Месть

Нигерийские полисмены надели на Доннера наручники и посадили его на пол в задней части «лендровера». Один полицейский сел рядом с ним, а другой повел машину через центр города, направляясь к окраине Лагоса. Европейский город с небоскребами из стали и стекла, между которыми попадались старые колониальные постройки, кончился, и они оказались на суперавтостраде американского типа, пересекающей промышленные районы.

Доннер обзывал себя идиотом. Эта дрянь надула его! Он быстро проанализировал свои ошибки и решил, что, видимо, его слова прозвучали чересчур обеспокоенно. Нет, просто он забыл, что она очень много времени провела на яхте с Харденом. Все эти сказочки про разговоры по радио, должно быть, показались ей подозрительными.

Что делать? Даже сумасшедший не станет просить полицейских отвезти его к своему другу, генералу Аканке. Даже безумец не станет ничего просить у своих тюремщиков.

Шоссе внезапно закончилось недостроенной развязкой, и «лендровер», резко снизив скорость, стал пробираться по трущобам — между ящиков с жестяными крышами, называвшихся домами, каких-то притонов и базаров под открытым небом. Грязные улицы были засыпаны мусором, тут и там размыты водой, вытекающей из дырявых водопроводов. Местные жители, одетые в лохмотья, сидели по обочинам дороги или спали на земле в переулках. В грязных лужах играли дети, а на больших перекрестках топтались солдаты, с глазами, покрасневшими от пьянства.

Полицейские ехали так быстро, как позволяли разбитые дороги. Наконец они выбрались на очередную автостраду и вскоре подкатили ко входу в современный госпиталь. Они отобрали у Доннера деньги, но оставили ему бумажник. Затем завели его в здание, усадили арестанта на стул и удалились.

Через несколько часов он оказался в кабинете у психиатра — молодого нигерийца, говорившего на оксфордском английском. На стене кабинета рядом с картой Лондона висел его университетский диплом. Он прочел сопроводительные бумаги на Доннера, в которых было написано, что тот выражал угрозы в адрес политических деятелей, и спросил Доннера, осознает ли он серьезность этих обвинений. Доннер, с которого так и не сняли наручники, ответил, что осознает. Затем он спросил, нельзя ли ему позвонить родным в Лондон.

Нигериец закончил просматривать бумаги.

— Не волнуйтесь, доктор Аканке попросила Британское посольство поставить вашу семью в известность.

— Какая трогательная забота с ее стороны! — съязвил Доннер. — Тем не менее я бы предпочел позвонить сам.

— В этом нет необходимости, — сказал психиатр, закрывая папку. — Мистер Доннер, расскажите мне о себе.

Несколько минут они беседовали. Во время разговора Доннер упомянул о двух выдающихся психиатрах из Сент-Барта. Молодой африканец, читавший их книги, был поражен.

— Должно быть, вы очень богатый человек, если могли себе позволить лечиться у них.

— Они просто мои друзья, — ответил Доннер. — А теперь, сэр, не можем ли мы на мгновение предположить — чисто гипотетически, — что я не психопат. Можем ли мы это сделать?

Доктор кивнул.

— Но только гипотетически.

— Благодарю вас. Теперь давайте предположим, что доктор Аканке занялась вещами, в которых она не разбирается. Можем ли мы это предположить?

— Предположим, можем.

— Спасибо. И наконец, давайте предположим, что вы разберетесь в происходящем, когда незаинтересованное третье лицо все вам объяснит. Мы можем это предположить?

Психиатр покачал головой:

— У нас нет незаинтересованного третьего лица.

— Один телефонный звонок!

— Гипотетический? — спросил психиатр, улыбнувшись.

Доннер улыбнулся в ответ:

— Нет, реальный, если вы хотите выслушать это третье лицо.

Психиатр положил локти на стол и сложил большие и указательные пальцы рук треугольником. Глядя на этот треугольник, он спросил:

— Я должен предполагать, что вы умный человек?

— Не особенно, — ответил Доннер, — но все-таки чуть-чуть умнее, чем человек, способный высказывать публичные угрозы в адрес вождей страны, в которой он находится. И один лишь телефонный звонок разрешит все ваши сомнения!

— Ну хорошо, — сдался врач, набрал номер и поднес трубку к уху Доннера.

Когда на другом конце линии сказали «Алло!», Доннер назвал госпиталь и имя врача. Затем он сказал психиатру:

— Вот и все. Теперь можете отправить меня хоть в камеру. Но если вы собираетесь уходить, я бы очень настоятельно рекомендовал вам, чтобы вы сообщили, где вас можно найти.

Когда Харден делал первые неуверенные шаги по узкому пляжу, ему показалось, что земля качается под ногами. Ракушки и мягкий песок на краю воды быстро сменились голой каменистой полосой, за которой поднимались скалы. Крутая тропинка поднималась по желтому утесу к башне маяка, построенной на краю обрыва. Здесь было жарко, гораздо жарче, чем на воде, как будто скалы запасли солнечное тепло и теперь отдавали его обратно.

Харден удостоверился, что больше здесь никого нет, и обшарил основание утеса в поисках ручья, чтобы пополнить запасы воды. Не найдя ничего, кроме пыли, редких почерневших кустарников и насекомых, он стал подниматься по тропинке.

Медленный и трудный подъем осложнялся тем, что вестибулярный аппарат Хардена отвык от передвижения по суше, и даже поржавевшие железные перила, укрепленные в скале там, где подъем становился особенно крутым или опасным, мало помогали. Поскольку крепления перил были старыми и по тропинке явно давно не ходили, Харден предположил, что для ремонта и обслуживания маяка используются вертолеты, а не корабли.

Он добрался до вершины, где горячий ветер крутил пыльные вихри вокруг каменного основания стальной башни. Как и ожидалось, здесь была посадочная площадка для вертолета — четкий белый круг среди камней, — а также другие признаки цивилизации: помещение генератора со стальными ставнями и массивными замками, груда канистр с машинным маслом, свидетельствующая о регулярных визитах хозяев маяка. На вершине башни, укрепленной стальными канатами, располагался сам маяк — его зеркальные отражатели сверкали в тусклом солнце — и еще выше — антенна радиомаяка.