Страница 30 из 70
Сербы уже разошлись. Чернышев, презрительно усмехаясь, проводил глазами своего друга, который повел куда-то хорватку.
— Совсем малый рехнулся… — сказал он, обращаясь к Горожанко.
— Да, видимо, мозги съехали, — согласился тот и выразительно покрутил пальцем у виска.
Дима положил девушку на диван и осторожно перевернул на бок.
— Ой!.. — вскрикнула она, когда он начал расстегивать платье. Но Дима решительным движением отстранил ее руку, сделавшую слабую попытку машинально прикрыть грудь.
— Ну-ну, не бойся… У тебя рана, сейчас я ее перевяжу…
И, скинув на пол вещмешок, он извлек из него мед-пакет. Достав ватный тампон и бутылочку с перекисью водорода, он аккуратными движениями начал смывать кровь.
Ранение оказалось несерьезным — пуля прошла вскользь, слегка царапнув бок. Он разорвал ее нижнюю рубашку, осматривая, не задето ли что еще.
— Тебе повезло, — сказал он, дольше, чем это было необходимо на самом деле, обрабатывая царапину перекисью водорода.
Когда рана была обработана, Емельянов перевязал ее, использовав весь свой бинт. Девушка, смущаясь от того, что лежит полуобнаженной перед совершенно незнакомым мужчиной да еще — врагом, тут же поднялась и оделась.
Емельянов обычно не робел перед женщинами, но на этот раз он почему-то покраснел. Повернувшись к ней спиной, он стал завязывать вещмешок.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Злата. А тебя?
— Дима.
Произошла небольшая заминка.
— Ты кто? — после напряженной паузы спросила девушка.
— Русский.
— Как же ты здесь очутился?
— Помогаю сербам отстаивать их независимость, — усмехнувшись, ответил он. — А ты?
— А я тут живу.
Она вдруг испугалась, представив себе реакцию этого человека, узнай он, кто ее муж.
— Так ты православный?
— Вроде да. А ты — католичка?
— Я — католичка.
Емельянов пожал плечами. Он не понимал смысла религиозных распрей, в принципе считал их абсурдом. Он оглядел ее обставленную хорошей мебелью комнату и спросил:
— Ты что же, одна здесь живешь?
— Нет, с мамой. Она на несколько дней уехала… А почему ты вдруг за меня заступился?
Дима пожал плечами.
— Не знаю… Если честно, то вспомнился один случай из прошлого. Из-за которого я в общем-то здесь и оказался…
Но продолжить ему помешал вошедший Чернышев.
— Хватит любезничать! — воскликнул он. — Тоже мне, рыцарь нашелся! Слышишь выстрелы? Хорваты с босняками наступают!
Емельянов в самом деле услышал шум уже идущего невдалеке боя.
— Давай скорее отсюда! — нетерпеливо подгонял его Вадим. — Не хватало только отстать от своих! Тогда — все, конец!
Дима бросил на хорватку прощальный взгляд, закинул за плечи свой вещмешок и быстро вышел вслед за Чернышевым. А сзади послышался нежный голос Златы:
— Даст Бог, еще увидимся…
— Может быть, и увидимся… — ответил Дима, придерживая дверь.
Выстрелы и взрывы слышались совсем рядом. На западной окраине городка без передыху строчили крупнокалиберные пулеметы. Время от времени, сотрясая землю, раздавались мощные взрывы. Видимо, на помощь хорватам шли танки, которые, как знал Емельянов, располагались поблизости — не далее пятидесяти километров.
Диверсионный отряд сербов, с ходу захвативший город, теперь в спешке его покидал — силы идущего сюда противника значительно превосходили силы сторонников Караджича.
Командир Ивица Стойкович, замыкавший отступление, возбужденно махнул рукой русским.
— Давайте скорее. Емельянов! Как всегда, тебя где-то носит!
Наемники молча присоединились к своим.
Когда отряд отошел на расстояние, достаточное для того, чтобы не беспокоиться об отставших хорватах с босняками, и расположился на привал, четники принялись делиться впечатлениями.
Как и подозревал Емельянов, эта операция с самого начала была задумана как набег с целью «навести шорох» и пограбить. Никто, разумеется, и не собирался удерживать захваченный город. Бойцы, е любовью поглядывая на свои тяжелые вещмешки, усталые, но довольные, хвастались друг перед другом своими подвигами.
— Ты представляешь себе, иду я с Банеком, — говорил один усатый серб, — перед нами стоит дом. Не дом, а настоящий дворец! Окна большие, чистые — все, как полагается у богатой семьи. Во дворе автомобиль — настоящий лимузин. Вхожу в этот дворец, а там… Мебель кожаная, обои на стене белые. Короче, сплошной шик. А навстречу баба. Волосы по плечам раскинуты, халатик расстегнут… А из него сиськи выглядывают… Ребята, какие сиськи! Я еще таких не видел… Ну Банек, само собой, слюну пустил, куртку расстегивает и к ней..
— Врешь ты все, ничего я не пускал… — перебил рассказчика Банек, здоровенный детина лет восемнадцати-девятнадцати.
— А ты не перебивай, когда старший говорит! Ну вот, — продолжил усач, — Банек, значит, к ней, а я смотрю — сиськи-то она вперед выставила, а руки за спиной держит! Ну я ей и говорю: «А ну, стерва хорватская, вынь руки!» А та улыбается и на нас идет! — Усач остановился и посмотрел на примолкших слушателей.
— Не тяни резину! Рассказывай! — потребовали от него.
— Ну я, короче, вскидываю автомат, затвором хлоп-хлоп, и на нее. А эта сука пистолет достает и в Банека целится! Ну, у меня, сами знаете, реакция отменная, и стрелок я классный…
Послышались смешки.
— Стрелок я классный! — с нажимом повторил рассказчик, злобно посмотрев на насмешников. — Так и выпустил ей очередь по сиськам… Пикнуть, не то что выстрелить, эта стерва не успела, как на тот свет отправилась…
Усач замер, ожидая восторженных откликов, но их не последовало.
— Вот видишь, — тихо сказал Чернышев, многозначительно посмотрев на Емельянова. — Вот на что эти шлюхи способны! А ты грудью заслонил, на ручки взял. «Как вы себя чувствуете?» — передразнил он Диму. — Трахнуть надо было хором эту сучку, а потом пристрелить, как собаку! — уже громко, распалившись, произнес он.
Эти слова вывели Емельянова из прострации, в которой он находился с момента знакомства со Златой.
Дима старался не думать о происшедшем: он приехал сюда прежде всего воевать. Ну, помог бабе, ну, отбил ее у четников — и что с того?
Ну, понравилась… Мало ли что и кто кому, в жизни нравится? Автомобили, деньги, дома… Женщины — в том числе.
Ему нравились женщины, он любил проводить с ними время, заниматься сексом… Но никогда, ни разу у него не было такого щемящего и тревожащего душу чувства…
Может быть, это и есть любовь?
Стоп! Что там вякнул Чернышев насчет «хора»?
— В чем дело? — обратился он к Вадиму. — Что ты там говорил?
Вадим, обрадованный, что его наконец-таки услышали, повторил:
— Я говорю, что с тобой происходит? Бросился выручать эту сучку, как средневековый рыцарь. И было бы кого! Роста — метра полтора, может, чуть больше… Вот и надо было трахнуть ее…
Емельянов взорвался:
— Слушай, ты! Или ты заткнешься, или…
И, не договорив, он резко повернулся и пошел вперед, твердо ступая по раскисшему снегу.
Они оба не подали вида, что в их отношениях произошел разлад, когда на следующий день после возвращения на базу спустились в гостиную.
Ивица, кинув проницательный взгляд на друзей, ничего не заметил. Поэтому, недолго думая, подозвал их к себе.
— Завтра вам, как самым опытным, нужно сходить на разведку, — разложив на столе мятую карту, он начал водить по ней пальцем. — Это — нейтральная территория. Это мост. Там — объединенные хорватско-босняцкие войска. Замечено их передвижение. Вам надо подсчитать количество бронетехники…
Стойкович долго рассказывал подробности предстоящей операции, то и дело поглядывая на наемников — те, хмурясь, слушали серба.
— Все понятно?
— Да.
— Территория, хоть и нейтральная, но нашпигована минами — и нашими, и их. Кроме того, она наверняка хорошо пристреляна. Так что будьте осторожны.
— Понятно, — процедил Емельянов сквозь зубы. — Не маленькие…