дерева и слабое потрескивание плотно пригнанных досок.