Тайные сады Могадора

А еще неустанно думаю о тебе. Твой образ постоянно выныривает из глубин моих воспоминаний, ты приходишь ко мне из дальних уголков памяти, жаждущая удовлетворить жар вожделения. Помню тебя именно в то утро, когда я разбудил тебя. Ты лежала обнаженная подле меня, далеко, к краю ложа, откинув голову. Простыня покрывала твою наготу почти целиком.

Единственно, самые откровенно вожделенные уголки тела открывались нескромному моему взгляду. Я разглядывал их, любовался ими. Со стороны и сзади они, и ты вместе с ними, казались восхитительным, аппетитным плодом, утратившим свою целостность и единство, подобно сердцевине разрезанного пополам яблока. Помнится, напряженно размышлял я над этим сравнением. Сердцевина идеально и вкусно подчеркивалась совершенными округлостями твоего тела. Такой вид открывался с моего ракурса.

Думаю, ты была моим вкусным плодом, моим яблоком, моей плантацией спокойствия и умиротворения, моим самым интимным садом. Я хотел полностью, без остатка, оказаться внутри его, счастливый, подобно Мишо в его крохотных воображаемых кущах Могадора.

2. Крохотный каменный сад на семи ветрах

А еще есть очень маленький сад: в нем помещается всего-то лишь одна крохотная крыша домика, прилепившегося к городской стене Могадора, рядом с бастионом Скала, в том месте, где ветер бьется в камень с бешеной силой. Один человек — он служил королевским садовником, были ему известны все мыслимые и немыслимые способы выращивать всевозможные растения — задумал устроить в своем дворе сад. Но не просто сад, а сад камней.

Насобирал он очень красивых камней, по большей части достал их с речного дна. Камни эти выглядели для Могадора необычно. Размером и формой напоминали вытянутые руки. В каждом валуне просверлил отверстие, словно собирался нанизать их на нить и сделать ожерелье. Каждый украсил металлической спицей толщиной в палец малыша, длиной приблизительно сантиметров шестьдесят. Спицы ввинтил в самое чрево каждого камня. Затем поднял все на крышу, привязал тяжелый груз за спицы, словно устроил странный каменный сад, открытый семи ветрам.

Расстояние между камнями было строго определенным, таким, чтобы ветер мог свободно разгуливать меж камней, раскачивать их и сталкивать друг с другом, отчего рождалась странная мелодия — музыка сталкивающихся камней. Это было поле хрупких цветов, колеблемых ветром. И поскольку в чем в чем, а в ветрах в Могадоре недостатка не бывало от веку, днем и ночью без устали раскачивались цветы. Так и было, пели на разные голоса под ударами ветра, что раскачивал и сталкивал их меж собой, а от дневной влаги и от соли, рассеянной в воздухе, или под действием солнца замирали.

Странное чувство излучал этот сад: хрупкие цветы — и материал, из которого они были сотворены, считающийся грубым и тяжелым. Спокойствие, что будило желание неотрывно следить за дивной, удивительной мелодией.

— Я слушаю завороженно мой сад, — рассказывал мне садовник, за свою жизнь посадивший и вырастивший несметное количество всевозможных растений, больше, чем кто-либо в целом королевстве.

Спросил его, не слишком ли странный его сад.

— Даже сам король завидует мне и моему саду камней на семи ветрах. Это самое прекрасное произведение, какое только может быть на земле.

Подобно странному садовнику, хочу, чтобы и меня со всеми моими мечтами и желаниями подвесили на семи ветрах, и так создать в твоем теле нечто совсем неожиданное. Можешь ли вообразить, будто я посеял в тебе страсть и она принимается звучать в тебе, звенеть в тебе, едва я приближаюсь?

3. Сад Облаков

Далеко и еще дальше от жаркой страсти, вызываемой у садовников Могадора при виде фонтана. Далеко и еще дальше от чудесной способности фонтанов производить едва различимые звуки, подобно музыкальным инструментам. Далеко и еще дальше от броской красоты искусственных прудов, фонтанов, родников, обустроенных в садах, ручейков и оросительных каналов. Далеко и еще дальше от насущного и театрально драматизированного культа почитания воды в пустыне отстоит странная история садовника из Могадора, который задумал выращивать воду и собирать ее урожай. Самое любопытное, что задумал добывать воду он не из колодцев, а прямо из туч и облаков.

А вдохновил его на подобное чудачество странный и удивительный сад в чилийской пустыне Атакама. И тогда решил он построить высокую башню — до самых небес, до самых облаков. Люди стали опасаться, уж не повредился ли садовник умом, когда поручил сплести огромную, с треугольными ячейками сеть мастерам, что жили в порту. Те спросили его, на каком корабле выйдет он в море с этой сетью. Ответил, что ловить рыбу вовсе не собирается. Сеть нужна ему, чтобы ловить облака. Никто ему не поверил. Посчитали его дурачком, а он знай себе только ядовито усмехается. Хотя все, что сказал он, было чистейшей правдой.

Садовник владел куском земли где-то у океана, на границе с Сахарой, там, где ничего не росло и вырастить было ничего невозможно. Воды тоже не было, а морская и вовсе ни на что не годится. И вот однажды прочитал он в одном журнале удивительную и невероятную историю о чилийце. Тот устроил сад в деревне Чугунго, где все страдали от недостатка влаги. В одно несчастливое утро вся вода окончательно иссякла. Садовник не знал, что делать. Сад вот-вот погибнет, как, впрочем, и все живое в деревне.

Чилиец пишет, что поселок располагался на узенькой полоске суши, зажатый между океаном и отвесными скалами, вздымающимися сразу за домами до самых небес — так высоко, что терялись в облаках, налетавших со стороны моря.

И тогда сплел он громадную сеть с треугольными ячейками, вершинами вниз, и закрепил ее на самой высокой скале. Там влага из туч и облаков росой оседала на каждой ниточке сети. Туман собирался в капли, они скользили вниз к перевернутой вершине треугольника, собирая капли с треугольных вершин ярусом выше.

Итог. Таким образом удавалось собирать по шестьдесят тысяч литров ежедневно в деревне, обреченной на смерть от жажды и засухи. И что более всего впечатляло: странный садовник, придумавший механизм сбора воды рыболовной сетью, вынужден был поступать именно так, поскольку его собственный сад был бы обречен на гибель, если бы ему не удалось найти выход. Собственная насущная потребность и угроза всему населению могут служить достаточной мотивацией для сверхъестественной изобретательности, но в данном случае не послужили. Чилиец в интервью вспоминает, что, возможно, ему не удалось бы довести свою идею до совершенства, если бы его собственный сад не был в опасности. Садовники, как и все прочие коллекционеры, подчас способны на весьма необычные поступки. Часто они ставят даже выше своей жизни выживание растений.

Рассказывают, как этот безумец полз вверх по высоченной лестнице, нагруженный тяжелой рыболовной сетью. Все выше и выше, пока не добрался до первого облака, проплывавшего над ним. Так и прошел первый день.

А пока облачный садовник из Могадора строит высокую, насколько это возможно, башню, поскольку отвесных скал, теряющихся в небесах, здесь никогда не было. И чем выше поднимается он, тем яснее становится ему, что над его родной пустыней гуляет не так уж много туч и облаков. И все же стремится в небеса с тяжелой рыбацкой сетью за спиной. Возносится на небеса. Ищет воду для своего сада, подобно обезумевшему от страсти возлюбленному, жадно ловящему взгляды любимой.

Так и я с моим чувством к тебе строю башню до небес, сомневаюсь и наслаждаюсь всякий миг, каждое мгновение, приближаясь к твоей влаге, которая всегда с нежностью доводит меня до безумия.

4. Безвозвратный сад

Хотя архитектор Леон Р. Захар с уверенностью утверждает, что знаменитый и загадочный Голубой дворец, Аль-Азрак, затерялся где-то между Самаркандом и Бухарой, в Могадоре хранятся документы, отрицающие подобные мнения. Один из участников известной экспедиции испанского посланника Руя Гонсалеса де Клавихо в Самарканд и Бухару, состоявшейся в 1403–1406 годах, в письме указывает совершенно другое местонахождение комплекса, впрочем не менее спорное.