Рассказ о непокое

Я этого сделать не могу. Я не воевал под командой генерала Лукача, и для меня остались неузнанными его блестящие качества солдата, полководца, стратега. Но я делал свои первые шаги в литературе одновременно с венгерским писателем Мате Залкой, читал все его книги, знаю, как он работал и какие идеи вкладывал в свое творчество. Я люблю его книги и нежно берегу светлую память об этом чудесном человеке: мне посчастливилось быть в числе его близких друзей.

Герой республиканской Испании генерал Лукач — это ведь и был венгерский пролетарский писатель Мате Залка.

Что еще мне хочется записать о нем?

Как-то в послевоенные годы ко мне пришел незнакомый человек.

— Можно? — спросил незнакомец с порога и остановился, вглядываясь. Он смотрел доброжелательно, но пристально, даже пытливо. — А вы изменились. Очень, очень изменились! — констатировал он с неодобрением.

…В тридцатые годы я жил летние месяцы в селе Билыки на Полтавщине вместе с моим другом Мате Залкой.

Кто знал близко Мате, Матвея Михайловича, никогда не забудет, какой это был обаятельный человек и как все вокруг тянулись к нему душой. Особенно были влюблены в Мате дети. Когда Мате шел своим легким шагом и как-то по-военному подтянутый, за ним непременно следовала толпа деревенских мальчишек, его первейших приятелей. То были друзья искренние и верные, но ревнивые и требовательные. Они заводили между собой драки из-за внимания "дядька Матвея" и неотвязно добивались, чтоб дядько Матвей немедленно смастерил удочку или научил плести брыль "по-венгерски" — в семь соломинок. Они настойчиво звали в лес по грибы, на речку — играть в "морской бой" или на огороды — в поход за молодыми огурчиками и первыми помидорами. В этих делах дядько Матвей был великий мастер…

Теперь эти бывшие друзья Мате успешно строят новую жизнь и вершат делами колхоза в своем селе, а в память о дядьке Матвее на дверях правления Билыцкого колхоза повесили мемориальную доску. Двое из малолетних друзей Залки — чернявый и кареокий Володько и белоголовый вихрастый Юрко — были в то время и вовсе неотлучно при Мате. Еще чуть свет они появлялись под шелковицей у хаты, где жил Залка, чтоб не опоздать и быть на месте, когда дядько Матвей побежит на речку выполнять обряд утреннего купания. Этот ежедневный утренний обряд выполнялся всегда вместе с гурьбой билыцкой ребятни, и отчаянный визг, вопли и хохот разносились тогда над тихим селом по крайней мере полчаса. Володько и Юрко были точно сменные адъютанты при Мате: они избегали ходить за ним вместе, потому что тяжко ревновали его друг к другу, но тот из них, которому удавалось первым оказаться возле Мате, не отступал от него уже весь день. Если Мате шел с кем-нибудь из взрослых и не обращал внимания на мелюзгу, Володько и Юрко следовали в отдалении — на дистанции, допускаемой приличием. Когда мы с Мате выбирались на охоту, Володько и Юрко прятались где-нибудь поблизости и, только шлепнется в воду подстреленная утка, стремглав прыгали в речку. Добычу они доставали всегда, из любой непролазной топи.

— Так вот, я и есть тот самый Юрко "при дядьке Матвее", — признался наконец гость, теперь уже и сам солидный "дядько". — Вам тогда, конечно, и в голову не приходило, что я не только прыгал в болото за подранком, а был еще вашим и Матвея Михайловича усерднейшим читателем. Тогда бы я ни за что в этом не признался, а теперь скажу. Теперь я сам преподаватель литературы в Билыцкой школе.

Вот какой гость сидел теперь, через много-много лет, передо мной.

Давешний "вихрастый Юрко" рассказал мне, что они с Володьком всю пору своей юности прожили под обаянием образа Мате Залки. Потом, в годы Отечественной войны, оба пошли защищать Родину от гитлеровских агрессоров. И пример Залки, отдавшего жизнь непримиримой борьбе против фашизма, казалось, вел их в каждой битве на родной земле. Володько стал летчиком, громил с воздуха вражеские коммуникации, обрушивал смертоносный груз своего воздушного корабля на головы ненавистных захватчиков. Он отдал жизнь за свободу Отчизны. Юрко был пехотинцем, в славном солдатском боевом труде шаг за шагом вызволял родную землю от фашистской чумы. Потом, загоняя фашистского зверя в его логово, шел по землям Европы и освобождал от гитлеровских оккупантов Венгрию. Именно там, на родине Залки, был Юрко тяжело ранен. С глубоким волнением рассказывал он теперь, какое это имело для него большое значение — пролить кровь за Венгрию, любимую родину Мате, который когда-то пролил кровь за Украину, любимую родину Юрка.

Во имя светлой памяти Мате Залки и пришел теперь Юрко ко мне.

Люди доброго, приветливого и общительного характера всегда привлекают к себе и вызывают общее расположение. Любовь к людям чарует и завоевывает сердца. Но не столько характер привлекал к Мате Залке мальчишек. Юрка и Володька захватила самая жизнь Залки, ореол романтической славы, окружавший его. Залка был для них живым воплощением революционного слова и дела, живым образом борца за свободу и счастье людей.

Билыцкие мальчишки хорошо знали боевую биографию венгерского революционера. Они знали, как офицер австро-венгерской армии, попавший в плен во время первой мировой войны, организовал в дни Октябрьской революции красногвардейский батальон из пленных венгров и пошел воевать за коммунизм. Им было известно, как во главе Интернационального отряда, в котором объединились уже сербы и хорваты, чехи и словаки, направился Мате Залка к сердцу пролетарской революции — Москве. Их особенно восхищало то, как в этом боевом походе Мате Залка отбил у Колчака эшелон золота — золотой запас молодой Советской республики, который белогвардейский главковерх собрался вывезти в Японию, и как доставил этот дорогой груз Ленину в Москву. Они знали все подробности дальнейшего боевого марша Интернационального полка под командованием Мате Залки через всю Украину — и через село Билыки в том числе — против Врангеля, Петлюры и белополяков. Семь ран, боевые ордена и награждение личным золотым оружием — таков был боевой путь революционера и пролетарского полководца. Мальчикам было известно и то, что жил Мате мечтой освободить родную страну и спешил на помощь советскому правительству в Венгрию. Но силы реакции задушили тогда пролетарскую революцию в Венгрии, и Мате Залка остался на своей второй родине, в Советском Союзе. Залка стал пролетарским писателем и горячо отдался литературной деятельности — тоже во имя торжества идей социализма, охваченный желанием преобразить жизнь на всей земле.

Мате обычно жил зиму в Москве — в постоянном общении с русскими писателями, лето проводил на Украине, где завязалась у него дружба со многими писателями-украинцами.

Разве могли билыцкие мальчишки спокойно спать, когда в соседней хате жил такой человек?

— Я целое лето ходил следом за дядей Матвеем, — рассказывал теперь Юрко, — и если бы вы знали, какое это было для меня счастье! Оно дало мне зарядку на всю жизнь. Знаете, живой образ пленяет душу, воздействует на нее сильнее всего. Литература — огромная сила, но воспитывает она прежде всего потому, что в книгах отражается их автор, живой человек, его характер, его душа, даже если писатель в самом произведении и не рассказывает о себе. Личная биография писателя обогащает литературное произведение, выходящее из-под его пера, — это общеизвестно, и писатель осознает это, когда становится литератором-профессиоиалом. Но я думаю, что литератор-профессионал должен заботиться о том, чтоб жизнь его всегда была яркой. Книги Мате Залки и он сам — лучший тому пример. Я счастлив, что не только читал книги Мате Залки, но и знал его, видел, слышал…

Он прервал себя, на миг умолк и вдруг признался:

— Знаете, ведь я обоими ушами слушал, или, попросту, подслушивал все ваши разговоры с Матвеем Михайловичем. Запомнились мне эти ваши беседы на всю жизнь. Вам известно, что такое детская память?