Ксанкина бригантинка

— Куда она нырнула? — удивился Валерка.

Ксанка молча подняла край серого валенка, и открылся специально вырезанный в двери лаз.

— Зимой и летом кошки входят и выходят свободно, — с гордостью, будто бы все это сделала она сама, пояснила Ксанка.

Особое внимание ребят привлекли запоры на этой двери. Их было столько, что трудно было разобраться, каким сейчас пользуется хозяйка. Вот снизу, против серой отполированной руками железной ручки болтается погнутая, покореженная накладка с небольшим, но очень надежным старинным замком. Когда-то хозяйка, видно, потеряла ключ. Пришлось вместе с шурупами и куском древесины выворотить накладку. Вторую часть накладки срывать не стали, видимо, надеялись еще найти ключ и открыть замок. Чуть повыше чернел самодельный засов с огромными кольцами для замка. Но гнездо, в котором держалась петля для засова, было разворочено. Видно, ключ и от этого замка был утерян. А еще выше висел огромный вороненый замок, каким запирают хлебные амбары. Ребята решили, что этот замок и есть главный, действующий ныне, и спросили Ксанку, как же они будут обследовать дверь, если она так накрепко заперта.

Ксанка пояснила, что вот уж второй год эта дверь запирается на внутренний замок. Но сама дверь так перекосилась, что закрывается с большим трудом.

— Евгения Карповна уже замучилась с этой дверью! — с сочувствием сказала девочка. — Тут надо подтесать. Хотите, я сбегаю попрошу ключ? Открою, а вы подстрогаете.

— Только если скажешь, что ремонтировать будем мы, ни за что не даст, — заметил Атнер.

А все время молчавший Валерка сказал, что ключа здесь совсем не нужно и что подстругивание этой двери — все равно что мертвому горчичники.

— А чего же ты хочешь? — недоуменно спросил Атнер.

— Не дверь перекосилась, а сам домишко, — печально пояснил Валерий. — Развалить его — самый лучший способ ремонта. Или надо сменить дверь вместе со всей коробкой.

— Всю дверь! — испуганно воскликнула Ксанка. — Кто же нам позволит всю дверь ломать?

— А мы ее и ломать не будем, — все так же спокойно и уверенно ответил Валерка. — Снимем дверь, потом выбьем косяки. И положим вон на дрова — кому надо пользуйся! А все новое вставим.

— Это здорово! — обрадовалась Ксанка. — Только ж это целая история! Кто будет делать?

— Ты и мы, — ответил Валерка, глядя не на Ксанку, а на дверь.

После происшествия с бригантиной Валерка избегал Ксанкиного взгляда.

— «Ты и мы!» — передразнила Ксанка. — Я и рубанка в руках держать не умею! Только шершебкой научилась верхушку счищать.

— Твое дело добыть ключ в тот день, когда будет готова дверь. А все остальное сделаем мы сами, с Висенычем, — пояснил Валерка.

— Разве только, чтоб Евка не знала, — сомневаясь в успехе затеи, проворчал Атнер.

— Если ты не проболтаешься, — сверкнула на него глазами Ксанка, — то откуда же она узнает!

— Значит, все сделаем втайне? — сразу засиял Атнер, который всю жизнь готов был превратить в тайну.

— Конечно же не будем звонить на весь интернат! — ответила Ксанка и махнула: — Замеряйте, и уходим, а то сейчас кончится урок, и она придет домой.

Пока замеряли дверь и косяки, прозвенел звонок, и пришлось уходить не по тропинке, а по дровяным завалам. Но это еще лучше, интереснее. Ребята чувствовали себя партизанами, возвращающимися с боевого задания…

— Да, здесь кошкам раздолье: есть где прятаться, — заметил Атнер, когда выбрались с хоздвора.

Было время обеда, поэтому в столярной мастерской, кроме Висеныча, никого не оказалось. И это было на руку вбежавшим сюда «мастерам», проверявшим дверь Евгении Карповны.

— Висеныч, за несколько часов можно сделать дверь? — громко, еще с порога спросил Атнер.

— Это смотря какую дверь, — пожав плечами, ответил учитель. — К тому же зависит и от мастеров.

— Мы с Валеркой сделаем!

— А что, дом новый, а дверь уже старая? — удивленно спросил Виктор Семенович.

— Вик Сёныч, не в кабинете, в квартире, — скороговоркой начала Ксанка и быстро объяснила, в чем дело.

— Только, Вик Сёныч, об этом… — и Ксанка приложила палец к губам.

— Значит, тайна? — тихо спросил Виктор Семенович, и озорная улыбка разгладила морщины на его черном от загара лице. — Клятву давать словами аль землю есть?

Ксанка, счастливо улыбнувшись, ответила, что землю можно не есть, что верят ему даже на слово.

— Если делать эту дверь открыто, при всех, то недельку надо, — пояснил учитель. — Ну, а втайне, так за вечерок и смастерим.

— А разве тайно быстрей получается? — удивленно спросил Атнер.

— Всякая тайна удесятеряет силу и сноровку, — серьезно ответил Висеныч. — Мы, помню, в гражданскую патроны подносили партизанам. По полному рюкзачку нагружали. Это все равно, что сразу поднять три ведра воды. А дома одно ведро с трудом носили, особенно если матери надо поскорее.

— Виктор Семеныч, а сегодня можно начать? — несмело спросил Валерка.

— Сегодня? — Виктор Семенович посмотрел на часы и очень серьезно сказал: — Сбор в четырнадцать ноль-ноль.

— А мертвый час? — испуганно спросила Ксанка, зная, что значит уйти куда-то в мертвый час.

— Живым лучше, чем мертвым! — сердито ответил Висеныч.

Ребята знали, что Виктор Семенович мертвый час признает только для дошколят и дряхлых стариков. А школьникам и взрослым вместо мертвого часа он всегда рекомендует прогулку в лес или рубанок.

Атнер и Валерка удивились, когда ровно в назначенное время в мастерскую пришла и Ксанка.

— Ты-то зачем? — вызывающе спросил Атнер, боявшийся критики своей работы. — Твое дело ключ.

— Я буду строгать доски шершебкой, — ответила Ксанка. — Самую черновую работу отдавайте мне.

— Девчонкам это ни к чему! — резко ответил Атнер.

— Ну, это как сказать, — возразил Виктор Семенович. — В жизни все может пригодиться, да еще как… — Он задумался и, подбирая доски для двери, долго молчал.

Когда он задумывался, на черном лице его сильнее выделялись белесые мешочки, свисавшие под глазами. Сейчас эти мешочки казались сизыми, и учитель втайне от ребят, которые, однако, все замечали, посасывал валидол.

Ксанке жалко было Виктора Семеновича, когда он так задумывался. Молча состругивая шершебкой верхний лохматый слой доски, она время от времени посматривала на учителя.

Валерка и Атнер тоже молча шаркали рубанками.

А Висеныч сложил на свободный верстак подобранный для работы материал и тихо, как бы продолжая начатый разговор, сказал:

— А насчет того, что в жизни может, а что не может пригодиться, так я вам кое-что могу рассказать. — Он приладил доску, чтобы строгать ее, но присел на краешек верстака и, чуть прищурив глаза, словно вспоминая нечто давно забытое, продолжал: — Вот вы все Евка да Евка. А знаете, какой подвиг она совершила в войну как раз потому, что была у нее лишняя профессия.

— Подвиг? — переспросил Атнер, широко раскрыв глаза.

— Да! Героический подвиг.

Ребята ошарашенно переглянулись и разом закричали:

— Расскажите!

— Да уж начал, так слушайте. Все это я доподлинно узнал от ее бывшего партизанского командира. Пришла она в отряд, это еще в начале войны, и просится в разведку или на диверсию. Тогда все так просились. Ну, а командир, конечно, спрашивает, кто она, откуда и какой у нее стаж диверсионной или разведывательной работы.

— Никакого у меня стажа в военном деле нет, — ответила она. — Я просто хочу бить фашистов.

— А кто вы по профессии?

— Учительница, — ответила она так тихо, будто виновата была, что профессия у нее не военная.

— Да-а, — огорчился командир. — Школу открывать мы пока что в лесу не собираемся. Живите в отряде. Может, что когда потребуется переписать или еще что…