Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 32

Карина Демина

Хозяйка большого дома

Часть первая

Глава 1

Младенца Райдо нашел на кухне.

Не спалось.

Давненько уже не спалось — ночью боль наступала. И порой Райдо казалось, что все его тело, и без того сшитое из лоскутов, вот-вот рассыплется. Он открывал глаза, пялился в потолок, по темноте серый, грязный и в разводах. Вытягивал руку, не то пытаясь дотянуться до этого потолка, не то просто убеждаясь, что еще способен шевелить руками. Малейшее движение отзывалось болью, и Райдо с непонятным ему самому удовлетворением изучал ее оттенки, гадая, когда же все закончится.

Доктора утверждали, что прогноз хороший и с наступлением зимы разрыв-цветок уснет, правда, когда Райдо спрашивал, а что будет весной, они отводили глаза…

Бестолочи.

Он знал, что умрет, так какая разница? Зима, весна или вот осень…

Дожди седьмой день кряду. Райдо считает дни, зачеркивая их красным карандашом на обоях. Поначалу ему казалось, что он не протянет хоть сколько бы долго, но вереница крестов у кровати росла, и теперь Райдо нашел очередное развлечение — рассматривал их, пытаясь вспомнить день, который был скрыт за тем или иным крестом.

Получалось хреново.

У него всегда получалось хреново с памятью, а уж теперь, когда эта самая память здорово отравлена алкоголем…

…бутылка на полу.

Первое время Дайна ставила бутылку на столик, хороший столик, аккуратный, под белой скатеркой и кружевной салфеткой, которую Дайна старательно крахмалила, но от салфетки все одно тянуло щелоком и еще чем-то, что в безумной голове Райдо прочно увязывалось с госпиталем. И не в силах вынести этот запах, он вышвырнул в окно и салфетку, и скатерть… и столик бы, если б смог… а вот бутылку оставил.

У кровати.

И сейчас он руку спустил, зашевелил пальцами, пытаясь нащупать горлышко.

Не давалась.

А когда далась, паскудина этакая, то обнаружилось, что бутылка пуста. И от этой жизненной несправедливости Райдо взвыл.

Мысленно.

Выть вслух не позволяла гордость.

Зацепившись рукой за изголовье кровати, металлическое, витое и раздражавшее острым запахом холодного железа, который по дождям сделался особо резким, Райдо сел.

Голова кружилась.

Сколько он выпил? Много… Дайна невесело шутила, что виски в доме уходит быстрей, чем хлеб… и вновь совала опий. С опием, дескать, ему будет легче… легче, ее правда, боль не отступает, но становится призрачной, далекой, словно бы принадлежащей не Райдо, а кому-то другому, кто заменяет его в этом разодранном теле. И присутствие этого другого одновременно и бесило, и пугало. А быть может, злость, Райдо испытываемая, была естественным следствием страха. Как бы там ни было, опиума он избегал.

Виски — дело другое.

— Бутылка, — позвал Райдо, щурясь, — Ты где? Цып-цып-цып…

Должна быть… в комнате всегда имелся запас… Дайна следила… ставила где-нибудь поближе к кровати… и Райдо, опустившись на четвереньки, под кровать заглянул.

Пусто.

Ан нет, что-то виднеется под столиком… далеко… и Райдо не дойдет. Или все-таки дойдет? Если на четвереньках… раз-два… стоять тяжело, и тело того и гляди разлезется. Но ничего, как-нибудь, пусть лучше разлазится с вискарем, чем без оного.

И эта бутылка оказалась пустой.

— Вот гадство, — сказал Райдо и добавил пару слов покрепче, потому как ситуация располагала.

Он поднялся, опираясь на несчастный столик, который под весом его заскрипел, но слава Жиле, выдержал. Комната качалась. Или Райдо качался?

Нажраться успел.

Матушке бы не понравилось. Матушка бы укоризненно покачала головой и, быть может, сказала бы, что Райдо следует взять себя в руки. Он и взял.



И даже постоял, опираясь на подоконник, пялясь в окно. Темное. Рама белая, свежевыкрашенная. А гарью тянет, но не от рамы — от стены…

…дом горел,…давно, наверное, вечность тому, поскольку на войне время идет совсем иначе, но война позади и дом подлатали, прежде, чем вручить Райдо.

…законная награда.

И только он чует шрамы, которые странным образом сродняют его и этот альвийский особняк. Но сочувствия не испытывает. Порой Райдо начинало казаться, что он вообще утратил способность испытывать какие-либо эмоции помимо раздражения, да и то постепенно утопало в море виски…

…да, о виски думать надо.

…о бутылках-бутылочках, которые прячутся на кухне, в погребе… Райдо точно знал, что виски Дайна запирает, не от него, но от Ната, который еще слишком молод, чтобы пить. Смешно. Воевать — не молод, а пить — увы…

…но Райдо знает, куда убирают ключ. И вообще, он хозяин в доме!

Дом был живым и тоже мучился болью, которую доставляли, что старые раны, что новые жильцы, не способные их зарастить.

— Весной я сдохну, — пообещал Райдо, проводя ладонью по шершавой стене. — А ты, напротив, оживешь… я оставлю завещание, чтоб тебя подкормили… и вообще… нахрен все.

Дом молчал.

Спал уже? Если так, то ему повезло… Райдо тоже поспал бы, хотя бы пару часов, но для этого нужно виски, которое немного приглушит боль. И плевать, что и сон его будет пьяным, главное, что этот сон в принципе будет.

— Сейчас я соберусь с духом и дойду до двери.

Можно было бы кликнуть Ната. А он бы сгонял за виски, но Райдо только представил встревоженный взгляд мальчишки, в котором и страх, и надежда — интересно, на что он надеется? — и скрытая жалость. Жалости он не хотел.

Чего жалеть?

С каждым могло случиться… и жаль, что сразу не умер… был бы героем, а так… кто?

В затянутом дождями стекле отражался он. Герой? Тихий алкоголик, который живет от бутылки до бутылки. И ради бутылки. Вода размыла шрамы, и черты исказила, и Райдо провел по стеклу ладонью, а потом, влажной, пахнущей этим самым затяжным дождем, лицо отер.

Нет уж, пусть Нат спит.

У него свои кошмары. А кошмары — дело личное, можно сказать, интимного свойства… и Райдо не настолько ослаб, чтобы до кухни не добраться…

…главное, ночной горшок не задеть, а то грохоту будет…

…тоже придумали, ночной горшок ставить…

…он не лежачий.

Пока.

Когда-нибудь, к весне ближе… может, тогда и хватит силы духа избавить и себя от мучений, и близких от невыносимого ожидания. Мысль о смерти была настолько притягательной, что Райдо остановился. А чего, собственно говоря, он тянет? Зимы ждет? Снега? Здесь он выпадает поздно, да и… на кой ляд ему снег? Любоваться?

Фигня какая-то.

Еще бы на каток сходить собрался, чтоб уж точно поверили, будто он с ума сошел… а и сошел, умирающим многое дозволено, даже безумие.

Нет, все-таки по ночам, когда уходили и Нат, и Дайна, становилось как-то особенно пусто. Мысль мудрая в голову заглянет, а поделиться не с кем… не с домом, в самом-то деле? Хотя…

— На хрен, — с чувством произнес Райдо, делая осторожный шаг в сторону двери. — Нажрусь и отосплюсь. А там зима, слышишь ты, тварь?

То, что сидело внутри, прорастая, раздирая тело, точно оно не в достаточной мере разодрано было, не отозвалось. И ладно.

И к лучшему.

Когда оно отзывалось, Райдо приходилось закусывать руку, чтобы позорно не заорать…

…а сейчас орать нельзя. Разбудит.

Сейчас надо осторожно добраться до двери… и от двери до лестницы, которая вниз ведет… двадцать две ступеньки… что такое двадцать две ступеньки? На каждую у него слово найдется доброе, матерное… главное, чтобы шепотом, чтобы осторожно. И дом, решив подыграть, замирает. Не скрипят доски паркета, не вздыхают трубы… ветер, свивший в пустых каминах гнездо, и тот примолк… и ладно.

Некогда огромный холл в темноте вовсе выглядит бесконечным. Темные стены. Черные зеркала. А картин нет… сожгли… это ж какими уродами надо было быть, чтобы сжечь картины? Райдо точно знает — были… он рамы нашел… и обрывок пейзажа… у себя спрятал.