Страница 38 из 54
ее было нельзя, поэтому, чтобы не задерживать надолго постановку
«Дочери Йорио», она решила доверить ее труппе «Талли-Грамати-
ка—Калабрези» 160, состоявшей из молодых актеров, которых собрал
и воспитал Вирджилио Талли. Во время переговоров с Талли в Сет-
тиньяно в сентябре 1903 года было решено, что Дузе выступит в спек¬
таклях в роли Милы ди Кодра в течение одного месяца и лишь в трех
городах — Милане, Флоренции и Риме. В дальнейшем эта роль будет
передана молодой талантливой актрисе Ирме Граматика. Однако, по-
видимому, и у Талли и у Д’Аннунцио возникли в это время серьезные
сомнения относительно того, сумеет ли Дузе после «Франчески да Ри¬
мини», где она с высшим совершенством создала образ типичной
героини Д’Аннунцио, так переломить себя, чтобы с успехом сыграть
в пьесе, «простой, как народная песня». Д’Аннунцио не понимал, что
истинная простота достигается тогда, когда порывы эмоций сдержи¬
ваются сознанием, как это уже с непревзойденным блеском доказала
Элеонора Дузе своим исполнением роли Сантуццы в «Сельской че¬
сти» Верга.
С 8 сентября 1903 года по 23 января 1904 года Дузе снова за гра¬
ницей — в Швейцарии, в Германии, в Лондоне, где она играла в театре
«Адельфи» с 30 сентября по 10 ноября. Однако «Мертвый город», ко¬
торый должен был идти 1 ноября, был запрещен. Это неприятное
событие настолько потрясло Дузе, что даже сказалось на ее здоровье.
Тем не менее в первых числах января она выступила в Марселе, за¬
тем в Каннах, Ментоне и Ницце.
Премьера «Дочери Йорио» была назначена на 2 марта 1904 года
в миланском театре «Лирико». Элеонора, только в январе приехав¬
шая в Ниццу, попросила отсрочить премьеру на несколько дней. И тут
Д’Аннунцио снова обнаружил свое неверие в творческие возможности
Дузе. Подталкиваемый нетерпением, он отказался перенести день
премьеры и поручил главную роль Ирме Граматика.
Элеонора снова, в который уже раз, поступилась собственной гор¬
достью и 9 января, будучи в это время в Каннах, написала Д’Аннун¬
цио исполненное печальной нежности письмо, в котором отказывалась
от «Дочери Йорио». Серьезно больная, она кое-как добралась до Генуи
и остановилась у Матильды Серао, которая окружила ее нежной
заботой. Через некоторое время, когда здоровье позволило, она пере¬
ехала в Рим.
Премьера «Дочери Йорио» состоялась в намеченный день — 2 мар¬
та 1904 года. Она оказалась цервой пьесой Д’Аннунцио, на долю кото¬
рой выпал неоспоримый успех. На следующий день, то есть 3 марта,
Дузе, несмотря ни на что верная старому «договору», телеграфировала
из Рима своей подруге Эмме Гарцес: «Ожидаемая и одержанная победа
искупает все... Она ни на день не задержалась — в этом истинное
утешение. Так должно было быть».
Дузе сумела стать для Д’Аннунцио хорошим товарищем в работе.
Она была рядом с поэтом, пока надеялась, что может защитить его от
непонимания толпы, служить ему опорой. Теперь же, убедившись б
том, что больше не нужна ему, она рассталась с ним навсегда. Эфемер¬
ная мечта о «Театро д’Альбано» рухнула навсегда.
ГЛАВА XVIII
После успеха «Дочери Йорио» итальянская публика стала отно¬
ситься к пьесам Д’Аннунцио уже с меньшим недоверием. Дузе всегда
верила в успех его драм, семь лет она жила этой верой, жертвуя ради
нее своим временем, славой, деньгами, желая воздвигнуть пьедестал
для его искусства. Играя почти исключительно в пьесах Д’Аннунцио,
она в результате осталась теперь без денег, без репертуара и, более
того,— тяжело больной. «Смерть вихрем пронеслась надо мной в эти
дни и нынче ночью. Теперь она умчалась. Оставьте меня еще па не¬
сколько дней одну, и я снова буду на ногах»,—умоляла она друзей,
желавших утешить ее.
Как бы там ни было, а все же омертвевшая душа ее начала мало-
помалу возвращаться к жизни, смертельно раненное сердце посте¬
пенно оживало. «Самую большую помощь мы всегда получаем от са¬
мих себя. Будь же мужественным и добрым, снова и снова»,— утешала
она когда-то товарища по сцене, попавшего в беду. И вот теперь ее же
собственные слова, сказанные много лет назад, всплыли у нее в памяти
как утешение самой себе. «Это слово — снова — самое нужное в жизни
слово,— писала она в одном из писем,— потому что оно столько зна¬
чит! Снова — значит: терпение, снова — значит: мужество; снова —
значит: борьба, прощение, любовь, покорность». Она сознавала, что
еще должна будет пуститься одна по дорогам мира.
С самой ранней юности Дузе чувствовала себя связанной со своим
временем. Даже в эпоху Сарду и Дюма, вдыхая жизнь в героинь их
пьес, она показывала судьбу женщин своего времени, касалась вол¬
нующих ее проблем. «Обновление или смерть»,— таково было ее кре¬
до. «Остановиться в искусстве — это значит отступить»,— говорила
опа. А новое в то время, если говорить о театре, кроме Д’Аннунцио,
несли произведения Уайльда, Гофмансталя, Метерлинка, Толстого и,
наконец, Ибсена, Чехова, а в поэзии — Рембо, Верлена, Малларме,
Непреодолимая потребность совершенствования толкнула ее к
произведениям Шелли. «Какое светлое имя — Шелли! Как он любил
жизнь, не искажая при этом истин». Она читает Еврипида, Метер¬
линка. Потом находит и выбирает для постановки «Монну Ванну»
Метерлинка, которую Адольфо Де Бозис переводит для нее на
итальянский. Она следит за его работой буквально день за днем, по¬
могает советами. Так, переходя от бурных порывов надежды к мо¬
ментам душевного упадка, она медленно пробуждается для новой
жизни. «Сегодня вечером иду на «Дочь Йорио», и сердце не дрогнет.
Люблю жизнь. Работать и иметь желания — вот что имеет значе¬
ние»,—пишет она Де Бозису 15 апреля. Она снова полна сил.
С 3 мая по 17 июпя 1904 года Дузе начинает сезон в миланском
театре «Лирико». Она ставит «Даму с камелиями», «Кукольный дом»
и «Мопну Ванну». В одной из рецензий, посвященных ее выступле¬
нию, Лепорелло отмечал, что «романтическая героиня Маргерит
Готье благодаря Дузе приобрела новый аромат юности и элегант¬
ности» *. Заслуга в том, что Маргерит Дузе помолодела, отчасти при¬
надлежала, несомненно, Жану Филиппу Ворту**. Дузе познакоми¬
лась с ним во время своего пребывания в Париже в 1897 году. С тех
пор он до конца жизни остался ее преданным другом, бескорыстным
и горячим помощником. В рецензии Лепорелло отдается известная
дань его участию в спектакле. «Маргерит появилась в новом облике —
в белом пеплуме, украшенном брызгами бриллиантов, переливаю¬
щихся всеми цветами радуги, как образ мечты и поэзии... Казалось,
актриса решила представить свою героиню в образе символической
белой камелии, подобной той, которую она дарит Армандо после их
первого объяснения» ***. Далее критик подчеркивает, что игра Дузе
опровергла тех, кто отрицал гибкость и многогранность ее таланта.
«Несколько лет тому назад ее игру в «Кукольпом доме» можно было
бы назвать более яркой. Теперь же ее переходы от радости к горю,
от улыбки к слезам едва заметны, проходят как бы па полутонах.
Прежде игра ее действовала на зрителей мгновенно, теперь она ста¬
ла глубже и производит более сильное впечатление. Раньше она
лишь интуитивно угадывала ситуацию, в которую попадала ее герои¬
ня, и настроение ее в данное мгновение. Теперь же она полностью
отрешается от своего я, словно впитывает в себя душу своей героини,
которая живет в выражениях ее лица, в интонациях голоса; актриса
ни на секунду не выходит из образа, ни на единое мгновение не за¬
бывает о нем. В «Даме с камелиями» она — существо, сотканное из