Импортный свидетель (сборник)

В последнее время, когда были собраны доказательства вины директора хлебозавода Масленникова, я более пристально заинтересовался его личностью, изучал его личное дело, просматривал показания граждан, связанных с ним по работе и общественной деятельности, и вполне мог прийти к выводу, что передо мной положительный, примерный и даже обаятельный человек. Я читал его характеристики, и мне становилось страшно: как профессионально, как умело этот хитрый человек обманывал работавших с ним людей, коллег, руководство района… Он шел к своей цели без зигзагов. Все это беспокоило, настораживало, заставляло задуматься, почему такое возможно…

Обычно, изучая личность преступника, всегда находишь в его биографии, поступках такое, что говорит о дурных наклонностях, дефектах воспитания. Но бумаги, отзывы говорили, что передо мной превосходный семьянин, квалифицированный работник, старательный студент техникума, потом института, способный инженер, потом заместитель директора, наконец, директор. Все этапы он прошел не оступившись… И переходящее знамя получил… Как только объяснить белую мучную поземку у стены?

А может, опьяненный постоянным успехом, он переродился? Но если это так, то когда, когда это произошло? Значит, был изъян? Когда же он вышел наружу.

Немногим больше года назад его назначили директором этого хлебозавода, а недавно он был выбран депутатом нашего районного Совета. И странное совпадение: его преступная деятельность началась именно в этот период. Что же получается — значит, он просто-напросто зарвался, понадеявшись, что его надежно защищает депутатский мандат?

Ознакомившись с личным делом директора, я был ошарашен похвалами в его адрес.

И вот десятки опрошенных граждан, эксперты, графологи. Множество на первый взгляд малозначащих фактов, восстановленных прокуратурой и органами дознания. И вот я, районный прокурор, нахожусь в кабинете директора хлебозавода и веду неинтересный для него разговор, задаю вопросы и слушаю ответы.

Директор ожидал чего угодно. И того, что на его заводе выявят недостачу, и того, что ему поставят в вину оформление на должность юрисконсульта рецидивиста Солнцева, и того, что на территории хлебозавода творятся безобразия.

С этого я и начал. А он? Он кривил в улыбке влажные, толстые губы и смотрел сквозь меня. Он был хитер и понимал: все, что сейчас говорит прокурор, для него неопасно. Ну, перетасовал кадры, и Солнцев — обыкновенный рабочий; ну, дал команду убрать территорию и въезд, где случайно просыпались зерно и мука; ну поогорчался, что на вверенном ему объекте нарушили отчетность и учет, он найдет виновников и накажет их… Масленников чувствовал себя, как всегда, хозяином положения. Когда я поднялся, он, уверенный, что я собираюсь уходить, тоже встал, чтобы проводить меня. Но я не ушел. И тут мне показалось, что я его уже видел.

— Еще вопрос.

— Слушаю вас, — стоя, с готовностью сказал он.

— Зачем вы, Масленников, обманываете Советскую власть?

Сначала он хихикнул. И вдруг сверкнули белки глаз.

— Не спешите возражать. Подумайте.

— Как вы смеете! — не выдержал он, но голос его сорвался.

— Успокойтесь, выпейте воды. — Я продолжал: — Будучи главарем преступной банды, вы, директор хлебозавода, получаете из Р-ского совхоза неучтенное зерно, которое сверх нормы мелете в мукомольном цехе, потом печете неучтенный хлеб и сбываете его в четырех торговых точках района. Это в чистом виде хищение социалистической собственности.

Я остановился.

Директор молчал, надеясь, что я не знаю главного. Я продолжил и практически рассказал то главное, что стало мне известно по этому делу.

— Деньги вы делите. В Р-ском совхозе главный агроном — ваш друг, начальник мукомольного цеха — ваш тесть, в торговых точках на вас работают Камоликов, Ахискина, Кудряшов и в четвертой — Курочкина. Шоферам за доставку вы платите живыми деньгами вдвое больше, чем стоит поездка, а ваш сообщник и правая рука… Что с вами?

Директор притворился как нельзя лучше. Я не разгадал еще, что за хитрый зверь правая рука директора. Но попал в точку. Прокуратура и милиция не ошиблись. И опять мне показалось, что этого типа я где-то уже видел. Родимое пятно на шее…

— Сколько вы хотите? — вдруг вырвалось у директора.

Что он способен на взятки, следовало, конечно, предположить. Но так открыто? Прокурору? Масленников, впрочем, правильно оценил ситуацию. Говорили мы с ним один на один. Свидетелей никаких. Секретарша сидела за толстой стеной. Можно рискнуть. Я не стал упрямиться.

— Думаю, весьма достаточно, учитывая характер содеянного.

— Я могу и больше.

— Восемь в колонии усиленного режима — это как раз то, что надо, с конфискацией имущества.

Раскрыв желтые глаза, Масленников смотрел на меня с ненавистью. Я позвонил Медведеву и распрощался с Масленниковым.

Арестовывать депутата я не имел права. Я отправился в исполком. По дороге вспомнил, где его видел, и тогда понял: все, что я сделал сегодня, все напрасно. Я видел его в поезде, когда мы ехали сюда с женой. Это он тогда ломился к нам в купе, и, хотя тогда мои «отношения» с ним закончились без эксцессов, по закону я не имею права вести расследование по этому делу и должен доложить об этом прокурору области. Не могу, потому что я с ним, как это ни нелепо, знаком и, говоря процессуальным языком, «нахожусь в неприязненных отношениях»…

Начались телефонные звонки. Сколько людей позвонило мне! Незнакомые, малознакомые, начальники мои и не мои — и все в разных формах и выражениях предлагали, советовали, настаивали, просили не трогать Масленникова.

Я отвечал одно и то же: «Даже если меня уволят после успешного завершения дела Масленникова, я не буду в обиде. Нам, в нашем обществе, не нужны расхитители, наживающиеся за счет народа».

У Масленникова семья. Но мой наставник, первый секретарь райкома партии Анатолий Николаевич Березин, часто повторяет: «Доброта должна быть мускулистой, она должна уметь отстоять себя. Ведь мы не в игрушки играем, а выполняем Продовольственную программу».

И я добавлю от себя: отстраняем, а если надо, и наказываем тех, кто мешает нам это делать.

Я объяснил председателю исполкома цель своего визита.

— Да не может быть, Николай Константинович! — воскликнул он. — Ты знаешь, Николай Константинович, честно тебе скажу, как бы я хотел, чтобы ты работал в моем подчинении — И тут же добавил: — Нет, нет, ты хорош на своем месте, я так хорошо, как с тобой, ни с одним прокурором еще не работал, и я говорю не о том, что хорошо, чтобы ты как прокурор был бы в моем подчинении, это, сам знаешь, было бы нарушением Конституции, я говорю, что мне такие деловые работники нравятся, хотя с ними и приходится хлопотно.

После этого он соединился с председателем облисполкома. Разговор был короткий, и я представил себе, как недоволен председатель облисполкома. А чем же быть довольным? Доверили, выбирали, а депутат — негодяй.

С моей стороны формальности были выполнены. Я полагал, что можно было выносить вопрос с Масленниковым на ближайшее заседание исполкома.

Я говорю «формальности», потому что фактически Масленников никаким народным депутатом не был, он свои полномочия использовал лишь в корыстных целях. Но так полагал я, а Масленников еще и через неделю, увы, носил значок депутата районного Совета…

— Мне уже доложили о вашей работе, Николай Константинович, сегодня же на бюро мы будем решать вопрос о пребывании Масленникова в рядах КПСС — Такими словами меня встретил первый секретарь райкома.

Но я видел — секретарь недоволен. Не тем, что прокуратура добралась до жулика, а вопиющим фактом, произошедшим в нашем районе…

— Вот ты мне не верил, — кричал в трубку, едва я только появился у себя на работе, Медведев, — а Камоликов сбежал!

— Откуда ты знаешь? — задал я нелепый вопрос.

— Потому что мы его поймали — он собирался садиться в поезд.

— Это очень хорошо, молодцы.

— Что — хорошо?

— И что бежал — хорошо, и что поймали — здорово.