Купериада

* * *

…А поперёк тропы, у самого входа в пещеру возлежал здоровенный упитанный дракон о трёх головах и чесал когтем передней лапы спину в районе загривка. Лоснящаяся от стабильного притока питательных веществ шкура оставляла надежду, что рептилия сыта.

Первой заметила путешественников правая голова:

– Ба, народ подваливает! Корешки, а что это вы делаете возле моей студии?

Чешуйки на её макушке были раскрашены в разные цвета, образуя психоделическую симфонию. В заострённом ухе торчала огромная скрепка. К уголку рта небрежно подклеилась подозрительного вида самокрутка, с кончика которой периодически срывался и таял в небе сизый дымок. В целом вид был весьма богемным. По причине ли наличия сигареты, по застарелой ли привычке правая башка цедила слова сквозь зубы, почти не размыкая губ. Парадоксальным образом получалось, однако, вполне дружелюбно.

– Ладно, раз уж прихиляли сюда, заваливайте внутрь. Готов лично провести экскурсию. Кстати: Вангог, художник.

И он поочерёдно мощно тряхнул руки Ивану и Лёве правой хватательной лапой, прервав ради этого ритуала процесс почёсывания общей туши. При этом самокрутка совершила ловкое движение в противоположный угол пасти и обратно, не переставая дымиться.

Центровая голова властно отодвинула делателя искусств и поздоровалась медленным кивком, исполненным самоуважения. Её лысый кумпол был отшлифован до матового блеска. На чудовищных размеров носу примостились квадратные очочки в металлической оправе с тонкими, абсолютно прозрачными, практически не существующими стёклами. На могучей шее примостился элегантный галстук-бабочка.

– Позвольте представиться: Тумеладзе, можно просто Доктор Туме, импресарио этого парня. Вы заказчики? Поверьте, он гений, истинный гений и, как все таланты, крайне непрактичен. Готов свои шедевры чуть ли не даром отдавать. Потому любые деловые переговоры только через меня.

– Да мы, в общем-то, и не планировали, – стараясь быть ещё более вежливым, чем обычно (наилучший способ общаться с монстрами; к сожалению, действует только в случае сытых чудовищ), сказал Куперовский. – Мы просто шли мимо. Собственно, мы ни при деньгах, да и вообще не имеем отношения к…

– Неважно, – отрезал импресарио. – Паблисити – тоже вещь необходимая. Можете тогда просто пообщаться с творцом. А там, не исключено, передумаете.

– Извините, – попытался настаивать Лёва, – мы действительно торопимся.

– Спешка вблизи бессмертных произведений искусства недопустима. Побеседуйте, господа, побеседуйте.

Между тем левая голова, лениво перемалывая белоснежными зубами жвачку и временами пуская пузыри, явно порывалась включиться в разговор, но не находила повода и лишь подбиралась поближе. Уловив небольшую паузу, она наконец не выдержала и, растягивая гласные, представилась, поднеся к самым лицам путешественников ближнюю лапу ладонью вниз:

– Фристайл. Временно безработный. Вы не из столицы? Вид у вас – по крайней мере, у одного из вас, – он бросил презрительный взгляд на Ваню и навеки отвернулся от него, – довольно стильный. Какие новости в мегаполисе? В смысле – что слышно в мире высокой моды?

Макушка Фристайла была вызолочена, глаза скрыты за огромными круглыми светофильтрами почти без оправы. В одном ухе имелась серёжка в виде пронзённого платиновой молнией серебряного круга, с другого свисал на тонкой золотой цепочке брюлик карат так в пятнадцать. На ноздре наблюдался бриллиант поменьше. На длинной шее был вытатуирован вставший на дыбы чёрный конь на фоне жёлтого щита.

– О чём пишут? Лично я признаю только глянцевые журналы, а они сюда попадают редко, поэтому практически не читаю. Да что там говорить – здесь даже негде нанести приличный макияж, всё приходится делать самому. Элементарных вещей днём с огнём не найти. Про спа-массаж я уж и не говорю! Так каковы же модные тенденции? Говорят, сейчас котируется Денис Симачёв? В любом случае, «Шанель», «Армани», «Дольче и Габбана» уже банальны. Вы со мной солидарны? И пусть дьявол носит «Прада»! «Прада» – это отработанный материал. Прошлый век, замшелое старьё! А вы, кстати, не папарацци? А знакомых папарацци у вас нет? Ведь не случайно сказано: каждый имеет право на пятнадцать минут славы. Думаю, меня бы хватило на большее.

– Не обращайте внимания на нашего тусовщика, – объявил Вангог, ловким движением шеи втираясь на авансцену. – Лучше гляньте сюда, старички, – он продемонстрировал сверкающий стальной лист с обожжённым до красноты центром. – Моё, текущего периода. Называется «файеризм». Сам придумал. Раньше-то я был кубистом, но метод себя исчерпал.

– Вуайеризм? – вспомнил Иван знакомое непонятное слово.

– Нет, файеризм. Это немного другое. Рисую огнём на любых поверхностях и в пространстве.

– Между прочим, – вставил веское слово Фристайл. – недавно мне повезло добыть сумку от «Луи Вюттон» и кепочку от Диора. Не знаете, где бы приобрести туфли от Маноло Бланика? Говорят, они открыли мужскую линию.

– Забавно, – пробормотал Вангог, глядя в небеса. – Братец искренне считает себя мужчиной.

– Произведения моего подопечного, – значительно посверкивая очками, произнёс Доктор Туме, – находятся в головном офисе Газпрома, в столичном Манеже, во многих частных коллекциях. И это только начало.

– А про пожар в Греции помните? – продолжил мысль художник. – Тоже продукт моего творчества.

– Думаю нарастить волосы, – поделился планами Фристайл. – Тогда обязательно сделаю себе графическое каре с тяжёлой чёлкой. Полагаете, мне пойдёт?

– Ван, Ту, Фри, – донёсся из недр пещеры рокочущий бас, – немедленно ужинать!

– Мама, обождите, – досадливо простонал Тумеладзе, – у нас клиент.

– А может, что-нибудь этакое стремительное? Например, блестящий, слегка, самую малость завитый блонд до плеч плюс чёлка? Жаль, плечи у меня далековато. И непременно надо следить, чтобы линия бровей оставалась чёткой. А помаду я предпочитаю терракотовую. И не убеждайте меня, что это старомодно. Не нужно мне такого говорить. Я могу огорчиться. Кстати, – манерно добавил он, – по чётным числам я стараюсь не ужинать. Когда бы не эти двое…

– Если остынет, она разогревать не будет, – резко оборвал тусовщика Вангог. – Вы, мужики, как знаете, а я уже жрать хочу.

Но прежде, чем кинуться на материнский зов, он выдул огромное огненное сердце – честно говоря, довольно кривое. И оно ещё не успело развеяться в воздухе, когда…

* * *

…Тёмное облако провокационно искрилось, клубилось, клокотало саркастическим клокотанием. Мерзко булькнув, оно возгласило:

– Я – Ад! Я – ужас! Я – часть той силы, что вечно жаждет зла, но у неё никак не срастается. Я из Тени в Тень перелетаю. Я – Неназываемая Сущность. Я отрываю Город от Деревни, умственный труд от физического, дитя от груди матери. Я способна на всё. Я могу вбить клин, причём не один, между рабочим классом, трудовым крестьянством и народной интеллигенцией. Если бы у меня были грязные лапы, я непременно протянула бы их к кормилу государственной власти. Да что там толковать – мне даже президент не указ! Плевать я хотела отходами личной жизнедеятельности на лидера нации!

Извергнув сию гнусность, Неназываемая Сущность вскипела в восторге от собственного бесстрашия.

– Извините, – вмешался Лёва, – вам не кажется, что большинство из предложенных вами свершений ныне неактуальны?

– Истинное зло не может быть неактуально. А я – Абсолютное Зло. Я сжигаю рукописи! Только вчера спалила штук четырнадцать. И если бы среди них не встретились стихи Арона Вергелиса, жгла бы и до сих пор. Но Арончика я уничтожить не могу. Зачиталась. Он сам жжёт! Он крутой поэт, мужики. Но и я крута. О, как я крута!

– И чего? – спросил Ваня. – К чему ты о черновиках-то говорила? Что-то я не всасываю.

– Ты не понял, Иван, – пояснил Куперовский. – Рукописи-то не горят, это совершенно невозможно. Не знаешь, что ли?