Девственница

Брокаин снова разинул рот, но довольно быстро пришел в себя. Слова и поведение этого человека разительно не соответствовали его красивому бледному лицу, на котором не было ни одного шрама.

– Мы будем драться за него, – решил он, потянувшись к мечу.

– На вашем месте я не стал бы этого делать, – учтиво заметил Роуан, надеясь, что никто не видит зеленоватого оттенка, поползшего по его щекам. – Но если придется, я выйду на поединок. Просто хочу держать Кеона при себе, потому что, насколько понимаю, он твой преемник.

Брокаин мельком глянул на Кеона.

– Возможно, если кто-то позволит править такому глупцу.

– Он не глуп. Просто молод, горяч и очень плохой стрелок. Он поживет со мной и увидит, что ириалы не такие демоны, какими вы их представляете, и, возможно, между людьми когда-нибудь может воцариться мир, – пояснил Роуан, лукаво блеснув глазами. – И еще я хотел бы научить его метко стрелять из лука.

Брокаин долго смотрел на Роуана, и тот понял, что уродливый старик в этот момент решает, жить или умереть его сыну и пришлому англичанину. Роуан не верил, что человека, подобного Брокаину, может тронуть столь сентиментальное чувство, как любовь к сыну.

– Тебя растил не старик Тал, – высказался Брокаин наконец. – Уж он непременно убил бы моего сына при первой встрече. Чем ты можешь поручиться за безопасность Кеона?

– Своим словом, – торжественно объявил Роуан. – Я отдам свою жизнь, если ириал причинит ему вред.

Затаив дыхание, он стал ждать.

– Ты просишь о доверии, – сказал наконец Брокаин. – Если Кеон погибнет, я стану убивать тебя так медленно, что ты будешь молить о смерти.

Роуан кивнул.

Брокаин долго молчал, изучая Роуана. Этот человек сильно отличался от любого ланконийца. И хотя был одет куда более вызывающе, чем любая женщина, Брокаин вдруг ощутил, что не стоит судить по внешности. И неожиданно почувствовал себя старым и уставшим. Он видел, как погибает один его сын за другим. Потерял в битве трех жен. Все, что у него осталось, – этот мальчишка.

Наконец он поднял голову и взглянул на сына.

– Иди с этим человеком, учись у него, – изрек он и, повернувшись к Роуану, добавил: – Три года. Отошлешь его домой через три года, или я сожгу твой город до основания.

Он развернул коня и вернулся на холм, к своим людям.

Кеон, вытаращив глаза, изумленно уставился на Роуана, но не посмел ничего спросить.

– Что же, мальчик, едем домой, – велел Роуан, облегченно вздыхая, в полной уверенности, что только сейчас избежал жестокой смерти. – И держись ближе ко мне, пока люди не привыкнут к твоему виду. Мне совсем не хочется терпеть из-за тебя пытки.

Когда Роуан и Кеон проезжали мимо Силин, Роуан кивнул девушке, и она последовала за ними, еще не в силах осмыслить того, что случилось. Этот англичанин, разодетый, как фазан, только сейчас выиграл словесный поединок со старым Брокаином. И хотя заявил, что предпочитает обойтись без драки, Силин видела, как его рука поползла к мечу. И как спокойно он сказал Брокаину, что оставляет Кеона у себя! Не выказал ни малейшего страха, не моргнул глазом!

Она подъехала к остальным, так и не сумев опомниться. Этот Роуан не только выглядит иначе, он вообще другой! Либо он самый большой глупец на свете, либо самый храбрый воин на земле. Она надеялась на последнее, хотя бы ради Ланконии и своего собственного будущего.

Глава 3

Джура застыла неподвижно, держа лук наготове и ожидая, пока олень повернется к ней. Темно-зеленые туника и штаны сливались с цветом листвы, скрывая ее от животного. Едва олень повернулся, она выстрелила, и жертва грациозно и бесшумно опустилась на землю.

Из гущи деревьев выбежали семь молодых женщин, все высокие, тоненькие, с длинными, темными, заплетенными в косы волосами, одетые в зеленые туники и широкие штаны отряда женской стражи.

– Меткий выстрел, Джура, – похвалила одна из них.

– Да, – рассеянно обронила Джура, осматриваясь. Женщины тем временем принялись свежевать оленя. Сегодня вечером она не находила себе места, словно предчувствуя, что что-то должно случиться. Прошло четыре дня с отъезда Силин и Дейра, и Джура очень скучала по подруге. Ей не хватало юмора Силин, ее острого ума, и, кроме того, некому было излить свои мысли и чувства. Она также тосковала по Дейру. Они выросли вместе, и Джура привыкла, что он всегда рядом.

Зябко потерев голые руки под короткими рукавами туники, девушка зашагала по тропинке.

– Хочу немного поплавать! – крикнула она женщинам. Одна из них, с окровавленным ножом в руках, выпрямилась и предостерегающе качнула головой:

– Хочешь, я тоже пойду? Мы слишком далеко от городских стен.

Но Джура не обернулась. Все они были молоденькими ученицами, самой старшей едва исполнилось шестнадцать, и по сравнению с ними она чувствовала себя старой и одинокой.

– Нет, я пойду одна, – отказалась она, пробираясь к ручью.

Джура забрела дальше, чем намеревалась, пытаясь избавиться от ощущения чего-то неизбежного… но чего именно? Не опасности, нет, но в воздухе было нечто такое, что бывает только перед надвигавшейся грозой.

До сих пор в столицу ириалов Эскалон, к умирающему отцу Роуана, пришло только одно известие от армии, сопровождавшей англичан. Старый Тал еще держался, исключительно одной силой воли, ожидая увидеть, каким человеком вырос его сын. Судя по тому, что доложил гонец, Роуан был полным глупцом. Успел несколько раз впутаться в деревенские споры, в одиночку бросил вызов зернас, в то время как Ксанте и Дейру приходилось его защищать. Роуана считали ничтожным слабаком, разбиравшимся в бархате больше, чем в оружии.

Слухи быстро распространились по всему Эскалону, и уже шли речи о восстаниях и мятежах против глупого англичанина, не годившегося на роль правителя. Джералту, Дейру и Силин придется употребить все свое влияние, чтобы помешать олуху уничтожить и без того хрупкий мир между ланконийскими племенами.

Тем временем Джура, оказавшись в уединенной долине, сбросила одежду и скользнула в воду. Может, долгое купание успокоит ее смятенный разум…

Роуан мчался во весь опор, не щадя коня. Ему нужно убраться подальше, побыть одному, не корчиться под осуждающими взглядами ланконийцев. Два дня назад они проезжали мимо горящей крестьянской хижины. Когда Роуан остановил армию ланконийцев и приказал тушить огонь, они презрительно уставились на него и не подумали спешиться, пока Роуан и англичане помогали крестьянам таскать воду.

Когда последние уголья были затоптаны, хозяин сгоревшего дома рассказал путаную историю о вражде между двумя семьями. Роуан велел им явиться в Эскалон и пообещал, что он, король, рассудит крестьян. Но те лишь недоверчиво рассмеялись. Король правил воинами, которые вытаптывали их поля, а крестьянам он никакой не король.

Роуан вернулся к ланконийцам, которые едва не вслух издевались над ним за то, что впутался в глупые крестьянские распри.

Но Роуан сознавал, что, если ему предстоит быть королем и сохранять мир между племенами, он должен стать правителем всех ланконийцев: зернас, алтенов, вателлов, – и властвовать над всеми людьми, от самого бедного крестьянина до Брокаина, правящего сотнями людей.

И сегодня Роуан был по горло сыт молчаливой, а иногда и неприкрытой ненавистью ланконийцев, и оторвался от сопровождения, приказав своим рыцарям удержать возможных преследователей. В их глазах отразился тот же страх, которому сам Роуан не давал воли. Их очевидные сомнения в нем тоже не способствовали спокойствию его духа. Поэтому ему было необходимо остаться одному, поразмыслить и помолиться.

Он знал, что находится всего в нескольких милях от стен Эскалона, и чувствовал себя в безопасности. И неожиданно наткнулся на приток реки, мирный, прекрасный ручей, очевидно, обладавший способностью лечить все душевные раны. Здесь было так хорошо, что он почти забыл все пережитое в Ланконии.

Роуан спешился, привязал коня к дереву и, упав на колени, молитвенно сложил руки.