Баронесса Настя

— Если позволите, хотел спросить: с кем имею честь?

— Кейда Функ. Вон наш замок.

Всадник снял шляпу и низко поклонился.

Настя тронула каблучками лошадь. Анчар, довольный мирным исходом встречи, рванулся вперёд.

Она уже не знала, не помнила, куда едет, зачем... Гулко, ударами молота, колотилось сердце. «Он и не он! Но здесь, в этих местах — каким образом и с какой стати?.. Но если это он? Если знает, что я — это я, что я здесь и теперь для всех баронесса Функ? Тогда что я должна делать?»

Не было ответа ни на один вопрос.

На обратном пути она сумела взять себя в руки, успокоиться, в замок входила уже с улыбкой, вполне умиротворённая,

— Как ваша прогулка? — встретила её вопросом поджидавшая у входа фрау Мозель, — Луиза и Анчар вас признали?

— Ах, они прелесть! Я их полюбила с первого взгляда.

— А они?

— Кажется, да, и они меня.

И порывисто, сверкая счастливым взором, взмолилась:

— Фрау Мозель! Ангел мой, душечка! Позовите Анчара и позвольте ему жить со мной. Всегда, везде, — и по ночам в спальне,

— Ну, если вы так желаете... Сюда пожалуйте, сюда. Вы, верно, забыли, что большая дверь ведёт в Рыцарский зал, где мы обедаем, а вот эта лестница, — наверх и направо, — в наши покои.

Настя шла впереди, быстро, бодро. Она думала о том, как сюда приведут Анчара, и он будет с ней рядом. С ним она никого и ничего не будет бояться. Только бы скорее!

— Обед у нас через два часа, вы успеете отдохнуть, а сейчас, если желаете, я подам вам кофе.

Фрау Мозель поставила на стол поднос с серебряным кофейным прибором и удалилась.

Настя подвинулась с креслом к раскрытому настежь окну, вдыхала хвойный аромат уходящего в горы леса. Там, за озером, начиналась овеянная романтикой Швейцария.

За чередой лесистых холмов, у размытого жидкой голубизной горизонта чернела полоска стены с невысокой башней посредине. Это был замок Ацера, и там же обретался, неизвестно как выпрыгнувший здесь Мишин-Винт. Он вроде бы и свой, и дело у них общее, но не верила ему Настя, боялась его и хотела бы держаться от него подальше.

«Идёт по моим стопам, — Явилась догадка. — Конечно... Иначе и быть не может. Пряхин доложил, что, меня взял с собой генерал. Определить, какой генерал — проще простого, разведка донесла и о болезни Функа, и о том, что он отбыл домой. На то она и разведка. Всё ясно, как днём. Чего же ещё тут гадать? Но вот зачем он здесь, что будет требовать?»

Неожиданно в комнату влетел Анчар, — дышит трудно, язык на сторону, обежал углы, обнюхал ковёр и только потом сел перед хозяйкой. Фрау Мозель внесла глубокую фаянсовую чашку со словами: «Это его миска, он любит есть то, что ест и сама хозяйка».

Настя намазала маслом ломтик хлеба, отрезала кусочек ветчины и сыра. Фрау Мозель движением глаз показала место у стола, где ставила чашку покойная баронесса. Пёс благодарно посмотрел в глаза хозяйки, легонько коснулся лапой её колена и лишь затем приник к еде. Видимо, этот ритуал он усвоил с раннего возраста и теперь, с его возобновлением, окончательно уверился в возвращении к нему прежней жизни.

После кофе Настя с наслаждением улеглась на диване. В забытье ей слышалось то лёгкое поскуливание, то щебетанье птиц в лесной чащобе. Она чувствовала, как стучит сердце, бьётся пульс в висках и на затылке. Внезапно проснувшись, сбросила плед, которым её прикрыла фрау Мозель, и не сразу увидела сидящего у изголовья Анчара. Он жался к дивану, смотрел на хозяйку просительно и тревожно. «Как жаль, — подумала Настя, — что собаки не умеют говорить». Неясно, неосознанно она угадывала смутное беспокойство Анчара.

Вошла фрау Мозель, принесла платье и предложила принять ванну.

Ванная комната была отделана с особым шиком и вкусом, здесь доминирующим был цвет морской волны, кафельный пол и большое зеркало усиливали ощущение пространства. Раздеваясь, Настя засмотрелась на игру света в гранях бесчисленных флаконов и флакончиков, а фрау Мозель, стоявшая в дверях, глубоко вздохнув, проговорила: — Мой Бог! Вы прекрасны, как ангел.

Погружаясь в ванну, Настя спросила:

— Фрау Мозель, почему так тревожно смотрел на меня Анчар? Он, видно, не узнает во мне хозяйку?

—  Да, конечно, он понимает, что вы — не она, но он принял вас и будет служить вам до конца жизни.

— Он жалобно скулил возле моего изголовья,

— Я тоже это слышала и вижу, что Анчар встревожен чем-то, но нам не дано знать, что у них творится на душе. Я щупала его нос, — он холодный, значит, пёс здоров. Потом всё прояснится.

У камина в спальне Настя сушила волосы, тут же одевалась. Фрау Мозель предложила ей платье из тёмно-вишневого бархата с глубоким декольте. Оно обнажало также плечи и руки и было очень красиво.

—Наверное, это платье любила хозяйка? — озабоченно спросила Настя,

Фрау Мозель объяснила:

— Гардероб хозяйки я, конечно, использую, но детали подбираются так, что каждый наряд имеет свой индивидуальный рисунок. У нас в замке сейчас работают два модельера, они помогают мне, и скоро будут готовы для вас несколько комплектов одежды.

Кейда успокоилась, она разглядывала себя в зеркало и радовалась наряду.

Между тем Анчар всё время находился рядом и время от времени захватывал зубами её платье и тянул куда-то. Впрочем, не сильно и не настойчиво: потянет раз-другой и смотрит на неё своими немигающими глазами,

— Ну, ну, Анчар, успокойся, мы сейчас пойдём обедать.

При слове «обедать» пёс вздрогнул, махнул хвостом и замер в ожидании. Настя поняла, что пёс чутко реагирует на это слово, но усомнилась, может ли она появиться с ним в Рыцарском зале? «Да, можно», — кивнула фрау Мозель. Настя обрадовалась и порывисто обхватила шею Анчара.

По пути в зал фрау накинула на плечи Насти белую пуховую шаль, и, склонившись к уху девушки, прошептала: «При входе в зал не кланяйтесь низко. Вы — хозяйка, баронесса, приветствуйте их сдержанно. Так здесь заведено».

Откровенная сентенция слегка задела самолюбие Насти, она и без того понимала свою роль, но где-то мелькнула и такая мысль: «Заботится, опекает, — значит, желает добра», В зал вошла, как королева, не без удивления увидела Ацера, — он сидел на своём прежнем месте и с неприличной откровенностью смотрел на Кейду. Она же, скользнув по нему взглядом, сделала вид, что не придает значения факту его присутствия, и на своё заглавное место сразу не пошла, а поплыла вдоль стола, наклонилась к старушке, поцеловала её в щёку и поочередно поцеловала в головки обеих девочек.

Подходя к своему креслу, встретилась взглядом с Анчаром, он сидел у правого поручня и благодарно смотрел на Кейду. Она поняла: пёс занял своё место, он воспитан и хорошо знает всё, что от него требуется.

Обед проходил в уже знакомом Насте порядке, но на этот раз без разговоров — чинно, важно, по-английски или по-немецки. Было видно, что знаки внимания, которыми перед началом обеда одарила Кейда старшую и младших из Функов, произвели сильное впечатление, и всё ещё «переваривали» этот жест, мысленно определяя, куда его отнести: к желанию ли понравиться Функам или к естественному для воспитанных девушек проявлению родственной любви и почтения. Так или иначе, но жест этот всем понравился и едва ли не сразу утвердил юную красавицу в роли хозяйки замка. Сосредоточенно ел, постукивая вилкой и ножом о дно тарелки, принарядившийся к новой встрече с Кейдой, тщательно выбритый, благоухавший Ацер. Настя на него, как и на других, не смотрела, но видела, а точнее, знала о желании Ацера нравиться ей, о его намерении выглядеть на этот раз лучше, чем прежде. Необъяснимым и никем ещё не разгаданным женским чутьем она угадала, что он уже спланировал все ходы будущего на неё наступления.

Но пёс… Он проявлял всё больше беспокойства, всё чаще хватал её за платье и едва слышно поскуливал. Видя его нетерпение, Настя поднялась и, сказав, что Анчар зовет её куда-то, пошла за собакой... Анчар сам открыл дверь, ведущую в покои баронессы, и взбежал на второй этаж.