Баронесса Настя

— Да, есть. У нас четыре отделения и на каждом — свой управляющий. Отныне я весь в вашем распоряжении.

Кейда старалась быть строгой.

— Для начала, — сказала она, — покажите мне мою лошадь.

Райфранк шевельнул усами и расширил глаза, круглые, водянистого цвета, они болезненно слезились.

— Да-да. Хозяин приказал выделить вам лошадь.

— У вас речь военного, вы, верно, служили в армии? — спросила Кейда, направляясь к конюшне.

— Я — майор, ранен на фронте — в живот, с тех пор у меня нарушился процесс обмена веществ. Ем мало, а — видите — разносит.

— Полнота придает мужчинам важность.

Райфранк снова пошевелил усами.

— Я вас буду называть майором, можно? — продолжала Кейда,

— Сделайте милость. Я и есть майор, только в отставке.

Он шёл скорым, молодецким шагом, голову держал высоко, — рана в живот пощадила механизм мужской удали.

У кирпичной, выкрашенной в белый цвет конюшни их встретил мужчина лет тридцати, с обгоревшим лицом, с двумя боевыми орденами на отвороте кожаной куртки.

— Курт Бехер, отставной лейтенант, танкист, — представился он.

— О-о! — воскликнула Кейда. — Нас, военных, тут целая рота!

Она не забывала о приподнято-бравурном тоне, в который, как в роль, вошла с первых минут появления в замке. Он подчёркивал и её военно-полевой кураж, и армейскую простоватость. Однако теперь, очутившись в роли баронессы, она чувствовала необходимость поубавить тон примитивной бравады. Нужен был новый образ — хозяйки обширного имения и утончённой аристократки. Понимала, что новая роль потруднее прежней, но отступать было некуда: судьба бросала ей новый вызов, и Настя его принимала.

Вошли в помещение, мало чем напоминавшее конюшню. Просторный зал, высокие окна, цветная люстра из толстого стекла, мебель красного дерева. На стенах картины в дорогих рамах: женщина на коне, лошади и собаки. Пол из широких досок чисто вымыт, но не покрашен.

— Лошадь мы приведем сюда, — сказал Курт Бехер, — А вы можете пройти в комнату госпожи.

Он растворил дверь и наклонил голову, приглашая войти.

Настя увидела комнату с камином из тёмно-розового мрамора и ковром на полу. В углах стояли огромные вазы с цветами и карликовыми деревьями, у окна — диван, обтянутый тонкой кожей тёплого тона. И вообще тут всё дышало утончённой красотой и домашним, чисто женским уютом. Вещи, казалось, ещё хранили запах рук хозяйки.

— Баронесса проводила тут много времени, почти каждый день каталась на лошади.

— Вы мне дадите лошадь хозяйки?

— Её любимую кобылицу Луизу. Надеюсь, вы тоже её полюбите.

— Я не сомневаюсь в этом, я без ума от лошадей и каталась верхом ещё в детстве. Но признает ли меня Луиза?

Курт открыл двухстворчатый шкаф.

— Наденьте один из костюмов хозяйки, у неё была такая же, как у вас, фигура, — лошадь вас обнюхает и решит, что вы и есть баронесса.

Он вышел, и Настя стала примерять кофту, куртку, брюки... Ей понравился первый же набор, и она скоро предстала в нем перед конюхом, который в первые минуты оторопел, — так новая наездница была похожа на покойную баронессу.

— Прошу вас, присядьте вот к этому столику, здесь будут пирожки для лошади и кусок мяса для собаки.

— Собаки?

— Да, у вас будет и собака — голубой английский дог по кличке Анчар. Он до сих пор тоскует по хозяйке.

Из приоткрытой двери другой комнаты, — там, видимо, жил конюх, — неторопливо и величественно вышел огромный пёс. Увидев женщину, он на мгновение замер, потом взвизгнул и в три прыжка очутился возле новой хозяйки. Обе передние лапы он положил ей на колени и потянулся было мордой к лицу, но тут снова замер и уже готов был отпрянуть. Но запах костюма не мог оставить пса равнодушным, он обмяк и опустился на пол у ног Насти.

Она дала ему мяса. Анчар вяло стал есть. А тем временем Курт уже из третьей, настежь растворённой двери вёл под уздцы Луизу. Это была небольшая холеная кобылица, серая в крупных яблоках. При виде её Настя привстала, забыв про Анчара, и протянула руки навстречу лошади. Луиза только сверкнула своим черным непроницаемым глазом и мотнула головой, точно приветствовала незнакомку. Настя обняла её за шею и видела, как трепетно раздувает свои влажные ноздри лошадь, улавливая знакомые запахи, вспоминая вкусную еду с рук хозяйки, дальние прогулки в горы.

Настя скормила лошади пирожки с морковью и повела её на улицу. За ними покорно следовал Анчар.

Не сразу она попала ногой в стремя, не вдруг приняла жокейскую осанку, но, проехав километр-другой по тропинке, ведущей в горы, обрела уверенность, устойчивость, — мерно покачивалась в такт шагам лошади, высоко и прямо держала голову, понимая, как хорошо она смотрится со стороны, как идут ей точно схваченный обручем в талии синий жакет, белые полугалифе и кокетливая шапочка с длинным лакированным козырьком.

Справа впереди бежал Анчар. Он не скрывал восторгу от возобновившихся прогулок, сновал по сторонам, забегал вперёд и возвращался, вопросительно смотрел на хозяйку, словно бы высказывая нетерпение: «Ну что вы тащитесь как неживые?»

Тропинка вывела на проезжую грунтовую дорогу, и лошадь зашагала веселее. Слева тянулся волнистый берег озера, справа зеленели холмы. Они становились всё выше, и всё чаще с вершин их к подножью грязными рукавами свисали неглубокие овражки, по дну которых бежали весёлые ручьи.

Было жарко, и Настя всё чаще поглядывала на озеро, — не искупаться ли? Нет, лучше она продолжит путь и увидит места, где бывала хозяйка замка. Ничего она не боялась и верила, что лошадь идёт по привычному маршруту, а пёс тут знает каждый кустик и камень.

В долинах, на склонах холмов краснели черепичными крышами поселки. Настя искала взглядом шоссейную дорогу, по которой они с Ацером ехали до уютного, чистенького городка Иберлингена, затем катили до такого же ухоженного Мерзбурга, а уж оттуда на катере, на почти самолётной скорости, летели в Швейцарию, где за Рейном, над еловым лесом, словно в воздухе, парил чёрный замок швейцарского Функа. Хитроумный зодчий Средневековья поставил его на крохотном язычке суши, вдававшемся в озеро Унтер-зе, младшую сестру Боденского озера, привольно раскинувшему свои воды здесь же по-соседству, в буково-еловом царстве райской земли Баден-Вюртемберга.

«Может, Луиза везёт меня к замку Ацера?» — подумала Настя, привставая на стременах и разглядывая рукав какого из этих озёр. Справа послышался гул проходящего поезда, но затем снова наступила тишина, и даже гомона птиц не было слышно, — они не любят еловых лесов.

Но вот в зарослях кустов на лесной тропе послышался шум и треск, показалась голова всадника.

Анчар не лаял, не бежал вперёд к незнакомцу, — он прижался к ноге Насти, уши его навострились, и весь он напружинился, — превратился в слух и внимание.

Всадник выехал из кустарника, снял белую широкополую шляпу и поклонился даме, но как-то неуверенно, несмело склонил чёрную курчавую голову. И тут же выпрямился, смотрел ошалело, обескураженно.

— Что с вами? Вас кто-то напугал?

— Не ожидал вас встретить.

Анчар глухо зарычал.

— Успокойся! — ободрила его Настя.

Анчар затих, но этот человек явно ему не нравился, и он всем своим существом выражал готовность защищать хозяйку.

Всадник натянул поводья, остановил лошадь. «Как она похожа на... Абросимову! О, Боже правый, — две капли воды!.. Уж не она ли?»

Опалила догадка и Настю: «Он!.. Мишин-Винт!..»

Да, это был капитан. Пряхин рассказал ему, как всё произошло и попросился вдогонку за Настей, но Винт сказал: «Ваше дело командовать пушкарями, а судьбу сержанта Абросимовой предоставьте решать мне».

На штабном военном самолёте капитан вылетел в Москву, а через неделю прилетел к Ацеру, с которым у Москвы были связи по масонской линии.

— Вы хотели о чем-то меня спросить? — произнесла Настя.

Старалась быть спокойной, но голос её противно и мелко дрожал, так, наверное, волнуется актриса, впервые выходя на сцену.