Элеонора Дузе

«Надо ехать»,— проговорила она и велела открыть окна. В темную

комнату ворвался ледяной ветер гшттсбургской ночи.

На лице ее смерть запечатлела бесконечный покой...

По указанию правительства тело великой актрисы привезли в

Италию и похоронили в Азоло, «между Монтелло и Граппа», как она

хотела.

ЭЛЕОНОРА ДУЗЕ

Удивительная способность придавать художественную закончен¬

ность и индивидуальность воспроизводимым образам, столь редкая в

артистке-женщине способность перевоплощаться, отрешаться от

своей субъективной психологии, от особенностей своего внешнего и

внутреннего склада — вот редкая отличительная черта Дузе. Дузе не

только артистка с сильным и страстным темпераментом, с огнем в

крови, но великая актриса, умеющая владеть собой, умеющая задумы¬

вать воспроизводимые ею типы, умеющая отчеканивать свои замыс¬

лы в тончайших деталях. Женщины всех темпераментов, всех слоев

общества — женщины нежные, кроткие и упорные в своих привязан¬

ностях, как Маргарита Готье, княгиня Жорж Дюма, Памела Гольдо¬

ни, Юлия Шекспира, женщины страстные, как Клеопатра, Фернанда

Сарду, Сантуцца Верга, женщины сангвинические, подвижные, ко¬

кетливые, грациозно-комичные, как Трактирщица Гольдони, Фру-

Галеви, женщины падшие и жаждущие возрождения в любви,

как Цезарина Дюма, как Одетта Сарду,— все эти женщины живут в

нашем воображении своей особенной и вместе с тем чисто женской

жизнью, любя до самоунижения, страдая, проклиная свою судьбу,

тщетно пытаясь разорвать оковы, которые налагают па них их собст¬

венные страсти.

Это целая портретная галерея женских типов, написанных ярки¬

ми, сильными красками, залитых теплым светом истинного таланта.

...Клеопатра Дузе выходит на веранду вместе с Антонием. На ней

восточный наряд, узкий, пестрый, стелющийся по земле, опутанный

причудливыми цепями и бляхами. Смуглая грудь прикрыта только

тяжелыми ожерельями. На голове египетская повязка из драгоцен¬

ных камней. Лицо смуглое, большие черные продолговатые глаза то

вспыхивают, то снова заволакиваются. В сотый раз она спрашивает

Антония, любит ли он ее. Ее голос — певучий, капризный. Она опи¬

рается на плечо Антония. В другой руке вместо опахала большой бу¬

кет висящих лотосов... Вот она — настоящая Клеопатра — фантасти¬

ческий образ древнего юго-востока. Вот она — Клеопатра Шекспи¬

ра — влюбленная женщина, уже уставшая любить, но бессильная

совладать со своей последней страстью... Докладывают о вестнике из

Рима. Предчувствие ли это разлуки или просто ужас при мысли о том,

что есть еще целый широкий мир, владеющий ее Антонием, но Кле¬

опатра уже вся возбуждена, глаза загораются, чтобы тотчас померк¬

нуть, голова откидывается назад, как от дурноты; надорванным голо¬

сом она зовет своих приближенных рабынь. «Я упаду... Не может это

длиться... Не выдержит природа...».

Антоний застает ее в этом состоянии. Она гонит его прочь. Она

дает волю своему необузданному воображению: она осыпает его ядо¬

витыми упреками. Недобрая улыбка, особенная улыбка восточной

женщины, приподнимает ее верхнюю губу и обнаруживает два ряда

блестящих зубов. Насмешки сменяются упреком, певучий голос вдруг

становится глухим, сдавленным, потом резким. Но разлад ей невы¬

носим. Антоний очаровывает ее, даже в минуту ссоры. Она прибли¬

жается к нему, кладет руки ему на плечо, и в откинутой голове, в по¬

лузакрытых горящих глазах чувствуется непреодолимая женская

страсть. Они прощаются страстным кратким объятием.

Антоний в Риме. Клеопатра лежит на кушетке ничком и, подпер¬

ши голову обеими руками, облокотясь на локти, смотрит куда-то

вдаль загадочным взглядом, в котором неуловимо переливаются ка¬

кие-то думы. Головная повязка спадает по обеим сторонам ее лица:

настоящий египетский сфинкс. «Хармиона, где он теперь? Как дума¬

ешь? Стоит ли он, иль ходит, или сидит, иль едет на коне? Счастли¬

вый конь: Антония он носит! Конь, будь ретив: известно ли тебе, кто

твой седок? Атлас, держащий землю, рука и меч людского рода. Он

не вспомнил ли теперь о Нильской змейке (так он зовет меня)? Не

говорит ли он, не шепчет ли тихонько: где она?.. Увы! Я пью слад¬

чайшую отраву: возможно ль, чтоб он вспоминал меня, всю черную

от поцелуев Феба, покрытую морщинами годов...» Непередаваемым

голосом, полным мечтательной грусти, говорит Дузе этот монолог, ле¬

жа в той же позе, глядя вдаль широко открытыми глазами. Усталость

отражается на ее лице, и в ту минуту, когда она говорит о своих мор¬

щинах, лицо ее вдруг кажется постаревшим. Вы понимаете, глядя на

эту сцену, что драма Шекспира не просто ряд эпизодических сцен,

как о ней отзываются многие театральные и художественные крити¬

ки. Вы понимаете, что история последней любви египетской царицы

есть настоящая цельная драма. В последней привязанности этой жен¬

щины, когда-то безумно расточавшей свои ласки и искавшей само¬

забвения в объятиях многих мужчин... есть глубоко человечный эле¬

мент. Борьба стихийных сил отражается на закате ее жизни пробле¬

сками сознательного тяготения к прекрасному: колеблясь среди сво¬

их разнородных и прихотливых страстей, Клеопатра идеализирует

человека, чарующего ее своим мужественным величием.

...Напрасно Клеоцатра ждет своего обожаемого Антония. Часы тя¬

нутся медленно... Ничто ее не тешит. Капризным и усталым голосом

требует она музыки, чтобы тотчас же отменить свое приказание. Вос¬

поминание о лучших днях, о том времени, когда Антоиий впервые

попался на ее удочку,— это единственное, что на мгновение тешит и

просветляет лукавой улыбкой ее пасмурное лицо. Входит гонец: «Ца¬

рица» — ...он запинается. Клеопатра приказывает ему говорить, бро¬

сает ему золото, протягивает руку для поцелуя (заметьте эту манеру

восточной царицы — это резкое движение протянутой руки с расто¬

пыренными пальцами, на которых блестят кольца). Гонец медлит.

Клеопатра вскакивает, лицо ее темнеет, неумеренные обещания сып¬

лются на гонца на случай хорошей вести и страшные угрозы — на

случай дурной. «Антоний здоров, дружен с Цезарем, но... Но? Какое

но? Что такое но?..» Гонец объявляет роковую весть. Резкий гортан¬

ный звук вылетает из груди царицы. Безумная ярость охватывает ее.

Страшным ударом она повергает растерявшегося раба на землю, с

обезображенным злобой лицом рвет его за волосы, царапает по лицу,

колотит коленом... Опомнившись, она кричит ему, чтобы он опроверг

свою ужасную весть. Дрожащий раб повторяет свое известие: Анто-

пий женат. Клеопатра своей слабой женской рукой выхватывает из-за

пояса кинжал...— она не умеет ударить им и только в бессильном бе¬

шенстве кидает кинжал вслед убегающему рабу. Гнев вдруг слетает,

но остается какая-то тревога во всем существе, желание разузнать

все подробности относительно соперницы. Она велит вернуть гонца.

Но она не может расспросить его до конца. Ей дурно, она склоняется

на руки прислужниц, но сквозь дурноту она помнит случившееся и

протестует против пего. Она вспоминает Цезаря, ей кажется преуве¬

личенной ее любовь к Антонию; гордость ее жестоко страдает. Она

опять велит позвать гонца. Она уже более владеет собой. Она осыпа¬

ет вопросами ползающего у ее ног раба: хороша она? высока? какой

у нее голос?.. «Она некрасива, невысока, у нее низкий глухой го¬

лос...»

Торжествующая улыбка проносится по лицу Клеопатры. «Она

уже не молода... Лицо у нее круглое, лоб низкий...» Нет, Клеопатре

нечего опасаться, это — не любовь, это не соперница... Один вздох,

одно маленькое движение плечами, с откинувшейся назад головою, с