Страница 39 из 50
— Ты? — зашевелились ее губы, и задрожали ресницы.
Николай ступил за порог и, прикрыв дверь ногой, прижал к себе девушку, обнял, погладил по спине. Они слились в затяжном поцелуе. Коля впился в ее сухие губы, жадно начал пить ее сок — застоявшийся, забродивший сок.
С трудом, нехотя оторвавшись от объятий любимого, девушка закрыла дверь на замок. Снова обернувшись к нему, она подняла влажные глаза, и Николай увидел в этих очах столько нежности и любви, сколько он и не ждал от нее сейчас, сколько ему и не снилось никогда!
— Наконец-то ты пришел, — прошептала Люба и опять упала в его объятия.
Он увлек ее в комнату, и там, продолжая лобзать друг друга, они устроились сидя на сложенном диване.
Под боком тихо работал телевизор. Шла комедия «Операция „Ы“ и Другие приключения Шурика», герой как раз целовался с девушкой — это Коля понял «задними мозгами». Руки же Николая уже расстёгивали пуговички на воздушном халатике Любы.
— Подожди, ну подожди! — шептала любимая. — Ну что, прямо так сразу?
— Да, разве ты не соскучилась? — отвечал шепотом Коля, пробираясь рукой все ниже — к девичьим трусикам.
— Конечно соскучилась! — вполголоса говорила она.
И от нее распространялся какой-то странный приятный запах свежего белья. И не было у Коли того волшебного аромата, который он хотел ей подарить, но его и не нужно было. Девушка любила Николая без всяких подарков.
Пальцы Герасименко путались, меж тем Люба уже не возражала. И вот обнажились ее плечи, широкие и в то же время хрупкие. И вот уж он принялся нежно ласкать ее грудь, и целовать губами соски.
Так они отдались единому порыву, и окружающий мир — будь то квартира Любы или весь Советский Союз — перестал для них существовать. Остались только чувства, яркие, сильные, нереальные. Остались только гладкость кожи, и нежность губ, и ласка рук, и нечто единое и божественное.
Им оказалось мало места на сложенной тахте-«книжке», и в порыве страсти они упали на ковер, и уже там все было кончено в несколько мгновений.
Когда тела отходили от потрясения, Люба притянула к себе халатик, чтобы накрыться. И когда молчать уже стало неприлично, она заговорила первой.
— Ну что, надолго ты теперь? — вполголоса спросила она.
— Да, надеюсь, что навсегда, — тихо сказал он. — Я хочу остаться с тобой навсегда.
— Правда? — Люба приподнялась, облокотилась на ковер, ее лицо стало ясным как самый солнечный день.
— Только еще не решил в каком мире, — пробормотал Коля.
— Не поняла, в каком мире, Колюш? — ее чистые глаза выразили знак вопроса.
— Да это я так, — спохватился Герасименко. — Просто… мне надо кое-что обсудить с тобой. Только давай сначала выпьем шампанского.
Он привстал и начал одеваться.
— Я прикупил, — добавил Коля. — И еще торт «Прагу» удалось раздобыть.
— Ой, а в наш гастроном тут на днях «Киевский» завозили, — затараторила Люба и тоже встала и принялась спешно натягивать халатик на красивое обнаженное тело. — Так представляешь, я стояла в очереди почти час, и как раз на мне торты закончились! Вот огорчение-то было.
— Господи, какая это ерунда! — тихо сказал Коля, застегивая ширинку на брюках.
«Знала бы ты, до чего много у нас тортов, — договорил он про себя. — И вообще, какое изобилие в наших гипермаркетах!»
Сентябрь 1983 года, Пермь, Коля Герасименко и Люба, за день до встречи в верхах
Поскольку бояться Николаю было уже нечего, то после перемещения во времени посредством третьего грота он отправился прямо в Пермь к возлюбленной Любови.
С Димой они расстались на автовокзале — Кукарский отправился в гостиницу КГБ. А Коля пошел пешком на квартиру к Любе, ибо это было недалеко.
Стрелки часов склонялись ко второй половине дня. Погода стояла безоблачная, теплая, с легким ветерком. Разве что редкие белые парусники проплывали по синему небу. Совсем как летом, в конце августа. Даже листьев желтых мало.
По пути Коля заглянул в излюбленный гастроном, чтобы купить торт «Прагу», если повезет. А потом в вино-водочном надо будет взять шампанского, решил он. Ведь повод имелся серьезный — предстоял важный разговор с Любой.
Ему исключительно подфартило — удалось взять и «Прагу», и бутылку «Советского». Правда, в гастрономе пришлось поторчать в змеиной очереди. А вот шампанское досталось без всяких проблем.
Единственным обстоятельством, которого Коля боялся, было возможное отсутствие девушки дома. Но он надеялся на то, что сегодня, в воскресный день, она будет сидеть у телевизора и никуда не пойдет. В очередной раз Колька пожалел об отсутствии в советском прошлом сотовой связи.
И в Любином доме ему тоже подфартило — он же слыл счастливчиком! Люба открыла дверь после первого же нажатия кнопки звонка. Как будто сидела в прихожей на пуфике и ждала его прихода, с замиранием сердца вслушиваясь в очередные шаги на лестничной площадке.
— Ты пришел? — зашевелились ее губы, и слегка дрогнули ресницы.
Николай ступил за порог и, прикрыв дверь ногой, прижал к себе девушку, обнял, погладил по спине. Они слились в затяжном поцелуе. Коля впился в ее сухие губы, жадно начал пить ее сок — застоявшийся, забродивший сок.
С трудом, нехотя оторвавшись от объятий любимого, девушка закрыла дверь на замок. Снова обернувшись к нему, она подняла влажные глаза, и Николай увидел в этих очах столько нежности и любви, сколько он и не ждал от нее сейчас, сколько ему и не снилось никогда!
— Наконец-то ты пришел, — прошептала Люба и опять упала в его объятия.
Он увлек ее в комнату, и там, продолжая лобзать друг друга, они устроились сидя на сложенном диване.
Под боком тихо работал телевизор. Шла комедия «Операция „Ы“ и Другие приключения Шурика», герой как раз целовался с девушкой — это Коля понял «задними мозгами». Руки же Николая уже расстёгивали пуговички на воздушном халатике Любы.
— Подожди, ну подожди! — шептала любимая. — Ну что, прямо так сразу?
— Да, разве ты не соскучилась? — отвечал шепотом Коля, пробираясь рукой все ниже — к девичьим трусикам.
— Конечно соскучилась! — вполголоса говорила она.
И от нее распространялся какой-то странный приятный запах свежего белья. И не было у Коли того волшебного аромата, который он хотел ей подарить, но его и не нужно было. Девушка любила Николая без всяких подарков.
Пальцы Герасименко путались, меж тем Люба уже не возражала. И вот обнажились ее плечи, широкие и в то же время хрупкие. И вот уж он принялся нежно ласкать ее грудь, и осторожно целовать соски.
Так они отдались единому порыву, и окружающий мир — будь то квартира Любы или весь Советский Союз — перестал для них существовать. Остались только чувства, яркие, сильные, нереальные. Остались только гладкость кожи, и нежность губ, и ласка рук, и нечто единое и божественное.
Им оказалось мало места на сложенной тахте-«книжке», и в порыве страсти они упали на ковер, и уже там все было кончено в несколько мгновений.
Когда тела отходили от потрясения, Люба притянула к себе халатик, чтобы накрыться. И когда молчать уже стало неприлично, она заговорила первой.
— Ну что, надолго ты теперь? — вполголоса спросила она.
— Да, надеюсь, что навсегда, — тихо сказал он. — Я хочу остаться с тобой навсегда.
— Правда? — Люба приподнялась, облокотилась на ковер, ее лицо стало ясным как самый солнечный день.
— Только еще не решил, в каком мире, — пробормотал Коля.
— Не поняла, что значит — в каком мире, Колюш? — ее чистые глаза выразили знак вопроса.
— Да это я так, — спохватился Герасименко. — Просто… мне надо кое-что обсудить с тобой. Только давай сначала выпьем шампанского.
Он привстал и начал одеваться.
— Я прикупил, — добавил Коля. — И еще торт «Прагу» удалось раздобыть.
— Ой, а в наш гастроном тут на днях «Киевский» завозили, — затараторила Люба, и тоже встала и принялась спешно натягивать халатик на красивое обнаженное тело. — Так представляешь, я стояла в очереди почти час, и как раз на мне торты закончились! Вот огорчение-то было.