Страница 15 из 53
ми строка: «Русский соло-клоун Анатолий Дуров».
В России конца XIX века было немало цирков. Обычно они
не задерживались подолгу на одном месте, а кочевали из конца
в конец обширного государства. Железная дорога редко служила
такой цели, так как перевозка многочисленных животных и гро¬
моздкого имущества в вагонах обходилась слишком дорого. Паро¬
ходы были доступнее, потому-то гастрольные маршруты норой
обусловливались морскими и речными путями. Но чаще всего кони,
еще вчера вальсировавшие на арене, наутро запрягались в цирко¬
вые фургоны. Даже в отдаленные уголки страны забирались кочую¬
щие цирки. Что же говорить о больших городах? Там, случалось,
за год побывает два-три цирка. Лишь поспевай смотреть разные
программы!
Конные номера были основой всякого представления. Даже
самый бедный цирк держал двух-трех обученных высшей школе
лошадей. Цирки с десятком лошадей считались среднего ранга. Ко¬
нюшни же, принадлежавшие братьям Никитиным, Труцци, Сала-
монскому, Чинизелли, насчитывали свыше ста отличных лошадей.
Русские наездники, наездницы, вольтижеры и дрессировщики
стали успешно соперничать с заезжими иностранными артистами.
Увлечение конным цирком немало способствовало развитию
циркового дела в России. Вслед за первым казенным цирком в сто¬
лице стали открываться и другие. Богатый помещик, гвардейский
полковник Новосильцев, женившись на красавице наезднице Лоре
Бассэн, построил сразу два цирка — в Петербурге и в Москве. Через
несколько лет Карл Гинне тоже соорудил деревянные цирки в сто¬
лице и в первопрестольной.
В конце семидесятых годов Гаэтано Чинизелли воздвиг новое
каменное здание в Петербурге, а в 1880 году Альберт Саламон-
ский — в Москве. Оба цирка были построены так хорошо, что и по
прошествии многих десятилетий остались лучшими в стране.
Петербургский цирк выделялся своей архитектурой и богатством
внутренней отделки. Ложи и места партера были обиты малиновым
бархатом, а все проходы уложены дорогими коврами. Для царя и
его свиты были устроены особые ложи с отдельным входом и спе¬
циальным подъездом.
Гордостью Гаэтано Чинизелли была конюшня. Ее устилали ков¬
ры. В антрактах под ноги лошадям подкладывались ковровые
дорожки, а самих животных, чтобы посетители могли лучше ими
любоваться, поворачивали головами к проходу. Здесь же стояли
аквариумы с золотыми рыбками. В дни праздничных представлений
кошошня опрыскивалась из пульверизаторов духами.
Дочь директора Эмма Чинизелли — смелая наездница высшей
школы, превосходная артистка на ведущие партии в конных кадри¬
лях, котильонах, маневрах, охотах — быстро завоевала симпатии
публики. В числе ее поклонников оказался сам наследник престола,
будущий император Александр III, что еще более способствовало
огромному успеху цирка Чинизелли.
Как петербургские, так и московские зрители любовались вели¬
колепными конными представлениями. В цирке Саламонского, как
уже упоминалось, участвовало в карусели сразу сорок две лошади.
Правда, и это не было рекордом. Один из лучших европейских
дрессировщиков Эдуард Вульф ухитрился размещать в карусели
шестьдесят лошадей, а владелец берлинского цирка Франц Ренц
довел эту цифру до семидесяти! Если бы не сохранившиеся фото¬
графии этого живописного, поражающего своей четкой слажен¬
ностью зрелища, то трудно было бы поверить в его вероятность.
Но вот афиша московского цирка Саламонского, которая красно¬
речиво убеждает, что тут тоже умели блеснуть богатством конюшни:
«Большая спортивная пантомима «Елисейские поля». Проезд
элегантных экипажей.
I. Четверка вороных — изящная французская упряжь и экипаж.
II. Четверка бурых — венгерские бурые лошади.
III. Английский тандэм — пара светло-рыжих лошадей, польская
упряжь.
IV. Пара вороных — шведская упряжь».
Наездники, жокеи и вольтижеры показывали чудеса дрессировки
и собственной ловкости. Наездники на полном скаку выполняли
сложные акробатические упражнения, прыгали сквозь обручи,
жонглировали различными предметами, делали сальто-мортале.
Необычайные по сложности, почти балетные номера исполняли
дрессированные лошади в одиночку и целыми группами. В киевском
цирке дрессировщик Петр Крутиков выводил на манеж лошадей,
которые подчинялись его словесным командам без применения хлы¬
ста и шамберьера. Как было не дивиться такой сцене. На манеж
выходили шестнадцать золотистой масти лошадей. По словесной
«просьбе» дрессировщика они проделывали сложные эволюции, а
затем сбивались в кучу на середине манежа. У каждой лошади на
сбруе был номер. И когда дрессировщик приглашал: «Первая, на свое
место!.. Вторая, на свое место!..» — все лошади становились в ряд,
соответственно номерам.
В цирке Чинизелли образцы высшей школы показывал знаме¬
нитый английский наездник Джемс Филлис. Целое исследование
было написано о методах выездки Филлисом его прославленного
коня Поверо. Высокое умение наездника привлекло внимание воен¬
ных кругов, ему поручили трудных для езды лошадей из царской
конюшни, которых он в короткий срок сделал «легкими». Офицеры
гвардейского кавалергардского полка считали за честь брать уроки
у Филлиса. Генерал-инспектор кавалерии поручил наезднику своих
верховых лошадей, в том числе двух гигантского роста, настолько
непослушных, что никто и не пытался их останавливать, когда они
переходили на галоп. Велико было общее изумление при виде того,
как от легкого движения руки тщедушного старичка Филлиса эти
непослушные гиганты с полного галопа замирали как вкопанные.
Джемс Филлис завоевал такой авторитет, что военное министер¬
ство пригласило его участвовать в выработке наставления для кава¬
лерийских частей русской армии.
Какое первостепенное значение имели конные аттракционы в
цирках, говорит примечание к одной программе: «В случае болезни
лошади или артиста дирекция оставляет за собой право заменить
один номер другим».
Не в пример многим московским улицам и переулкам, давным-
давно уже не оправдывающим свои старинные названия, Садовое
кольцо действительно утопает в зелени бульваров и садов. Даже
его булыжная мостовая местами прорастает травой. И совсем не
по-городскому просторно вокруг. Да и дома попадаются тут ни
дать ни взять, будто дачные — деревянные, приземистые, по фасаду
всего в несколько окон.
В одном из таких домов на Садовой-Самотечной, вернее, во
флигеле в глубине двора, обитает человек редкой профессии, о чем
извещает прибитая на воротах дощечка: «Дрессирую всевозможных
животных, специально собак. Владимир Дуров».
Объявление привлекает редких клиентов, и дрессировщик по
большей части пребывает в обществе нескольких подобранных на
улице бродячих собак, козла и горластого, требовательного гусака.
Все они размещаются в единственной большой комнате флигеля,
лишенной всякой меблировки и оборудования, если не считать ко¬
лец в стенах, к которым привязаны цепочки от ошейников четвероно¬
гих учеников.
Учитель пользуется любовью всего класса. Когда он переступил
порог и произнес: «Здравствуйте, господа!», собаки весело залаяли
и приветливо замахали хвостами, козел заблеял, и в его желтых
глазищах вспыхнул живой огонек, а гусак громогласно загоготал.
— Для начала займемся математикой,— говорит учитель.— Ска¬
жи, Бишка, сколько получится, если два помножить на два?
Кудлатый пес Бишка — явно «не дворянского» происхождения,