Гарпия. Одержимая местью

Я понимала, что привлекло меня в этом посёлке — дикий лес, река, бескрайние поля и степи. Как фотограф-любитель я ценила возможность изо дня в день видеть красочные пейзажи, жать на спуск и радоваться запечатленным красотами. Всё это было выше меня. Смайлики похвальные комментарии подталкивали меня к экспериментам, к новым подходам в выборе ракурса, фокуса. В какой-то степени, два месяца жизни в глуши стали для меня трамплином для прыжка в новую жизнь — в жизнь, в которой я стану профессиональным фотографом, счастливой семейной женщиной и матерью двух очаровательных девочек. Если бы я не рискнула сорваться с места тогда, когда моя жизнь катилась под откос, когда злые языки приписали мне в любовники шестидесятилетнего физика, если бы не все скандалы, если бы не равнодушие моего бывшего мужа и его павлинья мания «блистать талантами» — я бы не знала, что такое счастье.

Qui sème le vent récolte la tempête.

Кто сеет ветер, пожнет бурю.

Оценить счастье, беречь любовь и наслаждаться каждой минутой жизни меня научила «гарпия» и её безумства.

Как я и обещала Лилии, батюшка освятил её дом: как положено по особому чину нанёс на стены изображение креста, помазал освященным елеем и всё жилище окропил святой водой. Вроде бы призрака бояться уже не стоило, но видимо Софию таки оклеветали, коль ее душа не могла успокоиться.

Вечером, когда пожар зари золотил черепицу на крыше поместья Намистиных, Лилия переворачивала первую партию куриных крылышек, зажаренных до хрустящей корочки с одной стороны, я нарезала огурцы и редиску для окрошки — мы ждали Хосе Игнасио и Джеймса, чтобы отпраздновать в нашей дружной тесной компании подачу заявлений в ЗАГС. Джеймс и Лилия не стали дожидаться осени, и перенесли знаменательное событие на июль. Я не могла нарадоваться, наблюдая, как преобразилась Лилия! Сколько счастья искрилось озонными огоньками в её красивых голубых глазках!

Джеймс и Хосе Игнасио задерживались. По нашим подсчетам они давно должны были бы вернуться и принести бутылку «любимого коньяка Намистиных», но вот уже и окрошка заправлена майонезом, и крылышки золотистой горкой окружили свежие листья укропа и петрушки, и посуда вся на столе в виноградной беседке, а их всё нет.

В тот вечер ко мне снова вернулись подозрения. Интуитивно я чувствовала, что «гарпия» ухватила свою очередную жертву изогнутыми острыми когтями, разрезающими плоть. У меня было видение — как фрагмент из фильма о жизни грифов, картинка с лапами хищной птицы, удерживающими беспомощного зверька. Доля секунды, и меня охватили тревожные чувства:

— Где же они? Почему так долго? — недоумевала я.

Лилия, пребывая под впечатлением от зала бракосочетания и от невест в пышных белых платьях, казалось, не беспокоилась, да и после молитвословий батюшки, призывающих благословение Божье, увереннее стала смотреть на будущее. Она будто бы и не боялась, что дух Софии снова придёт с незваным визитом, что попытается разлучить её с Джеймсом, что уведёт Джеймса как маленького ребёнка, взяв за руку, за собой на небеса. Я и сама об этом не подумала бы, если бы не плохие предчувствия. Но, нисколько не сомневаясь, что духи существуют и что месть толкает на убийства не только людей, я забеспокоилась, как бы не произошло несчастье с Джеймсом. Он настолько чувственно и эмоционально говорил со мной утром, что вечером я вдруг испугалась, что его мечтам не суждено сбыться.

— Я выгляну за калитку, — на ходу я сообщила Лилии о своих намерениях. Мне безумно хотелось увидеть Хосе Игнасио с Джеймсом, возвращающимися наконец-то с коньяком или без него — главное, чтобы мои опасения оказались плодом воображения и ничего плохого не случилось.

Вместо Хосе Игнасио и Джеймса я увидела Миа, прогулочным шагом направляющуюся в сторону леса. Она вертела в руках ромашку и бросала на ветер оторванные лепестки, беззвучно шепча «любит, не любит». Ее толстые черные косы лежали на груди; кончики волос завитушками касались пояса — широкой малиновой полоски, отделяющей открытый лиф от плиссированной голубой юбки, скрывающей ноги. Миа как зачарованная шла себе не спеша, ни на кого и ни на что не обращая внимания. Маленькие карие глазки смотрели то ли на лепестки ромашек, то ли сквозь них. Я окликнула её и подбежала с вопросом, не видела ли она Хосе Игнасио и Джеймса.

Миа подняла на меня глаза медленно, будто неделю ничего не ела и обессилела до такой степени, что и глаза поднять тяжело.

— Видела, — ответила она также вяло. — Они Фаине помогали сено на чердак поднимать. Её отец накосил травы, полон двор. У себя не сушит и не хранит — места там мало: и коровы, и куры, и две свиньи в сарае. Так он уже который год занимает у Фаины чердак… и двор… Я была у неё сегодня — мазь её отцу носила: опять спину сорвал.

— Ага! У Фаины, значит, — вздохнула я облегченно, но радоваться было еще рано.

Я поблагодарила Миа, и она пошла себе дальше, тихая такая, подавленная, словно огорченная. Неразделенная любовь, — подумала я, а сама крикнула Лилии, что прогуляюсь к Фаине посмотреть, чем там наши мужчины занимаются.

Калитка у Фаины оказалась распахнутой; пёс, увидев меня, залаял, бросаясь лапами на сетку вольера, не позволяющую ему свободно передвигаться по двору. Кроме пса я не увидела ни одной живой души; зрительно пробежалась по крыше в поисках чердака, и поломанная лестница приковала к себе моё внимание. Лестница вела к зеленым деревянным дверцам, из которых торчал тюк сена, перекошенный, явно наспех оставленный. Что же случилось? Неужели Джеймс упал и сломал себе шею? Идти дальше калитки я побоялась — не внушал мне доверия рвущийся на меня пёс, а породистых больших собак я бояться не перестала: Арабель была исключением.

— Фаина! — позвала я, вглядываясь в окна. Может быть, Хосе Игнасио и Джеймс у неё в доме.

Никто не вышел, и только пёс скалил клыки, стоя на задних лапах. Я растерянно вышла на дорогу и посмотрела по сторонам — никого. Все как сквозь землю провалились. Не зная, где искать Хосе Игнасио и Джеймса, я подумала вернуться к Лилии, но неожиданно меня окликнул взволнованный голос Фаины:

— Даша, беда!

Фаина вышла из ворот Элфи с полотенцем на плече, словно собиралась в душ. Его дом располагался напротив и наискосок от дома Фаины, как дом Окуневых по отношению к поместью Намистиных. Я побежала к ней. Сердце заколотилось быстрее. Только бы ничего не случилось! Только бы смертельная опасность не угрожала ни Хосе Игнасио, ни Джеймсу!

— Он мёртв! — плакала Фаина, содрогаясь всем телом.

— Кто он? — спросила я, не помня себя от волнения. Неужели «гарпией» всё-таки была не София? Неужели «гарпия» продолжает свою кровавую игру? Или их всё-таки было две? Кто ляжет в пятый гроб за время моего пребывания в посёлке? Больше всего я боялась потерять Хосе Игнасио, потом — Джеймса; Лилии вроде бы ничего не угрожало, когда я оставила её одну. Все мысли во мне перевернулись и распухли как желатин в холодной воде.

— Джеймс… — плакала Фаина, указывая на дом Элфи. — Джеймс и Хосе Игнасио… У меня поломалась лестница, и они пошли к Элфи попросить лестницу. Я говорила, что не нужно — завтра отец бы починил мою лестницу, или я сама… Это сено…

— Кто умер, ты лучше скажи, — не выдержала я и сорвалась на неё, — мне не интересно, что там у тебя с сеном. Где Хосе Игнасио и Джеймс?

— Там, — Фаина махнула рукой и громко высморкалась в полотенце. — Элфи убило током.

— Элфи убило током, — отчаянно повторял Джеймс, когда мы с кислыми минами сидели в виноградной беседке под тусклой оранжевой лампой, облепленной мошками. — Это мы его отвлекли. Если бы не лестница, если бы Фаине не взбрело в голову убрать сено, если бы не пошли к нему…

На первый взгляд типичный несчастный случай, вот только экспертиза установила, что Элфи умер на сорок минут раньше, чем Хосе Игнасио и Джеймс пришли к нему за лестницей, и в его кармане была найдена карта Таро, символизирующая слезы и смерть любимого человека.