Секрет покойника

— Иерокл был великим ненавистником христиан, — говорит он, хотя я вижу, что он чего-то недоговаривает.

— Ты знаешь, откуда здесь эта вещь?

— Из библиотеки, — отвечает библиотекарь. — У нас таких несколько десятков. [5]

Поднимаю глаза, и мне все ставится ясно. Посередине каждой полки, примерно на уровне плеч, охраняя рукописи, на деревянной подставке стоит каменная голова. За исключением той из полок, которая забрызгана кровью. Здесь постамент пуст. История раскручивается как свиток.

Картина: Александр стоит возле полки и ищет какой-то документ.

Картина: появляется убийца. Заподозрил ли Александр его намерение? Возможно, что нет. Иначе бы он закричал, и, хотя рядом идут строительные работы, кто-то мог его услышать. Возможно, между убийцей и жертвой даже состоялся короткий разговор.

Картина: убийца хватает с полки бюст и убивает Александра, размозжив ему лоб.

И, пока я пытаюсь все это представить, в голове возникает финал.

Картина: убийца подтаскивает труп к столу, чтобы со стороны показалось, будто тот спит, а затем скрывается.

Или же идет к другим людям и сообщает, что нашел мертвое тело.

Я снова посмотрел на Симеона. Он наверняка понимает, о чем я думаю. Лицо у него напряженное и бесстрастное, гнев спрятан глубоко внутри. Он ждет, когда я обвиню его в убийстве.

Я небрежно поворачиваюсь к библиотекарю.

— Сколько человек было здесь сегодня?

— Примерно два десятка.

— Можешь назвать их имена?

— Их всех видел привратник.

— Пусть он составит список.

— Там был Аврелий Симмах.

Симеон выпаливает эту фразу настолько быстро, что я едва успеваю уловить имя. Симеон проиграл поединок с собственным гневом — его глаза с вызовом смотрят на меня. Наверно, он думает, что для него это единственная возможность высказаться.

— Аврелий Симмах — один из самых знатных людей города, — замечаю я. Аврелий Симмах — старый римлянин, патриций до мозга костей, человек, с которым до сих пор вынуждены считаться, хотя он безнадежно устарел для этого города с новыми домами и новыми людьми. Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне.

— Он был здесь, — стоит на своем Симеон. — Я видел, как он говорил с епископом Александром. Он ушел как раз перед тем, как я нашел тело.

Я вопросительно смотрю на библиотекаря. Он вертит в пальцах стило, которое носит на цепочке, обернутой вокруг запястья, и избегает моего взгляда.

Симеон показывает пальцем на бюст в моей руке.

— Иерокл был философом, известным ненавистью к христианам. Так же, как и Симмах.

Старый римлянин со старыми богами — это меня не удивляет. Но это еще не делает его убийцей.

— Возможно, тем самым он хотел заявить о себе, — упорствует Симеон.

Может быть. Я помню, что сказал по этому поводу Константин: кто-то скажет, что убийство Александра — это нападение на всех христиан со стороны тех, кто их ненавидит.

— Я подумаю над этим, — отвечаю я и собираюсь уйти. Но замечаю, что Симеон хочет сказать что-то еще.

— Когда мы пришли сюда этим утром, у Александра был футляр для документов. Обтянутый кожей ящичек с медными застежками. Он не позволил мне взглянуть, что там внутри… не разрешил даже нести.

— И?

— Он пропал.

Глава 5

Лондон, наши дни

Англию всегда легко узнать с воздуха. Другие страны выглядят неряшливо: поля и дома разбросаны по всему ландшафту без всякой логики. Отдельные квадраты полей среди бесхозной земли. В Англии все линии соединены. Пока они шли на посадку в Гатвике, Эбби разглядывала проплывавшие под крылом самолета шахматные квадраты полей и поместий. Все было серым и влажным, как полы в темнице.

Эбби переправили домой, как только дела ее пошли на поправку. Она полетела, одетая в мешковатую куртку и юбку. Не иначе как их купили для нее в магазине для беременных, чтобы не слишком бросалось в глаза то, что она обмотана бинтами, словно покойник саваном. По крайней мере, она могла кое-как передвигаться сама. В аэропорту ее ожидало кресло-коляска, но Эбби помахала рукой, мол, как-нибудь обойдусь. Каждый шаг отзывался в плече острой болью. Легкие саднило так, будто она пробежала марафонскую дистанцию. Тем не менее Эбби заставила себя войти в дверь без посторонней помощи.

Что, впрочем, потребовало немалых усилий. Неудивительно, что она не заметила табличку со своим именем. Лишь почувствовав, что кто-то потянул ее за рукав, она подняла голову. Перед ней стоял молодой мужчина в костюме и рубашке с расстегнутым воротничком. В одной руке он сжимал мобильник, а во второй — табличку со словом «КОРМАК».

— Марк, — представился он со слегка виноватой улыбкой. — Руководство послало меня встретить вас. По их словам, было бы некрасиво бросить вас здесь одну.

— Спасибо, — поблагодарила Эбби, правда, без энтузиазма. В облике встречавшего все отчаянно кричало о его юном возрасте: золотистые волосы, взъерошенные без всякого притворства, нежный жирок на щеках, энергичная самоуверенность недавнего выпускника Кембриджа, или Лондонской школы экономики, или где там еще сегодня готовят госчиновников. Она не чувствовала себя такой старой со дня развода.

— У вас есть чемодан?

Эбби приподняла косметичку, которую с трудом смогла вынести из самолета.

— Только это. Я не готовилась к долгому перелету.

— Верно, — согласился он и добавил, как будто она сказала что-то другое: — Досадненько.

Неужели я попала в прошлое? Неужели в наше время кто-то еще употребляет слово «досадненько»?

Глупая мысль, но сейчас ей было трудно оставаться умной. Один слабый намек на неуверенность, и Эбби начала бить дрожь — верный признак того, что она готова поддаться панике. Она ощущала на себе взгляд Марка, озабоченный, непонимающий. Он даже взял ее за руку.

— С вами все в порядке?

— Голова немного кружится, — призналась Эбби. На ее счастье, поблизости оказался ряд пластмассовых стульев, и она села. — Это из-за перелета.

— Схожу, поймаю такси.

Как только Марк повернулся к ней спиной, она открутила крышечку желтого флакона, который ей дали в больнице, и вытряхнула из него две таблетки. В самолете у нее конфисковали бутылку с водой. Пришлось глотать таблетки всухую, давясь и чувствуя, как они царапают горло.

Возьми себя в руки, приказала она себе. Не позволяй им проявлять к тебе жалость.

Снова появился Марк. Эбби не обратила внимания, как долго он отсутствовал. Возможно, сказывалось действие таблеток.

— Куда едем?

У Эбби была квартира в Клэпеме, на северной стороне от главной торговой улицы. Когда начались слушания по разводу, адвокаты сказали, что с квартирой придется расстаться, но она удвоила ипотечные платежи, чтобы выкупить принадлежащую Гектору часть. Это было глупостью с ее стороны, поскольку за два года она в общей сложности провела в ней не более трех месяцев. В квартире до сих пор обитали некоторые приятные воспоминания об их браке, однако куда больше было неприятных, и в любом случае предполагалось, что она забудет их все, и хорошие, и не очень. Но, как оказалось, ее якоря в этом мире были еще довольно цепкими. Мысль о жизни без постоянного жилья пугала ее. Перед тем как уехать в Косово, Эбби сдала квартиру паре врачей-пакистанцев, работавших в госпитале Святого Фомы. Риелтор заверил ее, что это прекрасные жильцы, и, вероятно, так оно и было, но у них возникли проблемы с визой, и они в спешке съехали. С тех пор квартира пустовала.

Это было сродни возвращению в детство, когда общая картина узнаваема, но детали незнакомы. Жильцы передвинули мебель, но так и не удосужились вернуть ее на прежнее место. В кухонном шкафу остались кое-какие их вещи. На стене висел плакат с репродукцией картины Магритта, которого раньше здесь не было. Все это оставляло в душе неприятный осадок, как будто кто-то попытался воссоздать ее жизнь по старым фотографиям и допустил нелепые ошибки.

5

«Сон улетит, если спишь ты как Друз, как морская корова» (пер. Д.С. Недовича и Ф.А. Петровского). Ювенал, сатира III — в этом фрагменте автор жалуется на то, как шумно в столице. Друз — император Клавдий (правил в 41–54 н. э.), отличавшийся сонливостью.