Страница 51 из 53
Голос Николая Ивановича Рузаева лишился эмоций, речь избегала интонационных подъемов и спусков, сухо и шершаво падали слова, заваливая комнату, домик. Николай Иванович сказал, что в позапрошлом месяце его ознакомили с проектом совершенствования заработной платы рабочих, к проекту приложили белые ручки свои и Госплан, и министерство финансов, и другие ведомства, цель манипуляций очевидна: сэкономить, до зарезу нужны пять миллиардов рублей. Они и найдены очередным совершенствованием. В точном приборостроении, в отраслях машиностроения да и во всей индустрии есть прослойка рабочих сверхвысокой квалификации, кое-где это восьмые разряды, кое-где — седьмые. Проектом аннулируются эти разряды, вся прослойка сваливается в общую кучу, на разряд ниже, что произойдет далее — пояснений не требует; пройдут годы, и окажется, что уровень профессионального мастерства рабочего класса понизился. Это прекрасно понимают авторы проекта, но им негде добыть эти пять миллиардов рублей. Как топором, одним росчерком пера уничтожены будут около сотни тысяч специалистов. Сила, которую можно назвать неодолимой, движет авторами, хорошо знающими, что экономия в пять миллиардов обойдется растратами в десятки раз большими. Разрушение ради созидания без созидания. Более бескровной, бесшумной и эффективной операции по уничтожению людей трудно себе представить. Что там Колыма, подвалы Лубянки, Соловки да разные ГУЛАГи! Куда-то везти людей, где-то морить голодом, расстреливать, закапывать, прятать концы в воду — да старо это уже, дешевка это, больших расходов требует. Ныне же, как видишь, все просто и без карательного аппарата. Новому времени новые песни, и слова этих песен... Короче говоря, не пора ли понять, что Травкину и Травкиным не место ни в науке, ни в производстве. Они лишние, конкретному Травкину Вадиму Алексеевичу фантастически повезло, всего лишь. «Долине» предназначалась естественная смерть, ее тянули для того лишь, чтоб признать неудавшейся, сурово покарать главного конструктора, оставив в сохранности головы проверенных и доверенных, и с учетом опыта приступить к разработке новой «Долины». Клиническая смерть «Долины» констатировалась не раз, и не однажды реаниматоры, в число которых входил и он сам, Николай Иванович Рузаев, оживляли ее. Травкину повезло фантастически. И больше такого везения не предвидится. Где найдет он таких помощников, как Воронцов и Родин? Где отыщет он мозги шестнадцати разработчиков, которым уготована участь лишних? Где будут монтажники восьмого разряда? Их не будет более. Кто позволит Травкину решать самостоятельно кадровые, социальные и технические проблемы без разрешения вышестоящих органов? Никто. 35-я площадка не повторится ни в каком варианте! Понимает ли это Вадим Алексеевич?.. (Травкин вымолвил: «Да», — и печально улыбнулся.) Пора бы уж давно понять. Общество, в котором мы живем, не только консолидировано, но и консервировано, любая конфликтная ситуация для него губительна, и таких ситуаций не должно быть. Помнится, в самом начале 50-х годов, продолжал бесстрастно Николай Иванович, им, молодым и глупым теоретиком, открыто было несохранение четности в явлениях микромира, статья о сем уже готовилась к публикации, но более могущественные теоретики в известном Травкину учреждении спохватились и обвинили автора статьи в идеализме и даже фидеизме. Четыре года спустя Ли и Янг оповестили весь мир о том, что давно лежало в столе Николая Ивановича, брешь была пробита, и тот, кого копирует Сурайкин, немедленно бросился в прорыв. Примерно в то же время уже повзрослевший и ушедший в радиотехнику Рузаев встретил могущественного оппонента своего, упрекнул его, ведь урон потерпела отечественная наука. И что же, по-вашему, ответил оппонент? Сам виноват — вот к чему сводился его ответ. Надо было более активно отстаивать свою позицию, лбом прошибать стену. Поразительная логика! Но она единственное, что могут себе позволить кураторы науки, техники и культуры. Потому что осколки черепа, разбитого о стену, — прекрасный строительный материал для стены. Иной логики уже быть не может, она — не плод извращенного ума, а естественное следствие, некоторый этап в эволюции сущего, никакими рациональными доводами эту логику не опрокинешь, лбы бессильны. Но жить — надо, стране нужен и меч, и щит, и Травкину надо остаться Травкиным. Травкину надо слиться со стеной, тогда и не потребуется лба в роли стенобитного орудия. Травкину надо быть таким, как все, — с в о и м. Не пугалом, а приманкою. Не красным глазком светофора, а зеленым. Перерядиться и перекраситься. Перестать быть букой и бякой. И не надеяться более на благословляющую длань Михаила Андреевича. Все преходяще — это раз. А во-вторых, никакая воля никакого самодержца не в силах пробить стену, она самовосстанавливающаяся. О знаменитом танке «Т-34» ходят легенды, некоторые совсем очумевшие немецкие генералы уверяют, что мы, русские, победой своей обязаны исключительно этому танку. А известно ли широкой массе и Травкину, что чудо военной техники создавалось на собственный страх и риск конструктора, что подавляющее число военных специалистов было против танка, что только заступничество Сталина дало возможность завершить работу. И — что ж вы думаете? — личное желание главы государства и партии разрушило стену или сделало в ней брешь? Да ничуть. Танк решено было — с немого согласия и одобрения стены — на смотр не пускать, и все было сделано, чтоб не пустить, и только упрямство конструктора, отправившего танки в Москву своим ходом (железнодорожные платформы для танков так и не были поданы), выломило в стене дыру, через которую и принялся на вооружение «Т-34»... Видите: Сталин оказался бессильным, — а вы надеетесь на нынешних. Кстати, пятисоткилометровое путешествие в танке сгубило главного конструктора грозной боевой машины, он вскоре скончался, надо бы и Травкину помнить об этом: «Долина» ведь тоже пробила брешь... Выход, как видишь, один: взлететь на стену и с удобствами расположиться на ней. Все необходимое уже сделано. Милейшие ребята — Липскин и Шарапов — из необозримого наследства Травкина (а «Долина» на долгие годы будет определять развитие средств ПВО) выбрали кое-какие крохи и быстренько сделали диссертацию, которую в ближайшее время надлежит защитить Вадиму Алексеевичу. Разные там кандидатские минимумы и прочая канцелярщина уже оформлены, приличия ради Травкину надо полистать этот труд, никакой сложности ни для восприятия, ни для изложения, ни, следовательно, для одобрения труд этот не представляет, автору, соискателю кандидатской, надо знать всего восемьдесят слов, располагаемых соответственно, в труде — сто одиннадцать слов, что несколько меньше нормы, нужной для признания диссертации докторской, но именно таковой она будет признана, головой ручаюсь. Докторство сразу упростит ситуацию и сделает ненужными те операции, которые проводятся сейчас Травкиным, определит сразу и судьбу его питомцев. Перспективы отнюдь не удручающие, мягко выражаясь. Или Вадим Алексеевич твердо намерен наращивать толщу лба и пробивать им окна в тверди стены? (Травкин помалкивал.) Необходимо и переустройство личной жизни, пора подумать о женитьбе. Желателен, конечно, брак с династическим подтекстом, но, право же, более низкопробного товара, чем эти отпрыски царствующих фамилий, не сыщешь, и не к сему склоняется Вадим Алексеевич, вмешательство в его личную жизнь не входит ни в чьи планы, однако же некоторыми советами не грех и не пренебречь...
Травкин слушал и вспоминал, какому интеллектуальному блуду подвержен Николай Иванович Рузаев, чем занят его мозг на рыбалке, в метро, в ночные кабинетные часы, какое хобби характеризует и направляет умственные позывы собеседника. «Путеводитель» он вернул Родину. Но, кажется, Николай Иванович собирал фолианты, посвященные культурно-просветительской деятельности киевских князей.
— Технология производства хмельных напитков в Киевской Руси? — предположил он и, поскольку Николай Иванович выразил непонимание, уточнил: — Где-то у меня хранится подарок тебе, презент, так сказать, какая-то редкостная монография по интересующему тебя вопросу.