Страница 20 из 33
— И откуда ты это слово узнал! — с восхищением всплеснул руками бородач.
— Тетя Нюка всегда говорит так. Она говорит — весь белый свет можно списать.
Бородач опять расхохотался. А тут как раз и тетя вошла.
— Чего ты ржешь? — спросила она гостя.
А тот, давясь смехом, все и рассказал.
О-о-о! Какими жгучими стали тети Нюкины черные брови. Сашке тогда показалось даже, что эти брови зашипели, как змея в траве.
Но удивительно, тетя его не побила, не поругала даже, когда остались одни. А через несколько дней пришла веселая, принесла уйму конфет и объявила, что устроила его, своего любимого племянника, в такую школу, где он будет и учиться и жить, пока они не получат отдельную квартиру. Саша обрадовался перемене местожительства — ему надоел бородач. В сентябре перевезла его тетя в школу-интернат и строго-настрого приказала ни с кем не дружить и ничего про домашние дела не рассказывать.
— Как только заведешь себе дружков, перестану проведывать тебя и носить конфеты.
Ну, за конфеты можно и послушаться. А тетушка приходила чуть не каждое воскресенье и все напоминала свой первый наказ. Так Саша и привык жить в одиночку, без друзей, без товарищей.
Сначала он все спрашивал, почему так долго не дают новой квартиры, а потом привык и перестал о ней думать. Тут и тепло и сытно. Конфет тетя Нюка приносит — чем не жизнь?
Потом вдруг объявилась еще тетя Зина — сестра отца. Тоже иногда приходит с конфетами. Эта все уговаривает, чтоб Саша от тети Нюки перешел к ней жить. А у самой совсем нет никакой квартиры, живет в общежитии, потому что одиночка.
Тетя Нюка, как узнала, что Сашу переманивают, стала ходить каждое воскресенье. А про тетю Зину всю правду рассказала, что она страшная, потому что уже два раза сидела в тюрьме за «неумную торговлю».
Ну они там ссорятся, а Саша от этого только выигрывает, и все конфетами.
Вот только теперь не знает он, как будет дальше: директор откуда-то узнал о тяжбе тетушек и запретил им приходить в интернат, милицией пригрозил, а тете Нюке сказал, что совсем отнимет у нее права на племянника. Да Саша теперь и сам, наверное, не ушел бы из интерната.
Ведь из-за одних только конфет не пойдешь ни в барак тети Зины, ни в продымленную табаком и пропахшую водкой комнату тети Нюки.
В последнее время что-то и конфеты стали залеживаться. Надоели они Саше. А вот у ребят тут много интересного. Да у них каждый день что-нибудь новое. Все какие-то тайны да секреты.
Нет, надо их заставить принять в свою компанию. По-хорошему не хотят, так придется им чем-то насолить, чтоб нос не задирали. А когда присмиреют, опять попроситься понастойчивей.
А тут и случай подвернулся.
4. Есть ли на Марсе шпионы?
Резкими, частыми рывками шаркая рубанком, Атнер строгал сосновый брусок. Виктор Семенович, заметив, как он работает, подошел и остановился возле верстака, покручивая седой ус.
Атнер виновато глянул на него: уж коли Висеныч покручивает ус, дело плохо. И правда, учитель тут же сделал замечание:
— Ты, Атнер, у нас торопыга. Все хочешь взять рывком, с налета, — заметил Виктор Семенович. Отстранив мальчишку, он встал на его место и начал строгать.
Атнер стоял рядом, ловил каждое движение учителя и то и дело протягивал руки: «Понял, Висеныч, понял. Давайте я сам!»
— Ничего ты не понял — ты смыкаешь рубанок, выхватываешь клочья из дерева. А рубанок должен плавать по брусу, как лебедь по воде. Планка станет ровной только тогда, когда стружка пойдет тонкая, сквозная. — И, подмигнув, учитель показал Атнеру на соседний верстак: — Глянь, у твоего дружка, Валерки, что за рубанком вьется. Не стружка, а ленты в косы нашим девчатам!
— Так он и дома умел строгать.
— Таким родился?
Виктора Семеновича вызвали из мастерской, и Атнер начал строгать так, как его только что учили. Когда учитель вернулся, у Атнера получилась первая красивая стружка. Она была во всю длину бруска, но еще не везде одинаковой ширины и толщины. Атнер старался так, что пот выступил на лбу.
Висеныч подошел к нему, полюбовался работой и, ласково положив руку на плечо Атнера, подозвал остальных ребят и заговорщическим шепотом сказал:
— Приходила Евгения Карповна, просила отремонтировать дверь ее кабинета. Плохо запирается. Евгения Карповна боится, как бы марсианские шпионы не выкрали дневники, тетрадки с двойками и прочую секретную документацию. — Последние слова Висеныч произнес с таким серьезным выражением лица, что ребятам стоило огромного труда не расхохотаться.
— А на Марсе шпионы есть? — серьезно спросил Атнер, отложив фуганок.
— Кристаллы! — сурово насупив брови, ответил Висеныч. — Там и люди кристаллы и шпионы кристаллы. Обычные люди — светлые, розовые, голубые кристаллы. А злые — черно-зеленые! — Он покрутил ус, щелкнул языком: мол, так-то! И продолжал уже другим тоном: — Ну так вот, Евгения Карповна просила, чтобы я все сделал лично сам. Но я доверяю вам. Пока она на уроке, все обследуйте, установите объем строительных работ на этих заветных вратах и доложите мне.
— Кому бы другому, а то Евке… — почесывая в затылке, вяло сказал Атнер.
— А вы сделайте ей доброе, и она будет милее, — посоветовал Висеныч. — Возьмите линейку, бумагу, карандаш.
Ребята ушли, а Висеныч, оставшись один, задумался. Почему они так не любят Евгению Карповну? Есть в ней, конечно, много лишнего, нудного. Но ведь она так старается. Только для них и живет. Ничего у нее, кроме этих ребят, нету.
Говорил он с нею не раз, чтоб меньше их опекала, больше верила. Но разве ж она послушается! Он столяр, неуч. Она педагог. С образованием.
А что, если самих ребят повернуть к ней, настроить?..
Обследование двери в кабинете Евгении Карповны заняло времени гораздо меньше, чем его требуется, чтобы открыть замок. Валерка только глянул, сразу определил: нужна стамеска, топорик и отвертка.
Но когда дверь с разрешения Висеныча была отремонтирована, мастера усомнились: об этой ли двери шла речь — уж очень мало тут оказалось дела. И когда они так стояли в задумчивости, откуда ни возьмись появилась Ксанка. Атнер рассказал ей, над чем они ломают голову.
— Ну, конечно же Евка имела в виду свою квартирную дверь, а не эту! Эта новая, тут и делать-то нечего, — резонно заметила девочка. — Вот у нее дома дверь, так там есть над чем поработать.
— Ты бывала у нее дома? — спросил Атнер.
— Еще бы! Сколько раз ходила песок менять кошкам! Она на хоздворе живет, — ответила Ксанка и повела «мастеров» на хоздвор.
Старые, много лет пролежавшие в сырости почерневшие дрова. Обломки бричек, саней, колес. Разбитый кузов довоенного грузовика. Кучи тряпья. Бурьян и чертополох. Все это и называлось хоздвором. По тропинке, с трудом пробиравшейся среди всех этих завалов, Ксанка вела своих товарищей.
— Понимаете, Евгения Карповна забралась в эту «хижину дяди Тома», чтоб кошкам было спокойнее, — пояснила Ксанка, чувствуя неловкость за то, что ее воспитательница живет в таком неприглядном месте. — Ей несколько раз предлагали комнату в новом доме, а она все новым воспитателям уступает. У них, говорит, семьи. А мне с моими кошками тут хорошо. Вот он ее дом.
Валерка, попавший на хоздвор впервые, никакого дома тут не видел и спросил ее, где же тут дом.
— Ну вот же два оконца! — показала Ксанка на два серых стекла, которые, словно глаза вконец загнанного зверька, выглядывали из-под нагромождения почерневших от времени бревен и досок.
И, только внимательно приглядевшись, Валерка понял, что сложенные одно на другое черные с прозеленью бревна — это стенка, а покоробившиеся, серые, как дорожная пыль, — доски — это крыша жилища.
— Да! — воскликнул Атнер. — Хижина дяди Тома в сравнении с этим — королевский дворец!
И все же самым примечательным в этом жилище оказалась дверь. Когда-то это была нормальная дверь, сбитая из толстых досок. Но время ее так высушило, что в щели между досками можно было вставить палец. Ну, а так как в холод щели пальцем не заткнешь, то хозяйка затыкала их ватой или тряпками. В некоторых местах щели оказались настолько большими, что уже никакие затычки не держались. На эти щели набивались куски фанеры, жести, обрывки дерматина. А в самом низу была набита широкая полоса из серого валенка. Под этот валенок, когда ребята подошли к двери, шмыгнула пушистая, как лиса, холеная дымчатая кошка.