Страница 33 из 35
Орлнк лежал на боку, испуская тихие, почти человеческие стоны. Белоснежный красавец с темной гривой умирал. Он лежал в луже крови с развороченным животом и ждал, ждал своего друга. Ему так не хотелось умереть, не повидавшись с ним... Завидев Гогу, конь тихо заржал — горестно, ласково. В больших, с фиолетовым отливом, глазах его в последний раз вспыхнули живые искорки.
Гога бросился к Орлику, упал на колени, обнял могучую шею и заплакал навзрыд. Конь нежно трогал руку друга мягкими холодеющими губами.
— Орлик!.. Милый Орлик...
Гога заглянул другу в глаза, которые уже подергивала смертная пелена. В них были боль, тоска и недоумение. Он как бы хотел сказать: «За что меня, Гога?.. Я был хорошим цирковым конем. Бегал вокруг манежа рысью и галопом — как только было надо, бегал не взапуски, а строго соблюдая все правила, так, чтобы ты, Гога, попадал все время в темп, крутя свои сальто, чтобы не разбился. Я старался, дружище... Кто меня так, Гога?.. А помнишь, как ты поспорил с известным мастером высшей школы верховой езды и заявил, что я, Орлик, сделаю все то, что сделает его лошадь?..
Но Мастер смеялся, называл тебя зазнайкой. Но вот мы выскакали на манеж. Его лошадь делает курбет — я его повторяю, она прыгает кабриоль —я тоже, пиаффе — и я — пиаффе!.. Славно мы тогда подшутили над знаменитым мастером!.. Прощай, Гога. Прощай, дружище!..»
Орлик вздрогнул, вздохнул коротко и затих. Навсегда. Гога горько плакал, обняв шею друга. А рядом стояли его товарищи и тоже плакали. Ведь Орлик был и их другом. Он был настоящим артистом. Пусть четвероногим, но артистом. Настоящим.
ПОДВИГ СПИРИДОНА ЛЕНСКОГО
В ту субботу Матильда, как обычно, сидела в дальней аллейке городского парка и вышивала что-то болгарским крестиком. В условленное время Спирька пришел. Сел на скамью, делая вид, будто любуется природой. «Рукодельница», не глядя на него, тихо сказала:
— Ровно в двенадцать ночи — ко мне. Все. Шагай.
Парень чувствовал себя обреченным кроликом, на которого уставил свои замораживающие волю глаза голодный удав. С работы си отпросился, сославшись на головную боль и сердцебиение. Врач нашла и сильное сердцебиение, и, по мутным, полным страдания глазам Спирьки,— головную боль. Выписала лекарства и дала освобождение на три дня. Парень действительно чувствовал себя хуже некуда.
Он вышел из поликлиники. Побродил по городу, удивляясь тому, что почти все люди, которых он встречал, смеялись, рассказывали друг другу что-то интересное. У людей было хорошее настроение. Завтра воскресенье — отдых, рыбалка, дружеское застолье, спортивные соревнования...
А он бродил по улицам в рабочем комбинезоне; свежие стружки прилипли к рукавам, запутались в его сивом чубчике.
...В недоброй памяти тридцать третьем голодном году остался Спирька сиротой. Соседи говорили, что должны за ним прийти из детского дома. Мальчуган ждал. Но, видать, там заминка вышла. А есть страсть как хочется! Пришел квадратный дядька с пугающей челюстью. Глаза маленькие, въедливые, злые. А сам улыбается.
— Я,— говорит,— твой дядя. Черт с ними, с детдомами. Я тебя воспитаю. И специальность дам классную.
Увел. И дал «специальность». Это был «Медведь», и он научил Спирьку влезать в открытые форточки. Парнишка маленький, тоненький. Влезет Спирька по-тихому в форточку, прокрадется босыми ногами мимо спящих хозяев, аккуратно отомкнет дверь... «Медведь» со своей шайкой тут как тут!
...Спирька, сам того не волан, очутился возле фасада Дома красной Армии. Огромное здание построенное буквой «П». В левом флигеле — бассейн с вышкой. А чуть подалее серый дом. Вход туда ио пропускам, а у входа часовой под «грибком». Вот туда надо бн!
Послышался переливчатый тихий свист. Спирька вздрогнул. Т;;к свистит только «Медведь». Оглянулся... «Медведь» манил его к себе толстым негнущимся пальцем. Спирька, как на веревочке, пошел. В переулке громила взял его за грудки, прохрипел:
— Ты чо, как дерьмо в проруби, по центральным улицам шастаешь? Жить надоело?! Вали в свою общагу!
Спирька покорно повернул в сторону общаги. Оглянулся. «Медведь» исчез. Может, потихоньку следит? Свернул в один переулок, в другой... Вроде никого. А в голове — картины прошлого... Вот «Медведь» обучает его, Спирьку, «закидону».
Поначалу Спиридон нос задирал. Мал да удал! В шайке ему не последняя роль отведена. А позже грустно стало. Особенно, когда «Медведь» старушку ударил по голове свинчаткой. Она, как подкошенная, рухнула. Защищала, бедняжка, кстати сказать, чужое добро. Домработницей была!
И приятные воспоминания: угрозыск берет «малину», всю шайку. Тогда Спирька не радовался, тогда он кусался, царапался, не давался. Но его все же скрутили. И, что особенно важно,— поняли его. Даже прокурор на суде просил для Спирьки снисхождения, назвав «жертвой матерого уголовника по кличке «Медведь».
И определили Спирьку в «Образцово-показательную». Одежду дали, койку с постелью, еду. Конечно, все это не очень-то... Однако от души. И ему, Спирьке, надо бы в ножки поклониться. А он, дурак, стал «фасон давить». В школе всех в черном теле держит. Чего-нибудь вкусненького захотелось — шмыг в трамвай, «взял» кошелек, и порядок. И потянулась к нему вся городская «шпанка». Даже почетную кличку Спирька получил — «Король». Что хочет, то и делает. До той поры, пока циркачи не объявились в школе. Здесь и кончилось его «царство». Сейчас-то он понимает: хорошо, что кончилось...
Спирька от удивления остановился и чуть не присел Вновь он оказался возле серого дома, вход в который охранял часовой. Из окна второго этажа на него смотрел человек в военной форме. Волосы с проседью... Тот самый, кого он уже однажды встретил!
К нему! Скорее!
Спирька шагнул к входу. Часовой спросил безразличным голосом
— Пропуск.
А какой у Спирьки пропуск?
— Мне к тому... Вон на втором этаж ..
По тот человек уже исчез. Не было его видно ь окис. Часовой сказал ворчливо:
— Вали отсюда, милый.
Именно в это время майор госбезопасности Фролов мучительно думал: «Как?.. Как выявить гнездо диверсантов-наводчиков?»
Час назад пришла шифровка. Уголовник по кличке «Паршивец», схваченный на месте преступления, когда пытался ограбить сберкассу, сообщил о существовании в городе М. фашистско-диверсионной группы. Оп пока никого из этой группы не назвал и примет не дал, требуя помилования за попытку «взять» сберкассу. «Паршивец? будет доставлен самолетом в город М.
Но это же надо ждать!
Опытный, бывалый чекист находился сейчас в затруднении.
Что делать? Нельзя терять ни минуты! На границе неспокойно. Гитлеровцы забрасывают диверсантов. Их самолеты то и дело нарушают наше воздушное, пространство, углубляясь на многие десятки километров... Назревают события. Это по всему чувствуется. А стране надобно выиграть хотя бы еще полгода. Будут сформированы многочисленные мотомеханизированные корпуса, новые типы самолетов, танков и артиллерии выйдут на конвейер, и тогда никакой агрессор не будет нам страшен...
Пока же надобно искать «дивергруппу». Где?.. Ни малейшей зацепки!
Фролов затребовал все материалы, связанные с происшествиями последних месяцев. Задержан нарушитель границы, сумевший добраться до города, но схваченный патрулем НКВД... Сброшенный с самолета на парашюте диверсант показал... Колхозник Адамович С. И. был задержан вблизи аэродрома. Адамович С . И. пояснил, что в результате потери ориентировки он...
Майор Фролов тяжело вздохнул. Попросил себе чаю и продолжал листать материалы... И вдруг!
«Пенсионер Чернышевич К. О. прислал письменное заявление о том, что он, находясь на своей пасеке в двенадцати километрах юго-западнее города М., услышал около трех часов ночи прерывистый гул самолета. Чернышевич притаился в густой и высокой траве. Он видел, как примерно в двадцати шагах от него опустился парашют. Потом неизвестный скинул с себя комбинезон, и тогда стало ясно, что это не неизвестный, а неизвестная, ибо это была женщина. Затем, закопав парашют и комбинезон, неизвестная направилась по дороге в сторону города М. Далее Чернышевич...»