Месть

К краю башни была прикреплена лестница. Харден поднялся на пятьдесят футов — на половину высоты башни — и взглянул сверху на туманное облачное покрывало, спрятавшее его от вертолета. Оно постепенно редело, и Харден мог различить полуостров Мусандам, отделяющий Оманский залив от Персидского, и кое-какие из соседних островов. Все остальное он знал по картам.

В сорока милях через V-образный пролив, к востоку, западу и северу от него лежала территория Ирана. На юге находились Объединенные Арабские Эмираты. У основания острова Оманский залив сужался и поворачивал на запад, соединяясь с закрытым Персидским заливом. Персидский залив был логовом чудовища, а Ормузский пролив — единственным входом в него.

Самой природой здесь была создана идеальная ловушка. «Левиафан» не мог пройти нигде, кроме этого узкого прохода. У Хардена даже имелся путь к спасению. На юго-западе, за широким Оманским заливом, лежало Аравийское море и беспредельный Индийский океан.

Харден слез с башни, спустился по тропинке к основанию утеса и снова безуспешно попытался найти следы человеческого присутствия.

Убедившись в том, что на острове ему ничего не угрожает, он вернулся на яхту и отметил высадку на землю консервированным кексом и банкой сгущенного молока.

Пообедав, Харден оглядел близкий горизонт в бинокль, чтобы удостовериться, что поблизости нет кораблей. Затем он лег на койку и попытался уснуть. Яхта была совершенно неподвижна. Привыкнув к качке, Харден ворочался на койке и никак не мог заснуть, хотя очень устал. Через час он встал и снова оглядел море.

Как обычно, к вечеру дымка рассеивалась, но жара оставалась такой же невыносимой. В шести или семи милях к югу виднелись расплывчатые очертания Джазират-Мусандам, островка у полуострова Мусандам, расположенного на южном краю узкого входа в Ормузский пролив.

Харден глядел на непрерывную процессию нефтяных танкеров, и в его мозгу возникла живая картина: через два или три дня «Левиафан» тоже присоединится к этой процессии; в два раза шире, выше и длиннее остальных кораблей, он будет маячить в узком проливе, загромоздив его, как огромный слон, пробирающийся по деревне между хрупких хижин. Харден видел себя в центре пролива, нос чудовища будет находиться в перекрестье прицела, а сам он будет ждать, когда огромный корабль подойдет совсем близко.

Наступила темнота. Закрыв шторами иллюминаторы и прозрачные крышки люков, Харден зажег керосиновую лампу и вышел на палубу, чтобы убедиться, что ее свет не виден снаружи. Затем вернулся в душную каюту, поднял половицы, вытащил «Дракон» и тщательно осмотрел его, проверяя электрические цепи. Люди Майлса почистили оружие и заявили, что оно работоспособно. Индикатор показывал, что батарейка села, и Харден заменил ее свежим элементом.

— Я не политик, — сказал психиатр.

— Естественно.

На верхней губе врача выступили капли пота. Он помог Доннеру надеть пиджак, который израильтянин аккуратно сложил на койку в комнате с решетками на окнах, куда его поместили, и с беспокойством смотрел, как тот застегивает воротничок, вдевает в брюки ремень и завязывает галстук.

— Мне велело отвезти вас в аэропорт.

— Вы знакомы лично с доктором Аканке?

— Нет, сэр... Но нам приходилось несколько раз встречаться.

— Что касается меня, вопрос закрыт. Ни вы, ни она больше ничего об этом деле не услышите.

— А тот человек, который звонил мне? — спросил психиатр.

— Он будет молчать. Он — коллега ее отца, но не друг.

Харден в очередной раз выкачал воду из трюма и обнаружил, что, стоя у причала, «Лебедь» протекает так же сильно, как и находясь в пути. Затем он завел мотор, чтобы включить радио.

Было без десяти одиннадцать — восемь часов по Гринвичу. Огни танкеров двигались к югу, зеленые — на пустых кораблях и красные — на возвращающихся домой с грузом.

Ровно в одиннадцать Майлс послал позывные через ретрансляционную станцию в Кувейте. Очевидно, он вычислил, что Харден находится в Оманском заливе. А может быть, одновременно пытался послать сигнал и в Мозамбикский пролив.

— Гольф-Майк-Отель-Номер, — произнес Харден. — Гольф-Майк-Отель-Номер.

— Спасибо, ГМОН, — сказал оператор в Кувейте, — ГМОН, говорите, пожалуйста.

— Кило-Униформа-Рентген.

— Что?! — завопил Харден. «Немедленно остановитесь, вы идете навстречу опасности». Те же самые сигналы, которые он слышал от Майлса два месяца назад у Либерийского побережья.

Майлс повторял условный сигнал снова и снова, пока Харден не заговорил. Какое-то мгновение они оба находились в режиме передачи и не слышали друг друга. Харден оказался настойчивей:

— Почему?!

— Зулус вернулся в Кейптаун.

— Что?!

Он расслышал слова, но не мог поверить своим ушам.

— Повторяю, — сказал Майлс. — Зулус вернулся в Кейптаун. Повторяю. Зулус вернулся в Кейптаун.

— Когда?

Это невероятно. Такого не может быть.

— Неделю назад. Я пытался сообщить вам, что вы не принимали моих сигналов.

— Что с ним случилось?

— Нос снова стал разваливаться, — ответил Майлс. — У Дурбана.

— А почему он не зашел в Дурбан?

— Не знаю.

Чушь какая-то! Почему в Кейптаун, когда в Дурбане есть более сухие доки?

— Насколько сильно он поврежден? — спросил Харден.

— Говорят, выйдет в море через много месяцев, — сказал Майлс. — Где вы находитесь?

Мозг Хардена работал в бешеном темпе. Через много месяцев? Где ему спрятаться на много месяцев? Где он сможет починить яхту? Где он сможет запастись продовольствием и водой? Его пугала перспектива провести столько времени в одиночестве на яхте. Он подумал о Кэролайн.

— Где вы находитесь? — настойчиво повторял Майлс.

Может быть, израильтянин сможет ему помочь?

— Мне нужно место, чтобы высадиться и произвести ремонт. Я крайне устал, и яхта сильно протекает.

— В данный момент вы в безопасности?

— В данный момент — да.

— Где именно вы находитесь?

— На острове. Куда вы посоветуете мне направиться? — спросил Харден.

После короткой паузы Майлс ответил:

— Возможно, я смог бы помочь вам в Индии.