Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 132

Вот так они встретились впервые и вот как встретились теперь — во второй раз.

При второй встрече… парню-котовцу оставалось только пришлепнуть фиолетовый штамп на сценарии Тютюнника (Юртыка) — "съемки разрешаются", а мы с Плеским поставили под этим свои подписи. И живой персонаж "Фальшивой Мельпомены" ушел восвояси.

Между прочим, что касается "живых" персонажей "Фальшивой Мельпомены", то мне вспоминается еще один случай. Еще одна встреча с читателем. Если это, конечно, можно назвать "встречей с читателем". Потому что "встреча" эта произошла на судебном процессе и "читатель" сидел на скамье подсудимых.

Шел процесс СВУ. Допрашивали обвиняемого Ефремова — вдохновителя и организатора новой модификации националистического подполья. Собственно, допрос уже был закончен — подсудимый публично признал, что целью его деятельности был отрыв Украины от других советских республик, уничтожение Советской власти на Украине и создание "самостийной" Украины под эгидой иноземных империалистических хозяев. Председатель суда спросил: как же сейчас оценивает добродий Ефремов положение, в котором оказались заговорщики из СВУ?

Ефремов пожал плечами и произнес с горькой иронией над собой:

— Что ж, мы оказались в положении персонажей "Фальшивой Мельпомены"…

Выходит, и роман "Фальшивая Мельпомена" — при всех своих недостатках и огрехах — был написан не зря и доказал это неоднократно.

"Вапліте" и я

О "Вапліте" я могу вспомнить, и очень много: ведь это было время моего самого активного в пору юности творческого роста, и совсем мало: "Вапліте" существовала немногим больше двух лет, а я вступил в организацию на второй год ее существования.

Но много ли вспоминать, мало ли — перед каждым бывшим ваплитовцем, думается мне, реально встанут… целых три концепции "Вапліте", и среди них надо найти истину.

Какие же это концепции?

Первая: как мы сами, ваплитовцы, представляли себе "Вільну Академію пролетарскої літератури" ("Вапліте"), когда создавали ее, были ее членами и защищали от нападок ВУСППа, от псевдоортодокса ль ного критиканства, в то же время отбиваясь и от справедливой партийной критики.

Вторая: как те же самые мы, ваплитовцы, стали расценивать ту же самую "Вапліте" позднее, после ее ликвидации, — под влиянием партийной критики того времени?

И третья: как же расценивать это литературное объединение сейчас.

Что касается меня (ведь я не случайно и не для "саморекламы" называю эту главу моих записок "Вапліте" и я"), то мне надлежит ответить еще на два вопроса, адресованных мне лично:

1. Почему я не вступил в "Вапліте" сразу, когда она создавалась в ноябре 25-го года.





2. Почему я все-таки вступил в "Вапліте" в ноябре 26-го года, принятый на первом же годовом собрании организации (собрания "Вапліте" или "сходбища", по ваплитянской терминологии, происходили лишь один раз в гол).

Ведь вступил я именно тогда, когда против "Вапліте" развернулось жесточайшее наступление, когда основателя "Вапліте" Миколу Хвылевого, а с ним и все первое руководство (Яловый, Досвитный) пришлось исключать, а творчество каждого члена "Вапліте" подвергалось беспощадной, суровой, правда не всегда справедливой, критике. Ведь после вступления в "Вапліте" становился объемом этой критики и я, принимая и на себя все удары по "Вапліте" до самой ее ликвидации, а "расплату" за "ваплитянство" — еще в течение многих лет.

Вот что написано о "Вапліте" во втором томе Украинской Советской Энциклопедии:

"Фактическое руководство в этой организации, которая сразу же заняла буржуазно-националистическую позицию, принадлежало М. Хвылевому. Взгляды "ваплитян" в политических вопросах сводились к ориентации на "психологическую Европу", то есть европейскую буржуазную литературу. Прикрываясь демагогическими лозунгами о поддержке генеральной линии Коммунистической партии, Хвылевый и его сторонники по сути выступали против политики партии, стремясь оторвать Украину и ее культуру от Сов. России. В В. входили разные по своему мировоззрению писатели и часть из них не разделяла взглядов "хвылевистов". За идеологические уклоны общее собрание В. в январе 1927 исключило из организации М. Хвылевого, М. Ялового, О. Досвитного. Во главе В. стал М. Кулиш. Но организация и после этого осталась на прежних позициях. Опубликование в журнале В. антисоветского романа Хвылевого "Вальдшнепы" вызвало решительное осуждение позиций В. укр. общественностью, что вынудило ор-цию самоликвидироваться (январь 1928). После ликвидации В. Хвылевый и его единомышленники пропагандировали свои вражеские взгляды в альманахе "Літературний ярмарок" (1928—29). В 1930 создана была новая лит. ор-ция "Пролітфронт", в нее вошли в основном бывшие участники В. В лит. процессе на Украине В. сыграла крайне отрицательную роль, задержав творческое развитие некоторых сов. писателей, временно оказавшихся под ее влиянием".

Вот так…

Жаль, что такой "трудной" организации, как "Вапліте", которая создавалась в сложнейший период становления послеоктябрьской литературы на Украине, энциклопедия уделила всего 39 строчек и поскупилась пускай бы еще хоть на один абзац, чтоб осветить обстоятельства, предшествовавшие созданию "Вапліте".

Социология, историография, исследование пути литературы не моя специальность, поэтому не берусь производить какой бы то ни было анализ литературных фактов и явлений того времени. Однако же как современник и участник литературного процесса двадцатых и тридцатых годов попытаюсь обратить внимание на отдельные литературные факты и высказать заодно кое-какие свои соображения.

Необходимо учесть, что начало двадцатых годов было и вообще началом литературной жизни в молодой Советской Украине. Созданию "Вапліте" на литературном фронте предшествовали такие самые ранние революционные литературные организации, как "Гарт" и "Плуг", а вслед за ними — "Аспанфут" и "Комункульт", "Ланка", "Марс"…

Современниками украинской "Вапліте" были в России "Серапиоиовы братья" и "Перевал".

То были годы, когда еще жили и действовали остатки дореволюционных буржуазных — разных модернистских и разных немодернистских — литературных групп; когда против них восстали не только футуристы с их "пощечинами общественному вкусу" и всяческими "деструкциями" искусства, но и сектанты из антагонистического им Пролеткульта; когда среди всех дореволюционных "влияний" на литературную революционную молодежь самым сильным, пожалуй, было влияние не каких-то отживших идей, а скорее — традиций литературной богемы. Я думаю, что это надо иметь в виду.

Наше поколение было тогда литературной молодежью, и нам были свойственны и "лихачество", и склонность к "фронде".

Но ведь были мы не просто очередное литературное поколение, а первое революционное литературное поколение. Мы действительно были революционерами по отношению к своим предшественникам, но еще в большей степени самонадеянными "задирами" по отношению к будущему, потому что были объяты жаждой считать себя основоположниками новой эпохи в литературе.

Так возникла и "Вапліте".

Когда же она закончила свое существование, мы, ваплитовцы, — те, которые, как пишет УСЭ, "не разделяли взглядов" "хвылевистов" и "временно оказались под ее ("Вапліте") влиянием", а также "различные по своему мировоззрению", — так оправдывались перед собой, да и перед общественностью: если руководство "Вапліте" и таило в душе какие-нибудь политические прожекты, то для нас "Вапліте" была организацией литературной, и только литературной…