Страница 29 из 70
— Эх, жаль, темных очков нет — солнце слепит, — сказал Чернышев.
Внезапно к ним подлетел Горожанко. За плечами у него был вздутый вещмешок.
— Вы чего прохлаждаетесь? — воскликнул он. — Город уже наш! Давайте быстрее, а то мы, наверное, скоро уйдем отсюда…
Друзья переглянулись и, ничего не ответив, двинулись вслед за Горожанко.
Улицы, были пустынны — местные жители, те, кого не согнали на площадь, старались спрятаться подальше от возможной расправы. Чернышев остановился возле большой витрины магазина.
— Дима, — махнул он рукой, — давай сюда! Ты вроде жаловался на обувь?
Выбив прикладом автомата стекло, Вадим первый шагнул внутрь. Дима и Андрей последовали за ним.
Магазин был маленький, аккуратный и чистенький. В нем продавалась всякая мелочь — перчатки, зонтики, сигареты…
Глаза у Чернышева сверкнули.
— Вот это да!.. — воскликнул он, восхищенно осматриваясь.
Затем деловито принялся за грабеж. Стянув со спины вещмешок, от начал запихивать туда блоки сигарет, перчатки, носки — все, что только попадалось под руку…
Емельянов прошел в угол, где на полке стояла обувь. Детские ботинки, женские туфли на высоких каблуках, мужские штиблеты, блестящие лакированной поверхностью… Кожаных высоких ботинок или сапог, так ему необходимых для переходов в горах, не было.
— Черт!
— Что такое? — спросил Вадим, который запихивал в свой порядком вздувшийся мешок бутылки с водкой.
— Да опять не смог себе обувь выбрать. Чего тут только нет! Только не то, что мне нужно! — Емельянов стукнул кулаком по полке, отчего на пол посыпались банки с пивом, выстроенные на ней в форме пирамиды.
— Да ладно тебе! — весело отозвался Вадим. — Не расстраивайся, подберешь себе еще где-нибудь.
— Будем надеяться на это… Кстати, тут пожрать ничего нет?
— Только шоколад. Я взял упаковку «Сникерса». Ты, главное, курево бери, а то неизвестно, когда в следующий раз достанем…
Емельянов скинул с плеч свой вещмешок и, положив туда несколько блоков «Мальборо», подошел к кассе.
Запертая на ключ, она не поддалась даже мощному удару приклада. Тогда Дима отпустил предохранитель и, направив ствол на блестящие кнопки, дал короткую очередь. Кассовый аппарат дзинькнул, и нижнее его отделение, предназначенное для денег, выдвинулось вперед.
— Ну что там, есть «капуста»? — спросил Чернышев, следя за манипуляциями друга.
— Так, одна мелочь… — ответил Емельянов, запихивая в карманы деньги.
— Давайте отваливать, — сказал Горожанко, безуспешно пытаясь застегнуть свой переполненный награбленным добром мешок.
— Давай, — согласился Вадим. — Кстати, Емеля, примерь перчатки. Вроде твой размер.
— Да, как раз на меня. Спасибо!
Тонкие кожаные перчатки были впору.
И наемники, пригибаясь под тяжестью поклажи, направились к выходу.
Идя по улице, они внимательно смотрели по сторонам: в любой момент, из любого дома могла еще раздасться автоматная очередь; никто не мог дать гарантии, что горожане, большинство из которых наверняка были вооружены, не станут стрелять.
В той части города, куда они забрели, четников не было видно. Только изредка из окна выглядывало лицо кого-нибудь из местных жителей. Но встретившись взглядом с наемниками, моментально исчезало.
Издалека до них доносились то одинокие выстрелы, то целые очереди.
— Давай быстрее, — сказал Вадим, обеспокоенно осматриваясь по сторонам. — Что-то здесь подозрительно тихо…
— Да ладно тебе… — Горожанко похлопал себя по груди, и Вадим с Дмитрием с удивлением заметили, что из-под куртки у него выглядывает бронежилет.
— Ты где взял?
— Снял с одного хорвата!
— С мертвого? — с отвращением спросил брезгливый Чернышев.
— Да нет, вроде еще живой был.
— Еще? — усмехнулся Емельянов.
— Ну, когда снимал, так живой был. А потом я его пришил, чтобы не мучился…
Емельянов поморщился и свернул за угол, откуда слышались возбужденные голоса.
Во дворе одного из домов полукругом стояло человек пятнадцать сербов. Они весело смеялись и свистели, подбадривая двоих четников, которые за руки держали девушку.
Красивая, большеглазая, темноволосая, стройная девушка в чистом белом платье казалась голубкой, попавшей в лапы коршунов.
Здоровенный небритый детина, обнажив свои желтоватые зубы и брызгая слюной, задрал ей юбку и попытался сорвать трусики. Изголодавшиеся по женщинам вояки уже выстраивались в очередь.
Емельянов замер, сжав кулаки. Кровь бросилась ему в голову. Перед глазами вдруг, как наяву, встала картина события, происшедшего полгода назад возле Рогожского рынка. Слепая ярость помутила его сознание, и, зарычав, он рванулся вперед, как бык на тореадора.
Отшвырнув в сторону серба, уже стянувшего с девушки трусики и расстегивавшего ремень на своих ватных штанах, Дима схватил за грудки одного из тех, кто держал девушку за руку, и, посмотрев налитыми кровью глазами ему в глаза, выдавил:
— Отпустите ее!
Шум сразу же стих; все замерли, ожидая развязки.
— Я сказал, отпустите ее! — повторил Емельянов, прищурившись.
— Да ты чего, тронулся, что ли? — произнес сербский воин, пытаясь отстраниться от Емельянова.
Но зная характер и бойцовские качества этого бешеного русского, он отпустил рыдающую девушку и отошел в сторону. Другой последовал его примеру. Девушка одернула подол и закрыла лицо руками, дрожа всем телом.
Со всех сторон посыпались недовольные возгласы:
— Это наша баба, мы ее первыми нашли!
— У него что, мозги съехали?
— Да что он лезет не в свое дело?..
— Тут ему не Россия…
— Выкинуть его надо отсюда…
— Они наших женщин насилуют, а мы что — церемониться будем?
Емельянов, заслонив девушку собой, встал, положив руки на автомат и направив нехороший взгляд в толпу.
Все знали, с какой легкостью Дима расправился с Кабанчиком, физическая сила которого была легендарной. Поэтому желающих выступить против него не нашлось. А стрелять в своих? Тогда капитан Стойкович не пощадит.
— Никто ее не тронет! — металлическим голосом сказал Емельянов — Если кто не согласен со мной, пусть скажет! — И резким движением взвел автомат.
Толпа отпрянула назад.
— Да ладно, могут же быть у человека бзики! — сказал один из четников по кличке Цыган, смуглый, черноволосый серб, худой и жилистый, которого прозвали так не только за внешний вид — он и в самом деле был похож на цыгана, а еще за умение петь и красочно рассказывать байки о своих приключениях.
— Пошли, ребята, потом разберемся!
— Черт с ним, что мы, из-за бабы между собой драться будем?!
— Этого еще не хватало…
В этот момент с окраины города донеслись короткие автоматные очереди, затем послышался взрыв и гудение моторов. Четники обеспокоенно прислушались.
— Должно быть, босняки на подмогу пришли…
— Слышите гул? По-моему, это танки…
— Давай, ребята, поворачиваем!
И переключившись на новую опасность, сербы побежали к центру города, а Емельянов повернулся к спасенной им девушке.
— С вами все в порядке? — спросил он, взяв ее за плечи. Спросил на сербском, которым уже вполне сносно владел. Хорваты говорили точно на том же языке, отличаясь от сербов лишь религией.
Девушка, почувствовав, что угроза миновала, все еще дрожала, широко раскрыв глаза, и, наверное, едва удерживалась, чтобы не броситься на шею своему спасителю.
— Спасибо, — всхлипывая, сказала она.
— Ну-ну, успокойся! Все будет хорошо, — приговаривал Дима, словно перед ним был ребенок, поглаживая девушку по головке.
Тогда девушка, освобождаясь от нервного напряжения, разрыдалась еще сильнее, уткнувшись лицом в грудь неожиданного спасителя. Не зная, что делать, — чтобы ее успокоить, он обнял ее. Но едва он положил руку ей на бок, как девушка вскрикнула.
— Что такое? — обеспокоился он.
— Мне больно…
— Давай посмотрю… Только уйдем отсюда. Ты где живешь?
— Там, — девушка рукой указала на стоящий напротив дом, и Дима повел ее туда, осторожно придерживая за плечи.