Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 47 из 53

биться мое сердце. Холодный пот выступил у меня на лбу. Я чув¬

ствовал, что совершаю что-то необыкновенное, что-то из ряда вон

выходящее. Мысли мои проносились одна за другой. Имел ли я пра¬

во отнимать жизнь, которую не давал? Почему я так волнуюсь, что

скажут товарищи? Я трус? Нет! Но «честь мундира», жребий, это

заставило меня крепче зажать в руке веревку и сильнее тянуть к

низу. Не глядя на собаку, я сделал над собой усилие и сразу потя¬

нул веревку. Тяжесть дрыгающего тела, хрип собаки, сильно бью¬

щееся мое сердце, дрожь всего тела, мысль, что я совершаю преступ¬

ление,—все это заставило мою руку выпустить веревку. Тело упало.

У меня как будто что-то внутри оборвалось.

В этот миг я полюбил умирающую собаку. Первая моя мысль

была скорей прекратить ее страдания, то есть добить. «Бедная! Она

сейчас мучается, скорей, скорей». Я хватаю первый попавшийся

камень и, не глядя, бросаю в собаку. Глухой удар во что-то мягкое,

я с ужасом оборачиваюсь и смотрю на собаку. Полные слез глаза,

с выражением страдания и глубокой тоски, укоризненно, кротко

смотрят на меня, как бы спрашивая: «За что? Что я тебе сделала?»

Ноги мои подкосились, и я упал без чувств. Когда я очнулся, то

уже лежал в нашем лазарете — заболел нервной горячкой. Первое,

что я увидел у подошедшего ко мне фельдшера, это глаза собаки,

страдальческие, укоризненно вопрошающие. Куда бы я ни смотрел,

всюду видел эти тоскливые, печальные глаза.

С тех пор я понял, что и животные, так же как и мы, люди, лю¬

бят, страдают, радуются и наслаждаются. Я понял, что они также

имеют право на жизнь, как и мы.

На мое счастье, камень попал в глину. Собака осталась жива

и потом по-прежнему доверчиво подходила ко мне, помахивая хво¬

стом. Ее ласки еще больше заставляли мучиться мою совесть. С тех

пор со мной случился полный переворот: я ни одного животного не

пропускаю мимо себя без особого внимания и даже уважения.

Я узнал тогда то, чего люди обычно не знают. Человек, царь

земли, в своей гордости не желает снизойти к животному и прину¬

дить себя хоть немного понять их. Между человеком и животным

вечное недоразумение».

Эпизод, происшедший в далеком детстве, не случайно по проше¬

ствии стольких лет пришел Дурову на память. В душе его остался

след на всю жизнь. Придя к мысли, что «между человеком и жи¬

вотным вечное недоразумение», Дуров поставил своей жизненной

задачей устранить его. Владимир Леонидович считал громадным

пробелом в мировой культуре то, что «человек прошел мимо своего

богатства — животного мира». Ведь из множества различных видов

животных человек приблизил к себе только около сорока.

В своем развитии человечество пошло по пути механических

изобретений, уклоняясь от большего, разумного использования воз¬

можностей животного мира. Досадно, говорит Дуров, что прогресс

не осуществлялся параллельно в обоих направлениях, которые вза¬

имно дополняли бы друг друга, это могло бы дать огромный эффект

в «усовершенствовании жизненных удобств человека».

Интересная, верная мысль! Можно лишь дивиться и преклонять¬

ся перед силой ее предвидения. Только но прошествии десятилетий

родилась новая наука — бионика, цель которой применить мудрый

опыт природы, животного мира в техническом прогрессе.

Дуров дает своеобразное толкование случившемуся «недоразу¬

мению». Все это произошло, по его мнению, лишь потому, что много

тысячелетий не существовало науки зоопсихологии. «И вот в эту

молодую науку, в этот будущий грандиозный храм я и хочу вложить

свой кирпичик»,— заключает свою мысль артист цирка, ставший

исследователем.

Каков же этот «кирпичик»?

Прежде всего безболевой метод дрессировки, основанный на глу¬

боком знании психологии животных. Дуров давно приступил к раз¬

работке этого метода, богатый практический опыт, накопленный за

многие годы, стал его основой. Но Владимир Леонидович все более





ощущал необходимость обосновать его теоретически. Теоретический

поиск, обогащенный практикой, сулил широкие перспективы.

Тему своей работы Дуров назвал просто: «Взаимопонимание

между человеком и животным».

Беда в том, пояснял Владимир Леонидович, что человек не по¬

нимает психики животного, а животное — психики человека. «У ме¬

ня часто спрашивают: «Как это вы научили глупых скотов?» Да так

ли они глупы? С точки зрения животного мы, люди, может быть,

иногда бываем куда глупее их. И у них, может быть, такой же

односторонний взгляд на нас, как и у нас на них. Кошка, возможно,

смеется в душе, когда видит, как люди мечутся по комнате, одни

с железными кочергами, другие вскакивают на стул или даже па¬

дают в обморок при виде малюсенького мышонка. А в это время

маленький зверек с сильно бьющимся сердечком лишь ищет выхода,

куда бы удрать от вооруженных великанов. Кошка смотрит и удив¬

ляется: «Стоит, мол, мне лапой — цап! —и нет мышонка». Кто здесь

умнее из троих: человек, кошка или мышонок? Судите сами!» —

смеялся Дуров.

—       Какое, по-вашему, самое умное животное? — нередко спра¬

шивали дрессировщика.

—       Вопрос я считаю поставленным неправильно,— отвечал он.—

Каждое животное умно по-своему. Невозможно установить общий

критерий, который годился бы для измерения ума животного. Но

если вы меня спросите, какое животное легче поддается дрессиров¬

ке, то этот вопрос будет задан правильно.

Скорее и легче, конечно, поддаются те, что ближе стоят к чело¬

веку, например, собаки. Однако различные породы различно реаги¬

руют на приручение и воспитание. Натура их очень меняется в

зависимости от воспитания, они могут быть образованными, благо¬

воспитанными, послушными или грубыми, раздражительными, злы¬

ми. Собаки часто во многих отношениях становятся похожими на

своих хозяев.

Собаки... В. Дуров не хочет в том сознаться, к ним он относится

по-особенному. Из большого числа животных, которых он воспиты¬

вал, дрессировал, с которыми выступал на арене, они были друзья¬

ми самыми близкими. Каштанка... Бишка... Запятайка... Лорд... Ни

одного из этих чутких, верных друзей не забыть никогда. И разго¬

вор о них будет отдельный.

Ведь даже Сократ, простой гусак, запомнился на всю жизнь,

хотя жил он давно, очень давно, когда у молодого клоуна Владимира

Дурова весь «штат» дрессированных животных составляли свинья

Чушка, собака Бишка да вот этот самый гусь Сократ.

...И до чего он был понятлив! Ходил как дрессированная лошадь

по арене вдоль барьера, танцевал вальс, стрелял из ружья, вытворял

другие штуки. А то выводил целое стадо гусынь. По его примеру

они выполняли различные маневры и по команде «стой!» все вместе

замирали как вкопанные.

То было тугое время, когда приходилось зачастую жить впрого¬

лодь. Единственными, ближайшими друзьями оставались тогда Биш¬

ка и Сократ. Дуров делился с ними своими горестями.

—       Плохо нам живется. Комната наша не топлена, платить за

нее нечем — денег нет... Скоро нас отсюда выгонят на улицу. При¬

дется ночевать в холодном балагане...

Так и случилось, пришлось поселиться вместе с другими арти¬

стами, положение которых тоже было отчаянным. Сборов не было,

антрепренер не платил жалования. Труппа голодала.

Кроме клоуна Владимира Дурова в труппе были силач Подмет-

кин, на афише нежно звавшийся Незабудкиным, «человек-змея»'

его жена — «королева воздуха», шпагоглотатель и музыкант, играв¬

ший на нескольких инструментах.

Особенно страдал от голода силач.

—       Я жрать хочу! Дай полтинник! — кричал он антрепренеру.