Страница 45 из 125
Первый голод был утолен.
— Я пишу такую книгу, — сказал насытившийся Саша.
— Как только она будет у меня в руках, получите свои десять тысяч.
— Но она будет выходить несколько лет.
— Мне от вас нужна рукопись. К тому же, написав ее, вы поверите в себя, а спросят, откуда деньги, раз не вышла книга, скажете: под книгу взял в долг.
Принесли второе.
— Совет хотите, чтобы избавиться от вашего Нестерова?
— Конечно.
— Найдите журналиста, расскажите ему всю эту историю, естественно в выгодном для себя свете, и напечатайте. как гонение на борца за справедливость. Сейчас у вас в стране мутное время, масса статей идет без проверки и без проверки же людей снимают с постов и доводят до инфарктов, так что давайте бейте вашего Нестерова. Нужна будет финансовая помощь — обращайтесь.
Саша удивленно поднял голову^ Хангер бросил на стол тридцать долларов.
— Доедайте и сразу в редакцию, а я пойду, у меня дела.
И Хангер исчез. А Саша остался дожевывать роскошный обед.
Принесли эларджи, и, не зная толком, как есть этот ароматный сыр, Саша положил его на хлеб и стал откусывать от целого куска.
19
— Останешься?
— А хочешь?
Она чуть прильнула к нему.
Секундная неловкость прошла. Он почувствовал себя хозяином. Она приготовила хороший стандартный ужин. Он вспомнил свое посещение «Арагви». Сейчас перед ним был цыпленок с аджикой, бутылка коньяка и мороженое. Потом пили чай, потом он показывал ей танцевальные па, непостижимые в своем многообразии, приемы борьбы у-шу, которые, он врал, что знает от знакомых китаистов.
Потом, когда она относила посуду в раковину на кухню, он смотрел ее библиотеку — стандартный набор книг: Булгаков, Рыбаков, Айтматов, Кафка, многочисленные энциклопедические словари, «Пеппи — длинный чулок», О`Генри, Похлебкин, Гашек, Майн Рид, Маркес, Парнов, затрепанный карповский «Полководец» и множество статуэточек, куколок, эстампов и т. п., какие-то раскадровки тут же на стенах.
— А ты чего делаешь? — спросил он, имея в виду ее профессию.
Она поняла:
— Работаю на «Мультфильме».
— Мультяшки делаешь? Ах да, ты говорила при нашей первой встрече.
— Целая фабрика делает, ну и я…
Утром он проснулся и обнаружил себя в одиночестве в чужой постели. Он встал, прошелся, раздетый, по квартирке — хорошая однокомнатная квартирка. Жаль, он с родителями живет в четырехкомнатной, нету там уюта. Забрел в ванную, принял душ. Нашел полотенце, вытерся и едва успел одеться, как раздался звонок в дверь.
Это была Оля. Он открыл дверь, она его чмокнула совсем по-домашнему и тотчас же отправилась на кухню — готовить завтрак. Хозяйственная. И, видно, самостоятельная. Если ей меньше, чем ему, и если там ничего себе родители, то почему бы и нет?! Саша был сторонник немедленных решений.
— У тебя чего — нет родителей?
— Есть, они живут отдельно: папа — научный работник, мама — режиссер на телевидении. Они сейчас в отъезде.
— За рубежом? — тоскливо спросил Саша.
— Ага.
— Далеко?
Зашипело русское масло на сковородке.
— Ты вырезку прожаренную или кровавую любишь?
Ему это было все равно. Он глупо улыбался и думал о том, как бы предков «раскочегарить» на однокомнатную квартиру и сменять ту и эту — Олину, и о том, чтобы получить машину от Хангера, а затем пижонить бы в газете классом повыше той, где он теперь обретается, и жизнь, можно сказать, сложилась бы. Все казалось предельно просто!
Саша зашел в комнату и увидел свою зеленую папку с полным досье на самого себя. Эту папку он притащил даже к новой своей возлюбленной, так как нигде не расставался с нею. Он не мог ее пока уничтожить, потому что пока там были силки в случае чего и для Хангера, так ему во всяком случае казалось.
Оля позвала в кухню завтракать.
За завтраком поговорили о том о сем, и он откланялся, надеясь сегодня вечером же вернуться.
А Оленька села и задумалась. И думала она о том, что, в сущности, все мужики — дерьмо и потребители, и хотя и говорят, что много хороших парней на свете, ей пока не встретилось такого. И этот Санечка тоже такой же, как все. Правда, он, может быть, тоже ищет свое. Все ищут…
Вечером Оля сделала множество покупок и спешила домой, быть может, думая о семье, о будущем. Ведь ее ждал Саша…
По дороге домой Оля заметила, как какой-то молодой человек потащился, видимо, от нечего делать за ней. Он был одет в летний серый костюм, на нем была белая рубашка и галстук. Он проводил ее до подъезда.
«Тоже мне уличный ухажер-сводник», — подумала Оля и нажала кнопку лифта. А «ухажер-сводник» поглядел, на каком этаже остановился лифт, и только после этого, посчитав, вероятно, свою задачу выполненной, исчез.
20
Николай Константинович Нестеров сидел в кабинете и читал выдержки из показаний очевидцев пожара, сопоставляя их и анализируя (метод работы давнишний), как вдруг секретарь следственной части Тамара, появившись в дверях и в очередной раз зардевшись (она всегда краснела, когда видела Нестерова, — он ей нравился), сказала:
— Николай Константинович, вас к Зубкову.
Начальник следственной части Зубков сидел за столом, и глаза его были устремлены на вошедшего Нестерова.
— Привет, старичок, — сказал ему Нестеров, по обыкновению своему, не придав никакого значения вызову к начальству.
— Привет, привет, садись. Сейчас я тебе настроение испорчу, — предупредил Зубков.
— Оставь, — сказал Нестеров таким тоном, словно ему было все равно: ведь он делает дело, а если кто-то считает необходимым испортить ему настроение, то пожалуйста, но его это абсолютно не волнует. Он даже откинулся в кресле, однако тотчас же пришлось позу изменить, потому что Зубков сказал:
— Сюда, сюда посмотри.
Нестеров нехотя открыл полузакрытые глаза, пристально посмотрел на своего начальника и спросил:
— Чего?
— Да вот, газетка про тебя, — тихо сказал Зубков.
— Да, — Нестеров не удивился — Уже пишут? Наверное, по поводу пожара?
— По поводу пожара.
— Критикуют?
— На твоем месте я не был бы таким спокойным, знаешь анекдот: что общего между следователем и мухой?
— Не знаю, — подумав, сказал Нестеров.
— И того и другого можно прихлопнуть газетой, особенно в наше время.
Нестеров не улыбнулся.
— Ну и что, дай сюда — И взял газету.
То, что он прочитал, укладывалось в рамки его предположений и догадок. Но одно дело предполагать теоретически, а совсем другое — читать о себе в газете большой подвал, в котором, походя и огульно, ты обвиняешься в тенденциозности ведения следствия и некомпетентности, в том, что ты предвзято относишься к показаниям свидетеля (читай между строк — принял взятку).
Нестеров отложил газету.
— Прочитал? — спросил Зубков.
— He-а, нет сил, устал.
— Объяснительную заставлю написать.
— Не заставишь. Твоего сотрудника мордуют, разберись, назначь служебное расследование и ответь редакции. Тут я тебе не помощник, на меня столько писали всего: люди злы. В свое время я, чтобы доказать тебе беспочвенность обвинений, пустил бы себе пулю в лоб, а сегодня у меня есть парторганизация, которая за меня, надо думать, вступится и оградит меня от гнусных инсинуаций.
— Перестань трепаться, возьми лист бумаги…
— Сам, сам, — сказал Нестеров, вставая, — у меня нет времени.
И Зубков остался, подивившись выдержке Нестерова и раздумывая о том, как можно публиковать такую статью, не проверив в ней факты. Кто этот журналист, вернее журналистка Цветкова? Первый раз слышу.
Зубков хотел было позвонить Нестерову, спросить, может, он знает, но не стал его лишний раз тормошить: «Черт с ним, сам проверю», — и нажал кнопку селектора.
— Сюточкин, зайди, родной.
И когда кругленький и маленький следователь вкатился в кабинет, Зубков положил перед ним газету и сказал