Страница 52 из 54
поразительное и оригинальное влияние на морское сословие наше. Но
совершенства нет в природе. Если бы Павел Степанович был более
воздержен в деятельности, имел бы умеренный темперамент и более
обширное поле действия, то он удивил бы весь свет результатами
морского воспитания, совершил бы переворот изменением
направления умов у всех молодых морских офицеров и сделал бы это без
прибавки даже и одного вершка к масштабу своего образования...
В этот день Павел Степанович пригласил к своему столу по
обыкновению несколько офицеров. Командир фрегата постоянно обедал
вместе с ним...
С удовольствием сели мы за стол.
— Просматривал я газеты, полученные с последней почтой, —
сказал Павел Степанович, садясь за стол, — думал найти в
фельетоне что-нибудь о новой книжке «Морского сборника». Нет ни слова,
а как много пишут они пустяков! Споры ни на что не похожи-с; я
был заинтересован последним спором, захотел узнать, из чего они
бьются, как скучно ни было, прочел довольно много. Дело вот в
чем-с. Один писатель ошибся, слово какое-то неверно написал-с;
другой заметил ему это довольно колко, а тот вместо того, чтобы
поблагодарить его за это, давай браниться! И пошла история недели на
две; что ни почта, то все новая брань. Нет право-с, эти литераторы
непонятный народ-с; не худо бы назначить их хоть в крейсерство у
кавказских берегов, месяцев на шесть, а там пусть пишут, что
следует.
Все засмеялись и Павел Степанович также.
— Да не досадно ли, право-с, — продолжал адмирал, — ведь
вот хоть бы «Морской сборник», — радостное явление в литературе!
Нужно же поддержать его, указывая на недостатки, исправляя слог
не в специальных, а в маленьких литературных статьях. Наши стали
бы лучше писать от этого-с.
— Как критиковать начнут, так и охота пропадет писать, —
сказал один из мичманов хриплым голосом.
— Не то, не то вы говорите-с; критиковать — значит указывать
на достоинства и недостатки литературного труда. Если бы я писал
сам, то был бы очень рад, если бы меня исправлял кто-нибудь, а не
пишу я потому, что достиг таких лет, когда гораздо приятнее читать
то, что молодые пишут, чем самому соперничать с ними.
— У нас и без того хорошо пишут, — заметил тот же хриплый
господин.
— Едва ли так-с. Мне, по крайней мере, кажется, что у нас
чего-то недостает: сравните с другими журналами, увидите разницу,
иначе и быть не может. Всякое дело идет лучше у того, кто посвятил
на него всю свою жизнь. Что же хорошего в нашем журнале, когда
он весь покрыт одной краской, когда не видишь в нем сотой доли
того разнообразия, которое мы замечаем на службе?
Я решился возразить Павлу Степановичу и заметил ему, что, по
моему мнению, в специальном журнале все должно быть подведено
под одну форму.
— Не в том дело-с, г. Корчагин не о форме говорю я, а о
содержании.
— Да и на службе все однообразно, здесь каждый день одно и
то же делается.
— Неужели вы не видите-с между офицерами и матросами
тысячу различных оттенков в характерах и темпераментах? Иногда
особенности эти свойственны не одному лицу, а целой области, в
которой он родился. Я уверен, что между двумя губерниями существует
всегда разница в этом отношении, а между двумя областями и
подавно. Очень любопытно наблюдать за этими различиями, а в нашей
службе это легко: стоит только спрашивать всякого замечательного
человека, какой он губернии; через несколько лет подобного
упражнения откроется столько нового и занимательного в нашей службе,
что она покажется в другом виде.
Мысль эта необыкновенно поразила меня. В первый раз я
услышал ее от Павла Степановича, и с тех пор она не выходила из моей
головы. Наблюдения над людьми, в особенности, когда они спорят,
исследование нрава человека, с которым мы сами приведены в
столкновение, очень любопытны. Преодолевая порывы собственного
негодования и отстраняя влияние пристрастия, можно упражнять
наблюдательные способности свои; тогда, не допуская помрачения ума,
случающегося в минуту вспыльчивости, можно с . удивительною
ясностью определять отличительные черты характера и темперамента
людей. В этом отношении действительно каждая губерния и каждый
человек должен иметь свою особенность, зависящую от
климатических и других внешних условий, особенность, которую безбоязненно
можно назвать оригинальностию. Павел Степанович Нахимов
обладал в высшей степени подобною наблюдательною способностью,
которая развивается житейской практикой, следовательно, не легко
приобретается.
Кроме того, Нахимов, как народный юморист имел доступ ко
всякому подчиненному; кто говорил с ним хоть один раз, тот его
никогда не боялся и понимал все мысли его и желания. Такие качества
составляют не простоту, понимаемую в смысле простодушия, а
утонченность ума и энергию светлой воли, направленные к известной
цели. Этими обстоятельствами и объясняется очевидное,
могущественное влияние Нахимова на большие массы разнохарактерных людей.
Как специалист и превосходный практик он быстро достигал своей
главной цели: приучить и приохотить подчиненных ему матросов и
офицеров к военному морскому ремеслу.
Счастливый результат куплен им ценою бесчисленных
неприятностей и самых разнообразных огорчений, употребленных в пользу
философией твердого ума, который не избегал, а искал неприятностей,
когда ожидал от них хороших последствий. Подобные характеры,
редкие по своей силе и настойчивости, развиваются не под влиянием
надзора товарищей и нравоучений начальников, а напротив,
укрепляются под гнетом зависти и злобы первых и себялюбивых угнетении
последних. Ничто не в состоянии подавить творческую силу природы
хорошо созданного человека, силу, которая, подобно стальной
пружине, выпрямляется при малейшем облегчении. Вот выгодная
сторона службы на море, вот что развивает характеры многих моряков.
Но та же причина убивает энергию молодых, неукрепившихся умов
и дает им ложное направление в жизни.
— Мало того, что служба представится нам в другом виде, —
продолжает Павел Степанович, — да сами-то мы совсем другое
значение получим на службе, когда будем знать, как на кого нужно
действовать. Нельзя принять поголовно одинаковую манеру со всеми и
в видах поощрения бичевать всех без различия словами и линьками.
Подобное однообразие в действиях начальника показывает, что у
него нет ничего общего со всеми подчиненными и что он совершенно
не понимает своих соотечественников. А это очень важно.
Представьте себе, что вдруг у нас на фрегате сменили бы меня и командира
фрегата, а вместо нас назначили бы начальников, англичан или
французов, таких, одним словом, которые говорят, пожалуй, хорошо по-
русски, но не жили никогда в России. Будь они и отличные моряки,
а все ничего не выходило бы у них на судах; не умели бы
действовать они на наших матросов, вооружили бы их против себя
бесплодной строгостию или распустили бы их так, что ни на что не было
бы похоже. Мы все были в корпусе; помните, как редко случалось,
чтобы иностранные учителя ладили с нами; это хитрая вещь,
причина ей в различии национальностей. Вот вся беда наша в том
заключается, что многие молодые люди получают вредное направление от
образования, понимаемого в ложном смысле. Это для нашей службы
чистая гибель. Конечно, прекрасно говорить на иностранных языках,
я против этого ни слова не возражаю и сам охотно занимался ими в