Страница 12 из 32
Он выпустил Дайну, которая осталась стоять, все так же запрокинув голову, а на круглом личике ее появилось выражение обиды.
Вышел.
И дверь прикрыл осторожно, не столько потому, что не желал хлопнуть ею со всего размаха, сколько затем, что боялся отпустить.
В коридоре накатило.
Резко, как бывало, когда тварь вдруг разворачивала хлысты побегов, лишая возможности не то, что двигаться — дышать.
А он все равно дышал.
Стоял, упираясь в треклятую стену руками, которые мелко подрагивали.
Глотал слюну.
Радовался, что Дайны нет… полезла бы со всхлипами, с суетливым своим сочувствием, от которого только хуже… Нат вот знает, что когда накатывает, не надо Райдо трогать.
Он справится.
И сейчас тоже. Уже справляется. Еще мгновенье и стену отпустит… и уйдет… до следующей двери всего-то пара шагов… а там до столовой, которая его раздражает, поскольку слишком большая для одного.
Но яичницу подадут туда.
И Райдо съест ее, хотя есть больше не хочется, а хочется лечь, свернуться клубочком и, вцепившись в собственные руки, завыть… и надраться, конечно… он сегодня почти и не пил, потому что пить при детях нельзя. А малышка не спала, смотрела… нехорошо при детях…
…альва ее забрала.
…не уйдет из дома, если в голове хоть капля мозгов осталась…
…на улице дождь, а с утра и заморозки были, и значит, скоро похолодает, а там и снег, и зима… куда ей идти зимой? Леса спят…
Райдо, если бы мог, рассмеялся бы. Надо же, сам едва-едва на ногах держится, а туда же, про альву… она, небось, будь такая возможность, убила бы.
И к лучшему, глядишь, не было бы так больно.
Приступ закончился резко. Боль не исчезла, откатилась, позволяя нормально дышать, и слюну утереть, и увидеть, что слюна эта — красная, а значит, до легких добралась треклятая лоза… и уже недолго ждать. Неделя? Две?
Если заморозки, то уснет…
…хорошо бы до весны дотянуть, увидеть, как расцветают яблони… говорили же, что это охрененно красиво…
Дурак.
Как жил дураком, так и помрет… яблонь ему не хватает… главное, чтобы вискаря хватило. С вискарем Райдо долго продержится.
С вискарем он не то, что весну, последний день мира встретит.
Он почти уже ушел, когда раздался скрипучий голос кухарки.
— Ну что, Дайночка, получила по носу?
— А ты и рада…
Подслушивать Райдо не собирался, это некрасиво… но интересно. А в его жизни не так уж много развлечений.
— Больно много ты на себя взяла, — кухарка говорила с обычным своим раздражением, и Райдо вдруг подумалось, что женщина эта, наверное, глубоко несчастна, поскольку во все те редкие встречи, которые все же случались с ней, она неизменно пребывала в этом самом раздражении.
И хмурилась.
И губами полными шевелила, точно жевала что-то… матушке бы не понравилось.
— Что, скажешь, не по праву?
— Ну-ну…
— Посуди сама, он долго не протянет… и что будет с усадьбой?
Кухарка ничего не ответила, должно быть, ей было совершенно плевать на усадьбу.
— Отойдет роду, верно? А мы куда? Вот ты…
— Я себе всегда работу найду.
— А я?
— И ты, если работать начнешь. Дом запустила…
— Я не горничная!
— Да неужто? Небось, при старой леди камины драила, а теперь…
— А теперь, — голос Дайны сделался низким, шипящим, — все изменилось! Где теперь эта леди?
…и верно, где?
Альва знает, но не скажет пока, быть может, позже, когда она поверит, что в доме вновь безопасно… если когда-нибудь поверит.
— Вот то-то же… нашлась и на нее управа…
— Злая ты, Дайна…
— А ты добрая, стало быть? Небось, от великой доброты тут подвизалась…
— Осторожней, Дайна… — кухарка произнесла это почти шепотом, но Райдо расслышал. — Я хоть и на кухне была, но многое слышала… видела еще больше…
— Слышала, видела… но ты же никому не расскажешь, верно, Мария? Ты женщина разумная… осторожная…
— Я-то не расскажу, — теперь раздражение сделалось ощутимым, и скребущий нервозный звук лишь подчеркивал его. Кухарка, которую разговор изрядно взволновал, остервенело драла несчастную сковороду. — Но это я… а она, думаешь, станет молчать?
Тихо стало. И тишина эта была опасной, с запахом дыма и близкой беды.
— Не твоего ума дело, — резко сказала Дайна. — С ней я как-нибудь разберусь… яичницу готовь, а то ж… уволит.
— Кого из нас?
Ответа на этот вопрос Райдо дожидаться не стал.
Коридор, еще недавно казавшийся невероятно длинным, он преодолел быстро, а по лестнице поднялся еще быстрей. В столовую вошел быстрым шагом.
Сел.
Руки на подлокотники кресла положил.
Откинулся, упираясь затылком в высокую спинку стула. Стулья доставили из отцовской усадьбы по матушкиному почину. И стол оттуда же, длинный, дубовый, за который с полсотни гостей усадить можно, если не сотню. Но гости благоразумно держались в стороне от поместья, и Райдо, сидя во главе этого стола, чувствовал себя нелепо.
— Нат! — он был уверен, что Нат где-то поблизости.
Мальчишка никогда не отходил далеко, верно, опасаясь, что без его заботы Райдо до срока преставится.
— Нат, мать твою… сюда иди… завтракать будем.
— Я не голоден.
— А мне плевать, — Райдо вытянул ноги, чувствуя, что еще немного и сползет с кресла. — Завтрак по расписанию быть должен. Р-развели бар-рдак…
Нат ничего не ответил, но послушно занял место за столом.
— Руки мыл?
— Мыл.
— А шею?
— И шею мыл, — Нат покосился недоверчиво, переспросив: — А что?
— А ничего. Может, меня вид грязной шеи аппетита лишает…
…аппетита лишала тварь, которая затихло, позволяя Райдо поверить, что, быть может, нынешняя пауза продлится хоть сколько-нибудь долго.
— Нат… — пытаясь отвлечься от саднящей боли в легких, Райдо погладил столешницу. — У меня к тебе просьба будет…
— Козу найти?
— Коза — это не просьба, а приказ… нашел?
Нат кивнул.
Хороший парнишка… и что с ним будет, когда Райдо издохнет? Надо будет младшенькому отписать, пусть к себе возьмет. Нат, конечно, молодой, но сообразительный. В армии ему делать нечего, он армии и так нахлебался по самое не могу, а полицейское управление — дело иное.
Та же служба, но… спокойней.
— А вот просьба… — Райдо поскреб подбородок. — Если откажешься, я пойму… настаивать не буду…
Нат в полицию не захочет, в войска рвется, не понимая, что без поддержки рода всю жизнь и останется чьим-нибудь ординарцем. Будет до седых волос сапоги чистить и коз искать…
…ничего, в предсмертной просьбе не откажет.
…или клятву взять? К клятвам щенок очень серьезно относится. Исполнит. А там, глядишь, и поймет…
…братец тоже найдет, к чему его приложить…
— В город съездить… послушать, что говорят…
— О чем говорят? — Нат нахмурился.
— О том, что тут было.
— Где?
— Тут, — Райдо терял терпение. У него в принципе никогда-то с терпением не ладилось, а уж сейчас и вовсе крохи остались. — В доме…
— А что тут было?
— Нат!
— Да?
Не издевается, и вправду не понимает. Для него дом — это просто-напросто дом, крыша над головой и куча проблем, навроде того же водостока и луж во дворе.
— Нат, — мягче повторил Райдо. — Как ты думаешь, кто тут жил?
— Альвы.
— А что с ними стало?
Нат задумался, но ненадолго.
— Ушли. Альвы ведь ушли.
— А эту почему оставили? — Райдо почесал подбородок: после приступов шрамы начинали зудеть, и зуд этот порой делался невыносим.
— Не знаю. Не нужна была? Или не захотела?
— Вот ты и выясни, не нужна она была, или не захотела…
— Как?
— Как-нибудь, — сказал Райдо, заставив себя руки от лица убрать. — Прояви смекалку. Ты же умный парень…
На лесть Нат не повелся, он покосился на Дайну, которая вплыла в дверь, неся на вытянутых руках серебряный поднос.
— Просьба? — уточнил Нат.
— Просьба.
— И отказаться могу?
— Да.
Он поскреб переносицу грязноватым ногтем, который явно свидетельствовал, что Нат солгал о мытых руках, и произнес: