Баронесса Настя

Сейчас его могущество было поколеблено, по крайней мере, в его собственных глазах. Ему понравилась Кейда, и настолько, что он даже подумал: не судьба ли это его? И он с досадой вспоминал их вчерашний уговор с Адером. Тот признался, что ему чертовски нравится эта эрзац-баронесса, и он хотел бы на ней жениться. Роберт, не видя ещё Кейды, благословил замысел Ацера. «Что ж, — подумал Роберт, — пусть и функовский замок будет закреплён за нами». Но теперь он горько жалел о своём согласии. «Ацер... — повторял он мысленно, — чтобы горбатый долговязый шваб владел этим сокровищем?..»

— Вы бы искупались, — сказал он Кейде.

— Да, пожалуй. Но для этого я отойду подальше.

— Купайтесь здесь. Вам нечего меня стесняться. Мы же на пляже.

Кейда ничего не сказала, но решительно пошла по берегу. И отойдя совсем далеко, метров на сто, не спеша разделась и вошла в воду.

«Кажется, я с ней говорил слишком бесцеремонно», — продолжал невесёлые и не очень приятные размышления Роберт. Он, обыкновенно, не любил копаться в природе своих поступков и умел не придавать значения даже своим явным промахам, но теперь он как бы вдруг утратил свою силу и власть — сомневался, анализировал каждое слово, которое только что говорил Кейде. Ему хотелось нравиться ей, — впервые, может быть, за всю жизнь он так страстно желал произвести на женщину хорошее впечатление.

Пока Кейда купалась, Роберт принёс корзину со снедью и стал раскладывать на коврике. Поймал себя на мысли, что и здесь хочет угодить, понравиться.

Чувство это было для Роберта новым, почти незнакомым: он в роли прислужника. Но, странное дело, роль эта ему нравилась, и он нетерпеливо ожидал Кейду.

Ели с аппетитом. Роберт был весел, болтал о пустяках, но Кейда была задумчивой и молчала. И тогда снова о деле, и вполне серьезно, заговорил Роберт.

— Вы, как белочка, попали в клетку, из которой нет выхода, — понимаете ли своё положение?

— Нет, не понимаю.

— Ну вот, я так и знал. И в наших интересах было оставлять вас в вашем заблуждении, но тут возникло одно обстоятельство; вы нравитесь Ацеру. Он вас полюбил, он хочет на вас жениться.

— Ацер? Жениться на мне? Да как же это у него получится без моего желания и согласия?

Роберт улыбнулся, он явно затруднялся подыскать подходящий ответ.

Заговорил уклончиво.

— В конце концов, есть восточные законы для женщин: шах не спрашивает возлюбленную, нравится ли ей его нос?

— Да, конечно, в диких странах девочек помещают в гаремы, есть и другие формы насилия.

Она гордо вскинула голову.

— Но есть в мире и много женщин, готовых умереть, но отстоять себя.

— Женщина сопротивляется до тех пор, пока её защищают друзья.

— У меня много друзей.

— Но все ваши друзья служат нам. Они наши сотрудники.

Тон и манера, которыми всё это говорилось, не оставляли сомнений. Если Мишин-Винт выдал её этим людям, значит, она должна с ними ладить. Она попала в капкан. Она не чувствовала боли, но крепость ловушки явственно ощущала.

— Что же делать?

— Ничего. Как и прежде, оставайтесь баронессой, — продолжал он тёплым, дружеским тоном. — Устраивайте балы, приёмы, обеды, ужины. Функи разорились, и их замок пойдёт под залог местному банкиру Вольфсону. Но вы получите все нужные средства.

Кейда продолжала смотреть вдаль, хотя на середине озера, куда достигал её взгляд, не видела одинокого паруса, которым минуту назад любовалась.

— Как мои родители?

— С ними будет всё в порядке.

Захотелось показать, что какие бы не сложились вокруг неё обстоятельства, пешкой ни в чьих руках не будет. Поднялась и, не поворачиваясь к Роберту, сказала:

— Хочу домой.

— Подождём моих людей, они поехали в Цюрих за деньгами.

Вечером того же дня «Пчелка» доставила Кейду в функовский замок. Провожавший её молодой человек без приглашения проследовал за ней наверх, в её апартаменты, и здесь на столе раскрыл чемодан. Из него он достал три шкатулки.

— Вам шеф прислал золото. Откупите замок на своё имя. Будете хозяйкой. И вот ещё... Кредитные карточки. По ним в местном банке будете получать рейхсмарки. Тут много рейхсмарок. Хватит вам на балы, наряды и на содержание прислуги. А эта вот...

Он протянул свою визитную карточку:

— Тут мой адрес в Лондоне. Я финансовый агент.

Кейда молчала. Мишин-Винт как перчатку передал её заморскому красавцу, очевидно, тесными узами связанному с Москвой. Теперь от него зависит не только её жизнь, но и жизнь её отца и матери. Наконец, — судьба трёхсот обитателей лагерей Ацера, учёных и инженеров. Хотелось быстрее встретиться с Павлом Николаевичем и обо всём ему рассказать.

Вместе с финансистом вышла во двор замка и здесь встретила фрау Мозель. Та была растеряна вся в слезах. Из-под расстёгнутой плащевой накидки выдавался тугой живот. Вцепившись Кейде в руки, горячо запричитала:

— Мы пропали, пропали, нас выгонят из замка! Он заложен, а срок платежей прошёл. Приходил инспектор, дал две недели на сборы.

Фрау Мозель вела её в замок.

— Пойдёмте, пойдёмте.

Перед массивной дубовой дверью остановились. Фрау постучала.

— Входите, — глухо отозвался мужской голос. У окна в помятой выцветшей форме стоял Вильгельм. Он не повернулся к вошедшим. Левый рукав френча безжизненно свисал к карману. Кейда подошла к нему.

— Вильгельм, здравствуй!

Он повернулся к ней и долго, безучастно смотрел в её прекрасные, грустно изумлённые глаза. Стоял он нетвёрдо, и голова его клонилась то назад, то вперёд. От него пахло спиртным. Кейда на минуту забыла своё положение. Перед ней был не немец, не враг, а молодой человек, повязанный с нею одной судьбой, названный братом. Он был несчастен своим увечьем и тем, что лишался дома и средств существования. Она его жалела.

Вильгельм улыбнулся и стыдливо повёл безруким плечом.

— Видишь, — сказал он, кивая на пустой рукав, — я стал на одну руку короче.

Кейда помогла ему сесть в кресло и села рядом.

Фрау Мозель вышла, — очевидно, из чувства такта.

— Рана ещё болит, повязка не снята. Русские не могли меня укокошить, а эти... пауки жирные, — достали. А? Ты слышала? Нас выселяют. Нас, потомственных баронов, как собак — на улицу!

— Кто? — возвысила голос Кейда.

— Кто? Ты спрашиваешь! Жидовская крыса, что живёт в банке. Пока мы воевали, он множил наши долги. Молчал, мерзавец! Отца боялся и Гитлера, и меня, а теперь... когда нет отца и Гитлер мечется, как зверь в клетке, и русские прут лавиной, — жидовская собака хвост вздыбила, требует денег. Где я их возьму?

— Пусть они попробуют! — пригрозила Кейда, глядя в окно, — Пусть только посмеют!

Вильгельму её воинственность понравилась, он улыбнулся, но тут же лицо его снова приняло суровое выражение.

— У Ацера взять бы деньги, — проговорил он в раздумье. — Он, каналья, богат как Крёз, но сам точит зубы на наш замок. Сидит, как гриф, и ждёт, когда Функи дух испустят.

— Много ли нужно марок для погашения долгов?

— Банкир Вольфсон марки не возьмёт. Ему подавай золото.

— А золота... сколько?

Вильгельм махнул рукой.

— Много! Очень много.

Кейде пришло на ум, что Роберт дал ей золота столько, сколько нужно на покрытие долгов. Ей не терпелось пойти к себе, попросить у фрау Мозель весы и взвесить золото.

Служанка принесла бутылку коньяка, рюмки и корзиночку из фарфора с конфетами. Вильгельм разлил коньяк, поднёс Кейде.

Пить она отказалась, но взяла из корзиночки конфету. И — ушла.

Вечером того же дня Кейда послала фрау Мозель за юристом. Пришёл поверенный в делах Функов, старый господин в полувоенной форме.

— Питер Минцлаф, — представился он, располагаясь в кресле и вытирая большим розовым платком пот со лба. — Заочно вас знаю и ваше положение в семье Функов мне известно.

Он, видимо, был нездоров, трудно дышал и некоторые слова произносил неясно, будто торопился в чём-то оправдаться.

— Я хочу знать, каково наше финансовое положение? — спросила Кейда.